НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЭТОЙ ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ.

Лишенный возможности работать, лишенный друзей и собеседников, Гоген стал записывать мысли, которые его занимали. Постепенно эти записки выросли в пространное эссе о смысле и назначении жизни, названное им «Католическая церковь и современность». Сам Гоген твердо считал, что это эссе — его лучшее и самое значительное сочинение¹⁷⁵. Но дело обстояло как раз наоборот. Терпеливого читателя до сих пор не опубликованной рукописи прежде всего поражают неоригинальные идеи, путаные рассуждения, скудная документация и невразумительный псевдонаучный жаргон. Изо всего этого сочинения ясно одно: что автор был очень тяжело болен и его сильно занимали метафизические вопросы.

Вначале Гоген еще более или менее внятно излагает свой замысел: «Мы несомненно подошли к той ступени развития науки, которая предсказана в Библии: «Нет ничего тайного, что не стало бы явным, и нет ничего скрытого, что не стало бы известным и всем доступным» (Лука). Перед лицом проблемы, воплощенной в вопросах: «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем?», мы должны спросить сами себя, в чем наше мыслимое, естественное и рациональное предназначение… Чтобы не упустить ничего, сопряженного с этой проблемой природы и человека, мы должны внимательно (хотя и в самых общих чертах) рассмотреть доктрину Христа в ее натуральном и рациональном смысле, каковой, если освободить его от затемняющих и искажающих покровов, предстанет в своей истинной простоте, но полный блеска, и ярко осветит проблемы нашего естества и нашего предназначения». (more…)

НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЭТОЙ ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ.

За четырнадцать лет, что Гоген настойчиво пытался прокормиться живописью, он лишь дважды переживал пору относительного счастья, и всякий раз оно обрывалось неожиданно. Так и теперь. Перелом наступил в апреле 1897 года и был вызван двумя внезапными кончинами. О первой из них он узнал из короткого письма, в котором Метте деловито сообщала, что их девятнадцатилетняя дочь Алина 19 января скоропостижно скончалась от воспаления легких, после того как простудилась на балу. «Я до того привык к постоянным несчастьям, что первое время ничего не чувствовал, — записал Гоген. — Но постепенно мой мозг ожил, и с каждым днем боль проникала все глубже, так что сейчас я совершенно убит. Честное слово, можно подумать, что где-то в заоблачных сферах у меня есть враг, который решил не давать мне ни минуты покоя». К сожалению, в самом деле было похоже на это: в том же месяце Гоген узнал, что француз, у которого он снял участок, умер, причем оставил столько долгов, что наследникам оставалось только продать все его движимое и недвижимое имущество. А так как у Гогена не было письменного договора и новому владельцу участок требовался для собственных нужд, пришлось немедленно уезжать. (more…)

НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЭТОЙ ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ.

К великой радости Гогена, 27 декабря 1896 года почтовая шхуна доставила ему перевод на тысячу двести франков и письмо, в котором Шоде обещал вскоре прислать еще большую сумму. В письме Сегэну от 15 января 1897 года, которое до сих пор не было известно, он удовлетворенно сообщал: «Я пришлю тебе фотографию моей мастерской, как только сделаю снимок, и ты увидишь крашеные деревянные панно, статуи среди цветов и прочее. Просто сидеть на пороге дома с сигаретой в одной руке и рюмкой абсента в другой — великое наслаждение, которое я испытываю ежедневно. К тому же у меня есть пятнадцатилетняя жена, она стряпает мне мою немудреную пищу и ложится на спину, когда я захочу, за скромное вознаграждение — одно десятифранковое платье в месяц… Ты не представляешь себе, как много можно получить здесь за сто двадцать пять франков в месяц. Захочется — могу совершить верховую прогулку или прокатиться на коляске. Коляска и лошадь мои собственные, как и дом и все остальное. Если бы я мог в год продавать картин на тысячу восемьсот франков, я бы до самой смерти остался здесь. Такая жизнь меня устраивает, другой я не хочу»¹⁷⁰. (more…)

НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЭТОЙ ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ.

