НАЧАЛО БЛОГ-КНИГИ ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА ЗДЕСЬ

Илья Глазунов. Внуки Гостомысла

О происхождении Рюрика написаны горы текстов, но фактографическая база для соответствующих изысканий минимальна: небольшой фрагмент в «Повести временных лет», и несколько больший (по объему и содержательному наполнению) отрывок в Иоакимовской летописи.

То, что сказано в ПВЛ о Рюрике и его мифических братьях – конъюнктурная версия, сочиненная (примерно на рубеже XI-XII вв.) авторами летописи, использовавшими в качестве базового материала для своего мифотворчества текст договора правителей Словенской земли со скандинавскими жителями Ладоги. Исходя из того, что указанный договор был оформлен на «варяжском» языке, летописцы объявили Рюрика, и придуманных ими Трувора и Синеуса – варягами, заложив, таким образом, краеугольный камень в фундамент теории норманизма.

Норманисты позднейших времен неизменно делали упор на утверждении, что имя Рюрик – Рорик, или Хродерик в «правильном» (германо-скандинавском) звучании – скандинавское. Но это же имя (с возможными вариациями Рерик, Рорик, Раруг, Рарог и т.п.) бытовало в раннем Средневековье и у западных славян, где оно означало – Сокол. Соответственно правилам тогдашнего имясложения, название популярной охотничьей птицы вполне подходило в качестве имени (или боевого прозвища) для достойного мужа, даже для князя (15.1).

В частности, был некий Рорик, избранный королем (князем) ободритов в 845 году – об этом сообщается в Ксантенских анналах.

Сюжет о Рюрике, помещенный в Иоакимовской летописи, восходит – в конечном итоге – к преданию, записанному сотрудниками первосвятителя Иоакима на рубеже X-XI вв. Сквозь позднейшие беллетристические навороты, сделанные тем, кого мы ранее назвали Почитателем Иоакима, уже в XII веке, а также (вероятно) последующими переписчиками текста летописи (вплоть до упомянутого Татищевым Мелхиседека Борщева), в данном материале отчетливо проступает подлинная древность. В частности, вот фраза, сохранившая (после всех переписок) исходное содержание, изложенное лаконично и конкретно: «Гостомысл имел четыре сына и три дочери. Сыновья его или на войнах убиты, или в дому умерли, и не осталось ни единого его сына, а дочери выданы были соседним князьям в жены.»

Из дальнейшего текста летописи – продираясь сквозь беллетристику – мы узнаем, что Рюрик был сыном Умилы, средней дочери Гостомысла (а отцом его, соответствнно, был один из указанных «соседних князей»).

Возникает законный вопрос: кем могли быть отец Рюрика и другие князья, ставшие зятьями Гостомысла?

У соседних по отношению к Словенской земле иноплеменников – угро-финских и балтских народов – в ту пору еще не было ни государств, ни каких-то князей. Скандинавские конунги и прочие государи из западнаного мира никак не могли считаться соседями Гостомысла – они обитали за многими землями и морями, весьма далеко от Приильменья.

Умила и ее сестры могли, в принципе, стать женами восточнославянских князей, с которыми поддерживали отношения властители Словенской земли. Но, как представляется, эти князья – с чисто географической точки зрения – также не подходили под определение «соседние».

Остается предположить, что мать Рюрика состояла в браке с каким-то мелким князьком – подручником Гостомысла. При этом отец Рюрика – по всей вероятности – считался одним из прямых потомков Владимира Древнего; благодаря этому, он сам, а за ним и Рюрик могли именоваться – в политическом отношении – «сынами» великого князя. Что и давало Рюрику принципиальную возможность занять великокняжеский престол.

А вот близкое родство – по линии матери – с Гостомыслом, было очень полезно для карьеры, но – само по себе – формально не делало Рюрика законным претендентом на дедовское наследие. Ибо княжение передавалось тогда только по патрилинейной схеме: претендовать на престол могли лишь прямые потомки основателя княжеского рода (15.2).

Такой закон-обычай обеспечивал стабильное функционирование верховной власти, ее непрерывное воспроизводство в череде поколений. Конкретный князь мог умереть, не оставив наследников мужского пола, но в большом княжеском роду всегда находились законные кандидаты на престол.

Именно из числа таких представителей княжеского рода (для которых глава рода Гостомысл считался политическим «отцом») надлежало в 862 году выбрать правителя завоеванной Ладоги – это диктовалось логикой старинного легитимизма и элементарными соображениями политической целесообразности.

