www.peremeny.ru-толстый веб-журнал XXI века
Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.
Отношение к матери у Михаила Сергеевича двойственное. С одной стороны он относился к ней как бы настороженно, с опаской, а с другой – воспринимал ее как единственную свою защитницу.
Откуда настороженность? К тому, что уже говорилось, можно прибавить: именно ей приходилось конкретно воспитывать Мишу, а отец задавал основную руководящую линию. «Лишь один раз за все годы с трудом удалось уговорить отца пойти в школу на родительское собрание. И еще помню, когда пришла юность и я стал ходить на вечеринки и ночные молодежные гуляния, отец попросил мать: «Что-то Михаил стал поздно приходить, скажи ему…». То есть отец почему-то не может или не хочет непосредственно воздействовать на сына, может мать.
Как? Ну, вот, например, в 44-м отец прислал с фронта письмо: «Продай все, одень, обуй, книжки купи, и пусть Михаил обязательно учится» А она и так уже едва ли не все обменяла на хлеб. Ну и пошел Миша в школу после двух лет перерыва, посвященного выживанию в экстремальных условиях войны. Ничего не помнит, ничего не понимает… Плюнул, вернулся домой и говорит: не пойду больше в школу. Что же мать? «Заплакала, собрала какие-то вещички и ушла. Вернулась вечером без вещей, но с целой стопкой книг». Конечно, ребенок еще немножко поломался (все равно, мол, не стану учиться), «однако книжки стал смотреть, потом читать, и увлекся…». Михаил Сергеевич заключает: «Видимо, этой ночью что-то в моей голове произошло, во всяком случае, утром я встал и пошел в школу». И учился все время отлично.
Перемена в голове Михаила была достигнута материнскими слезами, а также, может быть, тем, что едва ли не последние вещички были обменены на книги. Мощный жест. В условиях, когда вещи меняют на хлеб, такое не забывается и дает мощный импульс к учению. Впрочем, судя по некоторым замечаниям Горбачева, мать не всегда действовала только слезами… Например, однажды мальчик исчез на три дня в садовых зарослях. Очень уж увлекся книжкой «Всадник без головы». Как реагировала мама? «Ох уж и «воспитывала» она меня потом!» Таким образом: именно мать была той инстанцией, которая запрещала делать что-то, и она же заставляла через силу делать то, чего не хотелось. А в случае необходимости наказывала – «женщина она решительная.»
Но при этом всем мать для Михаила Сергеевича – это буквально синоним жизни и выживания. Особенно – во время войны. Отец воевал, а мать выбивалась из сил, чтобы выжить, чтобы выжил сын. «Зимой и весной 1944 года начался голод. Выжили мы с матерью ее стараниями и благодаря случаю». Горбачев вспоминает, что ранней весной, когда уже еды уже почти совсем не осталось, Мария Пантелеевна взяла отцовские вещи и отправилась за пропитанием на Кубань, оставив Мишу одного. «Лишь на пятнадцатый день она вернулась с мешком кукурузы. Это и было наше спасение». Бедная женщина несколько дней тащила на себе пуд кукурузы по непролазной грязи.
Самое замечательное то, что Горбачев эти спасительные действия матери как бы нечаянно связывает с природными явлениями: «Это действительно было спасение. А тут еще корова отелилась – значит мы были и при молоке, и при кукурузе. /…/ Вот так и выжили…
А потом, как спасение от Бога, на всеобщую радость, пошли дожди. И все вокруг – и в поле, и на огородах – стало расти. Земля нас выручила и на сей раз».
То есть мать и корова начинают акцию спасения, а Бог – завершает. Не знаю, как насчет Бога (Михаил Сергеевич понимает его в своем тексте немного язычески, приравнивая к случаю), но то, что здесь налицо прямо природно-космическое восприятие матери, не вызывает сомнений. Мать ассоциируется с природой. А собственно природа – в свою очередь с матерью: «В трудные моменты жизни природа была для меня спасительным пристанищем. Когда нервное перенапряжение на работе достигало опасного предела, я уезжал в лес или степь. Бежал к природе со своими бедами, как когда-то в детстве к ласковой материнской руке (курсив мой. – О.Д.), способной защитить, успокоить. И всегда чувствовал, как постепенно гаснут тревоги, проходит раздражение, усталость, возвращается душевное равновесие».
И еще. Рассказывая о том, как они с женой любили природу, Горбачев как бы возвращается к тому случаю, когда усилия матери и Бог, пославший дожди, спасли ребенка от гибели: «Даже в черные, трагические для самой природы годы, когда беспощадный зной поражал все живое /…/ природа учила (курсив мой. – О.Д.) мужеству и самообладанию. Стоило на это пепелище пролиться первым благодатным дождям, как происходило чудо. /…/ Откуда только брались у нее силы? Глядя на это буйное цветение, человек невольно заражается надеждой».
Скоро уже мы будем говорить о Раисе Горбачевой и много цитировать ее книжку «Я надеюсь…», вот тогда и придется вспомнить о роли матери как природы в судьбе Михаила Сергеевича. А пока подчеркнем: в восприятии Горбачевым природы наблюдается та же двойственность, что и в восприятии им Марии Пантелеевны. С одной стороны черный трагизм, а с другой – буйное цветение. То и другое сказывается на человеке, то и другое обусловлено небесными явлениями, которые насылает то ли Бог, то ли случай. Из этих «заметок фенолога» следует, что отношение матери к ребенку зависит не от нее самой, а от кого-то еще. Она оказывается доброй или злой для ребенка в зависимости от неких импульсов, идущих извне: «скажи ему». Пора поговорить о Сергее Андреевиче Горбачеве.
