www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЭТОЙ ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ.
Торопясь поскорее въехать в собственный дом, Гоген нанял двух лучших плотников Атуоны — Тиоку и Кекелу, дав им в помощь столько людей, сколько они пожелали. Он не скупился на красное вино, и за месяц они управились со строительством. Подвиг немалый, если учесть, что речь шла о двухэтажном доме длиной в двенадцать и шириной около шести метров, к тому же необычной конструкции222. Правда, на Таити были двухэтажные постройки — с железной крышей, дощатыми стенами и резными балюстрадами. В отличие от них, уникальный дом Гогена представлял собой продолговатое строение с крышей из пальмовых листьев и легкими стенами из бамбуковой плетенки, опирающееся обоими концами на два деревянных куба. В этих кубах размещались мастерская для резьбы по дереву и кухня; двери запирались на засов и замок, чтобы уберечь от воров инструмент, утварь и прочие соблазнительные предметы. Пространство между кухней и мастерской Гоген оставил неогороженным, получилась отличная прохладная столовая. Единственный доживший до наших дней приятель Гогена, коммивояжер Луи Греле (ему было двадцать два года, когда он впервые зашел в Атуоне к художнику, чтобы предложить свой товар, главным образом коньяк и ликеры), не только помог мне сделать приводимый рисунок, но и превосходно описал помещения второго этажа: «Сюда, на высоту двух с половиной метров, поднимались по наружной лестнице, установленной у торца. Сперва вы попадали в переднюю, где из мебели была только шаткая деревянная кровать Гогена, которую он украсил, вырезав фигуры и листья… Тонкая перегородка отделяла переднюю от мастерской, очень просторной, но из-за полного беспорядка напоминающей захламленный чулан. Посреди комнаты стояла маленькая фисгармония, мольберты он поставил у широкого окна в дальнем конце. У Гогена было два шкафа с ящиками, но в них не поместилось все его имущество. И он развесил на стенах полки из обыкновенных досок. Все драгоценное он, по примеру туземцев, хранил в тяжелых сундуках с замками. На стенах висели репродукции картин и сорок пять порнографических фотографий, купленных им в Порт-Саиде на пути из Франции в Южные моря. Кроме фисгармонии, у него была мандолина и гитара, но играл он скверно. Больше всего Гоген любил «Колыбельную» Шумана и «Грезы» Генделя»223.
Прямо под торцовым окном мастерской Гоген велел вырыть колодец, где мог черпать чудесную родниковую воду. Вскоре он придумал способ утолять жажду не отходя от мольберта: в колодце постоянно охлаждался кувшин с водой, который можно было поднять на второй этаж удочкой224.
Гораздо меньший восторг вызвала у друзей и соседей другая его выдумка — резьба, которой он украсил торец с дверью. Тщательно и любовно Гоген сделал пять деревянных панно длиной от полутора до двух с половиной метров, шириной около сорока сантиметров. Вровень с порогом, горизонтально, он слева от двери поместил панно с надписью «Будь загадочным», справа — с надписью «Будь любящим и будешь счастлив». Три остальных панно обрамляли дверь, причем на верхнем он большими буквами вырезал MAISON DUJOUIR— ДОМ НАСЛАЖДЕНИЙ. Если учесть, какое наслаждение подразумевает француз, употребляя слово jouir, более верным переводом будет «ВЕСЕЛЫЙ ДОМ».
Название меткое, ибо вскоре, привлеченные радушием Гогена, который не скупился на ром и красное вино, сюда повалили туземцы. Они глазели на порнографические фотографии, пели и играли до полуночи. А кто-нибудь из женщин оставался на всю ночь. Немало маркизянок прошло в эти дни через его мастерскую, но он не спешил выбрать себе постоянную подругу, уж очень все они были пожилые и поблекшие. Ограниченный выбор объяснялся не тем, что здешние родители следили за своими юными дочерьми строже, чем таитяне, — скорее, напротив, — а тем, что католические миссионеры почему-то объявили девочек до пятнадцати лет детьми и разными способами убедили родителей отдать их в интернат в Атуоне.
