НАЧАЛО РОМАНА – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

— Если бы я была кошечкой, ты бы меня завел? Зрачки Человека-Часа забегали по кругу и остановились.

— Какой бы я была?

— Только с голубой шерстью и желтыми глазами.

— Когда бы ты гладил меня, я ежилась и смеялась, потому что боюсь щекотки. А ты давал бы меня гладить своим приятелям, сажать на колени и тихонько ласкать?

— Да, мне это было бы приятно…

— А я сама бы ко всем ласкалась, кошечка должна быть ласковой… Посмотри, какой человечек, — говорит Лера, показывая на апельсиновую кожуру, — а если перевернуть, то похоже на кошачью шкурку… И все было бы не так. Ты ревновал бы меня, ревновал, а потом для своего спокойствия сделал бы из меня кошачью шкурку и все…

Человек-Час гасит свет, склоняется над Лерой, говорит и только зубы его блестят, как блесна.

“Открой свой словарь, свою в пушистом переплете книжку, с язычком — закладкой посредине, или я открою сам, разлеплю языком у самого корешка две пухлые половинки. И внеси туда на буквы “и”, “п”, “ш”, “р”, то что я тебе еще говорил. Моя милая, как же я тебя люблю во всем старом и рваном, твои тонкорунные подмышки, как я люблю, когда ты задираешь майку, потому что не вставлен у тебя искусственный слоновий глаз, которым щеголяет на осмотре лотрековская рыжуха с Rue des Moulins. Я люблю твои спущенные чулки и заштопанные дырки, посаженную за решетку кожу, и то, что ты со взглядом гейши получаешь оргазм, как только я назову тебя ойран.

Я люблю твои безделушки, например, то, что ты красишь ногти, а потом через пять минут соскребаешь лак; твои колготки, пахнущие сухариками, и то, что гумилевского “Жирафа” ты долгое время читала так:

Послушай, далеко-далеко на озере Чад
изысканный бродит журавль. —
и не признавала ошибку, пока я не принес тебе книгу.

Я готов изорвать твой словарь, потому что читаю в нем то, что вносил не сам.

Например, я знаю, что Сенная девочка (так ты называешь ту, с которой валялась в Летнем саду, и которую подстрекала прыгать голой через костер на Финском заливе) так вот она, лежа в спичечном коробке на Васильевском острове, курит и проектирует на потолок слайды, где ты в дубленке с грязноватыми разводами на рукавах, без шапки сидишь на дереве… сидишь на потолке и болтаешь ногами.

Я бы побил эту грязную девчонку, которая трогала тебя, и которая только засыпая, нажимает на кнопку проектора и светящийся кадр соскальзывает с потолка, как оползень. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

На Главную блог-книги Валерии Нарбиковой