Начало блог-книги здесь

«Сказание об Илье Муромце» создавалась в эпоху, когда на Руси уже сложилась яркая и своеобразная культура художественного слова. Уровень развития этой культуры можно оценить по дошедшим до нас оригинальным текстам и текстовым отрывкам.

«Высота ли высота поднебесная, глубота, глубота океан-море, широко раздолье по всей земле…»

Так звучали три первые строки величальной песни, созданной Вещим Бояном и спетой на свадебном пиру в киевском дворце Ярослава Мудрого, когда княжеская дочь Елизавета выходила замуж за принца Гаральда, будущего короля Норвегии (1).

Можно предположить, что вся эта песня слагалась из трехстиший (2), как «Божественная комедия» Данте. Но только начальное трехстишие, вместившее в себя ощущение пространства, безграничного по всем направлениям, дошло до нас в своем первозданном виде.

От второго терцина сохранилась лишь одна строка: «Глубоки омуты днепровские». Здесь обзор сужался: глубина не океаническая, а речная. Следовательно, широта и высота изображаемого также должны были сокращаться до масштабов, соответствующих уже не бескрайнему Космосу, а конкретному городу Киеву.

Корабль из дальней страны пристает к берегу над глубокими речными омутами; сойдя с него, знатный жених проходит по широким киевским улицам к высокому княжескому дворцу. Примерно так можно реконструировать вероятное содержание второго трехстишия песни-поэмы, сложенной около тысячи лет назад (3).

Этот чудесный запев – один из немногих, дошедших до нас, подлинных фрагментов древнерусской поэзии. По нему можно, в какой-то мере, составить представление о поэтическом мастерстве Бояна, имя которого случайно сохранилось и дошло до нас, благодаря его благоговейному почитателю и последователю – еще одному гению, создавшему «Слово о полку Игореве».

Автор «Слова» не мог лично знать «соловья старого времени» (которого он неоднократно упоминает и цитирует) – они разделены примерно сотней лет, в течение которых должна была непрерывно поддерживаться высокая поэтическая традиция, связавшая двух гениев. В русле этой традиции, несколько раньше «Слова о полку Игореве», создавалось «Сказание об Илье Муромце».

От дошедших до нас былин «Сказание» отделено несколькими веками, вместившими жизнь десятков поколений русских людей, великие переломы и перемены в судьбе русского народа. Авторский язык и первоначальная стилистика при устной передаче сквозь такой промежуток времени уцелеть не могли. Но сохранилась череда красочных образов, по которым можно составить некоторое представление о первоначальной живописности повествования.

Исходная структура «Сказания» отчетливо вырисовывается при рассмотрении дошедших до нас былин в едином комплексе, связанном нитью мифологизированной биографии Ильи. Стройная композиция, с логично обусловленными переходами одного сюжета в другой, выдает руку незаурядного мастера, умевшего создавать крупные художественные полотна.

Во многих сюжетах обнаруживается глубокий, многозначный подтекст, привязанный к актуальным проблемам русского общества и отображающий авторское видение этих проблем. Анализируя такие сюжеты, можно, в какой-то мере, соприкоснуться с личностью Сказителя – одного из величайших песнетворцев Древней Руси.

Предположительно, он был младшим современником Ильи, и, возможно, знал его лично. Признаки близости автора к своему герою в пространстве и времени выявляются при анализе некоторых былинных сюжетов (4).

Принято считать, что Илья Муромец жил и совершал подвиги во времена Владимира Мономаха, родившегося примерно в середине XI века и умершего в 1125 г. Этот хронологический промежуток вполне соответствует возрасту мощей из Киево-Печерской лавры, установленному научной экспертизой. Но автор «Сказания об Илье Муромце» перенес своего героя в эпоху другого Владимира, прозванного Красным Солнышком, княжившего в конце X – начале XI вв.

Вынудить автора к такому переносу могли политические обстоятельства, неблагоприятные для открытого прославления Мономаха и его сподвижников. Исходя из такой посылки, мы определяем вероятное время создания «Сказания об Илье Муромце»: это 1139-1146 гг., когда великим князем киевским был Всеволод Ольгович, сын Олега Святославича Черниговского, ярого противника Мономаха. До этого периода и после него, вплоть до 1167 года великое княжение держали Мономаховичи.

«Состарив» Илью Муромца на целый век, автор «Сказания» мог исполнять свой шедевр даже на княжеских пирах у Ольговичей, владевших тогда главными культурными центрами Южной Руси – Киевом и Черниговом.

Но самыми внимательными слушателями «Сказания об Илье Муромце» были простые жители городов и сел, прежде всего – низовой служивый люд, мировоззренческие и этические идеалы которого воплотились в повествовании о подвигах могучего витязя Ильи.

Среда рядовых воинов и военачальников невысокого ранга, по всей видимости, была хорошо знакома автору «Сказания», явно не принадлежавшему к верхушке общества. Вероятнее всего, он был одним из профессиональных певцов-песнетворцев. Это была особая корпорация, генетически связанная со старинным сословием языческих жрецов, а потому – сохранявшая в коллективной памяти и применявшая в профессиональной практике огромный массив древних мифоповествований (космогонических, теогонических, исторических), созданных в недрах восточнославянского социума до принятия христианства.

Сказитель был, надо полагать, христианином (как и его герой, названный по имени библейского пророка), но не фанатиком истинной веры православной.

Мировоззрение автора «Сказания об Илье Муромце», раскрывающееся в дошедших до нас былинных текстах, гармонично соотносится с мировоззренческими и эстетическими предпочтениями русского общества, отображенными в некоторых произведениях светской литературы соответствующего периода, прежде всего – в «Слове о полку Игореве», созданном автором-христианином, наполнившим свое творение красочной языческой символикой.

Как отметил в свое время академик Рыбаков, в первые века после принятия христианства на Руси сложилось «своеобразное двоеверие, при котором деревня просто продолжала прадедовскую религиозную жизнь, числясь крещеной, а город и княжеско-боярские круги, приняв многое из церковной сферы и широко пользуясь социальной стороной христианства, не только не забывали своего язычества с его богатой мифологией, укоренившимися обрядами и жизнерадостными карнавалами-игрищами с их танцами, музыкой гусляров и пением, но и поднимали свою старинную, гонимую церковью религию на более высокий уровень, соответствующий расцвету русских земель в XII в. Возможно, что религиозно-магическое отношение к языческому комплексу постепенно отступало на второй план… Происходила (частично еще в XI-XIII вв.) некая «секуляризация» языческого искусства, сочетавшаяся с более утонченным теологическим отношением к прадедовскому язычеству, как религиозной системе» (5). Продолжение

!!! Примечания к Главе 1 смотрите здесь.

На Главную блог-книги "ИЛЬЯ МУРОМЕЦ и другие"