С каждым днем Гоген все более жадно поглядывал на юных красавиц, которые стайками порхали мимо его дома, охраняемые монахинями в черных сутанах. А вскоре он выяcнил, что хотя католический интернат приравнивался к государственным школам, миссионеры кривили душой, утверждая, будто все родители обязаны посылать в него своих детей. Французский закон, который применялся и на далеких Маркизских островах, распространял обязательное обучение только на детей, живущих в радиусе четырех километров от школы! И Гоген быстро убедил одну чету, жившую в долине Хекеани, в десяти километрах к востоку от Атуоны, забрать из интерната свою четырнадцатилетнюю дочь Ваеохо, чтобы она могла прийти к нему и разделить его отрадное существование в «ВЕСЕЛОМ ДОМЕ». Родители и невеста получили роскошный свадебный подарок: шесть метров бумажной ткани, семь метров ситца, восемь метров муслина, десять метров коленкора, три дюжины лент, дюжину кусков тесьмы, четыре катушки ниток и швейную машину, за которую жених уплатил Варни двести франков. Варни очень тщательно вел учет и из его бухгалтерской книги, сохранившейся до наших дней, видно, что новая любовная сделка Гогена была заключена 18 ноября 1901 года. Судя по всему, Ваеохо обрадовалась неожиданному повороту, который приняло ее европейское образование, так как она охотно осталась жить у Гогена. В число домочадцев входили также двое веселых и ленивых слуг — повар Кахуи и садовник Матахава, которые получали по десяти франков в месяц и большего не заслуживали.
Не впервые Гоген начинал новый этап своей южноморской жизни лихими и дорогостоящими попойками. Но на сей раз благодаря ежемесячным авансам от Воллара это не грозило ему тяжелыми денежными осложнениями. И когда он, найдя Ваеохо, прекратил гульбу и всерьез занялся живописью, на душе у него было спокойно и работалось хорошо, как никогда в жизни. Пора — ведь ему шел уже пятьдесят четвертый год, и он потратил много сил и нервов, чтобы добиться этого.
Верно, маркизская культура погибла и сами туземцы вымирали. Но среди выживших еще попадались мужчины и женщины, оправдывающие давнюю славу маркизцев, как самых красивых среди народов Южных морей. (От таитян их прежде всего отличал высокий рост, стройное сложение, длинная голова.) Многие по старинке украшали себя с ног до головы изумительной татуировкой с замысловатейшими геометрическими узорами. Если как следует расспросить и поискать, можно было найти туземца, готового расстаться с той или иной фамильной драгоценностью — великолепной резной деревянной миской, изящной серьгой из китовой кости. Наконец, природа здесь была куда более девственной, чем на Таити. Словом, Гоген был доволен переменой обстановки. Как обычно, он предпочитал работать дома. Туземцы охотно приходили в «Веселый дом» и позировали, получая за это кусок ткани, флакон духов или несколько банок консервов из лавки Варни. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ
___________________
222. Не сохранилось никаких фотографий этого дома, а рисунок, иллюстрирующий статью Леброннека в «Газетт де Боз-Ар», 196, к сожалению, неверен. Автор тут ни при чем, так как рисунок не его. Хорошее описание дома есть у О’Брайена, 1919, 149, приводящего беседу с соседом и другом Гогена, «старым поселенцем» Бофре (слегка переиначенная фамилия Фребо). Проверить точность размеров, сообщенных Леброннеком и Луи Греле, легко по хранящимся в Лувре панно с одного из торцов дома. Их общая длина около 6 м.
223. Письмо Луи Греле от 1 марта 1960 г. Две описи, сделанные после смерти Гогена и опубликованные Жакье (1957, 25— 43), представляют собой самый подробный и точный перечень имущества Гогена в ту пору.
224. Многие авторы утверждали, что Гоген охлаждал в колодце не воду, а бутылку с абсентом. Чисто логически это очень сомнительно, потому что именно разбавление холодной водой придает особый аромат абсенту. К тому же опрошенные мною два человека, которые лично посещали «Веселый дом» — Тимо и Луи Греле, — настаивают, что бутылка с абсентом всегда стояла на столе в столовой.
