НАЧАЛО БЛОГ-КНИГИ ЗДЕСЬ

Средневековый Новгород был населен людьми, весьма культурными, по меркам своего времени. В частности, грамотность среди новгородцев была массовой, чуть ли не поголовной – об этом свидетельствуют берестяные грамоты, обнаруженные во множестве в ходе археологических раскопок. Но береста, служившая тогда основным материалом для письма, не слишком удобна при формировании значительных по объему текстов. Настоящие книги – написанные на дорогом и дефицитном пергаменте – были редки.

Важнейшим источником знаний об окружающем мире для средневековых новгородцев были устные сказания, передававшиеся из поколения в поколение. В общем массиве таких произведений значительное место занимали «предания старины далекой» – устные прообразы позднейших письменных трудов по исторической тематике (1.1).

Новгородцы – гордившиеся своим замечательным городом – любили и ценили исторические сказания, напоминавшие о славных деяниях предков. Эти сказания – судя по уцелевшим фрагментам – составляли некогда целостный комплекс исторических знаний, раскрывавших адекватную панораму истории великого города.

В отличие от других культурных центров Древней Руси, Новгород не испытал ужасов монгольского нашествия. Он не попадал надолго под власть чужеземцев (как это произошло с Киевом, Черниговом, Галичем). И лишь единственный раз – в Смутное время – в нем несколько лет хозяйничали шведы (пограбили, как водится, но город остался цел).

Таким образом, преемственность городской жизни не нарушалась.

И крепко держалась историческая память у сообщества жителей Новгорода. Эта память была важнейшей скрепой специфического новгородского самосознания, которое сохранилось и после подчинения города Москве, и после перевода туда многочисленных московских переселенцев (они быстро оновгородились).

Так было до Смутного времени, и продолжалось лет сто после него.

А потом возник Санкт-Петербург, перехвативший статус российской Северной столицы, и оттеснивший Новгород от балтийской торговли. Древний город на Волхове пережил длительную полосу глубокого экономического и общекультурного упадка, продолжавшегося большую часть блистательного для России XVIII века.

Тогда же в Новгороде, как и во всей России, старинная практика устного словотворчества стала сходить на нет, в связи с появлением в широком доступе разнообразных печатных книг.

Уникальный массив мифоисторических произведений устной словесности постепенно выпал из коллективной памяти русского общества. Лишь малая часть прежнего богатства сохранилась кое-где в сельской глубинке – главным оразом, на северных окраинах стародавних новгороских владений, где вплоть до конца XIX века и даже позднее, в веке XX исследователь-этнограф мог услышать и записать древние былины в традиционном исполнении народных сказителей.

Кроме этих былин до нас дошли многие сюжеты подлинной старины, включавшиеся в тексты произведений средневековой русской литературы вплоть до XVII века (когда эти сюжеты еще можно было брать непосредственно из преданий, пересказывавшихся «знающими людьми» из поколения в поколение).

Устные предания о прошлом дали исходный материал и для летописей.

В Новгороде собственное летописание началось на рубеже X-XI вв., когда был записан красочный рассказ о крещении города – по горячим следам этого события. Продолжением тех первых записей стал фундаментальный летописный труд, начатый – вероятнее всего – по инициативе первого новгородского архиепископа Иоакима, и завершенный уже после его кончины, примерно в 1050 году. Эта летопись отобразила события новгородской и общерусской истории от изначальных времен до эпохи Владимира Крестителя (1.2). Соответствующий текст в оригинале до нас не дошел, и о его содержании мы знаем по некоторым позднейшим сочинениям, для которых указанный материал послужил бэкграундом.

Где-то в начале XII века новгородское образованное общество ознакомилось с «Повестью временных лет», созданной в Киеве группой авторов, среди которых выделялся знаменитый Нестор.

«Повесть временных лет» написана прекрасным языком, в ней задействован солидный фактографический материал, с привлечением авторитетных иностранных (греческих) источников. В XII веке она смотрелась, как фундаментальный научный труд, с которым – не поспоришь. Да и как можно было спорить с текстом произведения, одобренного верховной властью Руси и высшими церковными иерархами?

В Новгороде, однако, находились желающие оспорить даже столь авторитетный труд.

Следы многолетних дискуссий вокруг содержания ПВЛ заметны, например, в начальной части Новгородской первой летописи (созданной не позднее второй четверти XIII века), где некоторые детали событий IX века изложены не так, как у Нестора и его коллег, хотя общая концептуальная логика несторова повествования сохраняется (1.3).

Авторы Новгородской первой летописи – по всей видимости, лица духовного звания – трудились под опекой новгородской архиепархии. Они не могли отвергнуть базовую концепцию ПВЛ (официально признанную единственно верной!), но постарались путем отдельных поправок сблизить ее с тем пониманием ранней новгородской истории, которое сохранялось в новгородском сообществе в виде устных преданий.