Многие политические «сыновья» великого князя могли заявить о себе в последние годы жизни Гостомысла. Однако именно Рюрик, судя по всему, пользовался особым расположением дедушки-государя.

В 862 году любимый внук оказался в нужном месте, в нужный момент.

Он наверняка был рядом с дедом, когда тот – через головы сподвижников – обратился к рядовой массе воинов: вот, дескать, мои «сынки» (подручные князья) перессорились; кого из них посадить правителем Ладоги? Воины, еще не остывшие от боевой горячки, взбодренные одержанной победой и вполне доверявшие своему главнокомандующему, дали Гостомыслу право самолично выбрать из «сынков» того, кого он пожелает сделать «старшим» над новозавоеванной Ладогой.

Воспользовавшись полученным правом, Гостомысл тут же объявил Рюрика ладожским удельным правителем.

Воины, как представляется, одобрили этот выбор громкими криками и звоном оружия. Они могли кое-что знать о Рюрике, хотя и не слишком много. Знали, что он – из княжеского рода, смолоду жил в каком-то захолустном городке недалеко от Новгорода. Участвовал (надо полагать) в боях с варягами. Человек взрослый, семейный – вполне достойный. Пусть княжит в Ладоге. Гостомысл ему поможет, если что.

Получив власть над землей «великой и обильной», Рюрик установил в ней должный «наряд»: с момента его вокняжения в Приладожье эта обширная территория, с ее пестрым, разноплеменным населением, прочно приросла к Новгородской державе. Новоназначенный удельный князь позаботился и о благополучии центра своих владений – города Ладоги, где вновь оживилась деловая активность. Скорее всего, именно Рюрик вел переговоры с коренными ладожанами-скандинавами, в ходе которых был выработан замечательный договор, обеспечивший последующее процветание «города при море».

Не упустил Рюрик из внимания и вопросы военной безопасности: именно при нем в Ладоге были возведены настоящие крепостные стены, из деревянных срубов, набитых камнями и землей.

Строительство этой цитадели Рюрик мог замыслить, будучи ладожским удельным правителем. Но исполнился данный строительный проект, по-видимому, уже в ту пору, когда внук Гостомысла овладел наследием умершего деда – стал великим князем Словенской земли. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ
_____________________________________________________

Примечания

15.1. Вполне можно предположить, что имя Рюрик не было официальным у преемника Гостомысла. Это могло быть прозвище, преимущественно употреблявшееся в обыденной жизни, а потому зафиксированное народным преданием, и по нему – летописями. В таком случае понятно долгое пренебрежение именем Рюрик в княжеской семье – этим именем не был назван ни один сын Святослава, Владимира, Ярослава и Ярославичей. (Рюриками стали назвать некоторых княжичей лишь после знакомства княжеского рода со своей беллетризированной историей, изложенной в летописях). Официальное же имя основателя фамилии Рюриковичей редко употреблялось (главным образом, при исполнении официальных церемоний и религиозных ритуалов), и быстро забылось обществом. Но это имя могли помнить (при жизни нескольких поколений) внутри княжеской семьи и в близком окружении князей. Князь Святослав – ревностно державшийся за все старинные обычаи – вероятно, знал, как официально назывался его выдающийся прадед. И, возможно, в честь этого предка Святослав назвал первенца Ярополком. Второй сын Святослава, как известно, был назван Олегом, в честь Вещего Олега. Третий получил имя Владимир в честь Владимира Древнего. Логика выбора таких имен очевидна. Так, что имеются веские основания предположить, что официальное (но редко употреблявшееся) имя Рюрика было – Ярополк.

15.2. В дошедшем до нас тексте Иоакимовской летописи делается акцент на том, что именно через Умилу, дочь Гостомысла Рюрик (сын Умилы) якобы обрел право на престол. Следует, однако отметить, что в XII веке, когда Почитатель Иоакима перерабатывал старинный текст летописи, права дочерей-наследниц уже стали в какой-то мере признаваться – по крайней мере в сфере частных отношений. Почитатель Иоакима (руководствуясь некими собственными резонами) распространил указанное новшество и на сферу государственно-правовых отношений. Но в IX веке (и позднее, в эпоху создания Русской Правды Ярослава Мудрого) все было строго: женщина, уходившая замуж, переходила в другой род, и, получив приданое, ни на что большее не могла претендовать, наследницей родного отца она уже не признавалась (после его смерти все его имущество оставалось в роду и распределялось среди родичей по мужским линиям).

Related posts:

  1. Глава 9 . Храбрость и мудрость Гостомысла

На Главную блог-книги КАЛИНОВ МОСТ

Ответить

Версия для печати