ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ
Таба-бис
Шер узнал меня. Сакля такая же. Тихая музыка, только не тлеет ароматная палочка и, надо полагать, эскулап стал курить прямо на рабочем месте – появился соответствующий запах, пропитавший пальмовые стебли. Странный запах, сладковатый.
Эскулап постарел, изменился взгляд, – то ли равнодушный, то ли усталый.
Я вынул из сумки подарок, два берёзовых веника, с добавлением дуба, можжевельника, липы. Говорят, Египет – родина бань? Лучшая релаксация – с веником. Шер очень рад, неожиданный презент. Да, в Каире отличные бани, один веник повесит вот здесь, в углу, это будет… как? – да, экзотично. Русским туристам понравится. Второй заберёт домой. Как у нас дела? М-мм… Расскажи лучше о себе.
– Она умерла?
На воздух, не выношу этой кислой, нездоровой атмосферы прокуренного помещения. А ведь когда-то смолил как паровоз. На берегу всё по-прежнему: там и сям вялые отдыхающие, на лежаках, под “грибками” из пальм. Такое же море, в мелководье видны черные пятна – морские ежи. И даже, вон там, что-то белеет – знакомая картинка. Это наверняка мурена с разверзнутым, опустошенным брюшком – лохматые края колышутся в мирной воде.
В последние месяцы она говорила, что от нее уплыли все большие добрые рыбы с пухлыми ласковыми губами, исчезнув вместе с наполненными светом изумрудными водорослями, а остались только тёмные гроты, остроконечные кораллы, мурены и ежи. Засыпая после укола, она шептала, что укутывается в шаль из полярного сияния и что ей хорошо. Она говорила, что благодарна египетскому знахарю, который научил ее представлять себя во врачующем образе. Как она раньше не знала, что можно “себя творить”, нужно только очень захотеть и сосредоточиться. Вот только можно ли представить себя счастливой? Наверное, можно, но у нее уже не получится, нужно было раньше этому учиться. Последние недели, когда всё больше бредила, она представляла себя (говорила, что получалось) куколкой шелкопряда, которая скоро превратится в бабочку, вскроет кокон и… нарожает тысячу детишек, и только потом спокойно умрёт.
– Как Максимка?
– Умер, – просто сказал Шер, обычный врач, анатом и санитар. Он закурил, загляделся на море, в сторону Острова фараонов.
– Заболел? Или погиб?.. – мне вспомнилась Максимкины слова про скинхедов.
– Или, да. Погиб. В Каир.
– Тахрир?
Шер поднял удивлённо брови, кивнул.
Что говорить в таких случаях? Что-нибудь надо спросить. Спрашиваю:
– Он успел жениться?
– Нет, – ответил Шер, вздохнув. – Её отец против стал. Один за это, а другой – за это. Враги. Раньше были друзья, как братья.
– Жаль, хороший был парень. Веселый, шутил…
Я так и не научился говорить сочувственные слова, они мне кажутся фальшивыми. Хотя бы и от всего сердца. Но – слова.
– Да! – Шер просветлел лицом, готовый сказать что-то веселое: – А-а, говорил. Если свадьба нет. То…
– Уедет в Россию, – подсказываю я, – и найдет себе жену, бесплатно.
Шер смеётся, наконец-то:
– Ты тоже слышал?
– Как у вас здесь? – я огляделся. – Все нормально? Говорят, недавно напали на миротворцев? Акул нет? Туристов меньше не стало?
Шер улыбнулся, хмыкнул:
– Русские не боятся.
Сказал – как русский князь! Мы оба засмеялись, захлопали друг друга по плечам.
Уходя, я отдал Шеру весь привезённый шоколад, дюжину плиток разных марок.
– Хотел Максимке подарить. А теперь… Помяните. Это всё без спирта. С орехами.
Шер кивнул.
Я вышел на дорогу и зашагал уже знакомой дорогой. Из проезжающих машин кричали: “Taxi?”
Меня преследовал сладковатый запах дыма, послевкусие от посещения сакли. Вспомнил. В небольшом здешнем городке, где пришлось побывать, двигаясь автостопом из аэропорта, на одной из приморских улиц, усеянных мелкими магазинчиками, присутствовал такой же приторный дух, – я целеустремленно двигался к автобусной остановке, и сбоку ко мне пристроился и шел с минуту рядом молодой прилизанный араб, и как бы между прочим, глядя вдаль, приглушённо напевал-шипел: “Гашишш!.. Гашишш!..” – точь в точь как наши назойливые фарцовщики, ставшие уже историей. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