Несколькими десятилетиями ранее некий продвинутый новгородец гораздо резче раскритиковал «Повесть временных лет»:

«О князях русских старобытных монах Нестор плохо знал, какие дела свершали славяне в Новгороде, а святитель Иоаким, хорошо знающий, написал, что сыны Иафетовы и внуки отделились, и один от князь, Славен с братом Скифом, ведя многие войны на востоке, идя к западу, многие земли у Черного моря и Дуная себе покорили».

Автор этих строк, надо полагать, хорошо знал историю своего города по старинным преданиям, а потому мог компетентно оценить текст ПВЛ (в котором он далеко не все отверг), в сравнении с летописными трудами архиепископа Иоакима и его сотрудников. Почитатель Иоакима (так его можно условно назвать) был – по всей видимости – человек светский, не связанный в своих мнениях запретами, установленными для летописцев духовного звания их священноначалием. Но, главное – он был одарен незаурядным творческим темпераментом. Вступив в заочную полемику с киевскими летописцами, он выдвинул собственные представления о начальном периоде новгородской и общерусской истории, на основе изначального летописного текста, составленного сотрудниками архиепископа Иоакима, с некоторыми собственными добавлениями и коррективами, а также с включением отдельных сюжетов, заимствованных из ПВЛ. Такие заимствования (сделанные, вероятно, по каким-то специфическим конъюнктурным соображениям) не слишком удачно совместились с подлинной новгородской стариной. Но, в целом, получилось оригинальное произведение исторического жанра, которое уместно называть (следуя Татищеву) Иоакимовской летописью.

Эта Иоакимовская летопись была пропитана духом новгородского патриотизма, поэтому ее содержание всегда оставалось актуальным для новгородской образованной общественности. Текст, написанный Почитателем Иоакима, не признавали официально (не считали «правильной» летописью), но читали, переписывали – и так передавали соответствующее содержание от поколения к поколению. В конечном итоге, текст Иоакимовской летописи, изложенный (после очередной переписки) на языке начала XVIII века, случайно попал в руки Василия Татищева, который и ввел данный материал в научный оборот.

Примерно за сто лет до появления уникальной находки у Татищева, аналогичный по содержанию список Иоакимовской летописи находился в распоряжении еще одного талантливого и эрудированного литератора, о котором мы достоверно знаем только одно: он написал «Сказание о Словене, Русе и городе Словенске» (1.4). По одной из версий, к созданию данного произведения приложил руку митрополит новгородский Киприан. Если это так, указанное «Сказание» создавалось, скорее всего, целым коллективом авторов во главе с новгородским архипастырем.

«Сказание о Словене, Русе и городе Словенске» (очень популярное произведение в свое время) можно считать историческим трудом весьма условно. Фактически, это на 90% беллетристика – но с включением солидных кусков, содержащих подлинную старину. Частично эти куски совпадают с тем, что сохранилось в татищевском тексте Иоакимовской летописи. Соответствующие фрагменты явно позаимствованы из какого-то списка ИЛ (таких списков, слегка различных меж собой, в XVII веке могло быть много). Другие куски старинной фактуры попали в «Сказание» непосредсвенно из устного предания.

Таким образом, из бесценных сокровищ исторической фактографии, которые держал когда-то в коллективной памяти Господин Великий Новгород, кое-что сохранилось. Не слишком много – в сравнении с тем, что было утрачено. Но это немногое содержит драгоценную россыпь достоверных сведений (включая то, что было упущено, или сознательно отброшено в процессе формирования официально признанного летописного канона).

Такой материал требует тщательной аналитической обработки, которая, однако, вполне вознаграждается, когда из беспорядочной кучи информационных обрывков проступает подлинная картина самого раннего периода отечестенной истории.

Тот интереснейший и важнейший исторический период мы вполне можем разглядеть – в деталях и подробностях. Но для этого нам, прежде всего, необходимо осознать, что политическая, государственная история Руси начиналась не совсем так, как написали Нестор со товарищи и за ними – Карамзин (и как мы привыкли представлять начало Руси, усвоив школьные и вузовские учебники). Не с Рюрика все начиналось, а гораздо раньше.

И еще мы должны крепко-накрепко усвоить, что наши предки, творившие свою – нашу – историю в VIII-IX веках, обладали достаточным интеллектуальным потенциалом и политическим опытом для разумной государственной самоорганизации, без иноземных учителей и завоевателей. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

___________________________________________________________
Примечания

1.4. В научной и околонаучной исторической литературе существует мнение, что «Сказание о Словене, Русе и городе Словенске» якобы дало исходный материал для Иоакимовской летописи, создание которой, таким образом, относят к XVII веку. Аргументируется такая позиция особенностями языка и стиля, более архаичными в «Сказании». Однако анализ содержания однозначно указывает на подлинную древность Иоакимовской летописи, хотя к Татищеву текст летописи попал, изложенный современным ему (или почти современным) языком.

No related posts.

На Главную блог-книги КАЛИНОВ МОСТ