Словом, как и в 1892 году, Гоген должен был искать какой-то источник дохода на Таити. А здесь возможностей не прибавилось; разве что бросить живопись и поступить на службу в лавку или какое-нибудь правительственное учреждение в городе. Но этого ему меньше всего хотелось, и Гоген, несмотря на все прежние неудачи, решил попробовать уговорить состоятельного адвоката Гупиля, чтобы тот заказал ему портрет. Как раз в том году Гупиль достиг зенита своей блестящей карьеры; мало того, что он отлично заработал на деловых операциях, — соединенные королевства Швеции и Норвегии назначили его своим почетным консулом. Можно было надеяться, что он настроен великодушно. Был еще один превосходный повод начать с него: они с Гогеном были соседи. Великолепная усадьба, где жил, купаясь в роскоши, консул Гупиль, стояла посреди большого парка в европейском духе, с пышными клумбами, стрижеными газонами и слепками со знаменитых греческих статуй, разбитого в северной части Пунаауиа, всего в четырех километрах от скромной бамбуковой хижины Гогена. (Усадьба сохранилась до наших дней; правда, она пришла в запустение.) (more…)

НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЭТОЙ ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ.

Между жизнью Гогена в Пунаауиа и в Матаиеа было только одно совпадение, но лучше бы его не было: он и тут не миновал того, чего так стремился избежать — безденежья и болезни. Особенно скверно было с деньгами. Как и в 1891 году, он перед отъездом из Парижа поделил все свои непроданные картины между двумя малоизвестными торговцами, Леви и Шоде, которые не могли похвастаться ни обширной клиентурой, ни большим оборотом. Неисправимый оптимист, он ждал, что они развернут бурную деятельность и вскоре пришлют ему денег. Но результат и на этот раз был обескураживающим, а если говорить о Леви, то попросту катастрофическим. В первом и единственном письме, полученном от него Гогеном, вместо денег лежало извещение о разрыве контракта. (more…)

НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЭТОЙ ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ.

Ожидая шхуну, которая могла бы доставить его на Маркизские острова, Гоген поселился в одном из меблированных бунгало мадам Шарбонье. Его лучший друг, лейтенант Жено, давно перевелся в другую колонию, зато в числе соседей оказались двое недавно приехавших судей, которых, не в пример большинству холостяков, занимали не только «вахине, ава э упа-упа» — «женщины, вино и танцы», — но и литература и искусство. Больше того, один из них, Эдуард Шарлье, на досуге занимался живописью, а другой, Морис Оливен, сочинял замысловатые стихи в символистском духе, они даже вышли отдельной книгой наряду с эксцентричным романом «На кораллах», в котором несчастный преследуемый двоеженец бежит в Южные моря и обретает там счастье, став многоженцем¹⁵⁷. В обществе столь приятных и радушных соседей Гоген, естественно, не устоял против соблазна, и они стали вместе проводить вечера на танцевальной площадке и «мясном рынке». (more…)

НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ПРЕДЫДУЩЕЙ ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ.

Теперь у Гогена не было официальной миссии, и он не мог рассчитывать на скидку на судах государственного пароходства «Мессажери Маритим». И все-таки он предпочел не более короткий и интересный маршрут через Америку, а как и четыре года назад, путь через Суэц и Австралию; дольше, зато дешевле. Правда, на этот раз он не стал плыть до Нумеа, где рисковал застрять на несколько недель, если не месяцев, а предусмотрительно сошел на берег в Сиднее, куда «Австралия», на которую он сел в Марселе, прибыла 5 августа. Здесь Гоген, как и рассчитывал, сразу попал на судно, идущее в Окленд; оттуда небольшой новозеландский пассажирско-грузовой пароход «Ричмонд» раз в месяц отправлялся в круговое плавание, заходя на Самоа, Раротонгу, Раиатеа и Таити. Но на «Ричмонд» он не поспел, и пришлось ему три недели с лишним ждать в Окленде следующего рейса. Это были неприятные недели: август в Новой Зеландии самый холодный зимний месяц, а топили в отелях скверно. Не зная никого из местных жителей и очень плохо объясняясь по-английски, Гоген чувствовал себя совсем заброшенным и одиноким. Когда же он наконец двинулся дальше, ему пришлось еще хуже. Правда, на этот раз причина оказалась прямо противоположной: на «Ричмонде», с его железным корпусом и никудышной вентиляцией, было невыносимо тесно и жарко, а качало почти так же, как на старике «Вире», перед которым у него было только одно преимущество — «Ричмонд» шел несколько быстрее, развивая до восьми узлов. Несмотря на встречный пассат, уже через одиннадцать дней, 8 сентября 1895 года, пароход вошел в лагуну Папеэте и, как все коммерческие суда, причалил к деревянной пристани в восточной части залива¹⁵³. (more…)