НАЧАЛО БЛОГ-КНИГИ ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА ЗДЕСЬ

Одд по прозвищу Хельги был опытным и умелым военачальником. Но ему трудно было проявить себя на службе у Рюрика, который ни с кем не воевал. Стремительный карьерный взлет Одда в Новгороде обеспечила его сестра, очаровавшая великого князя. Рюрик возжелал Ефанду в жены, и Одд дал согласие на брак сестры с немолодым князем, у которого уже были жены (и, надо полагать, дети от них).

Брак оказался вполне счастливым. Вот что сообщает на данный счет Иоакимовская летопись:

«Имел Рюрик несколько жен, но более всех любил Ефанду, дочерь князя урманского, и когда та родила сына Ингоря, ей обещанный при море град с Ижорою в вено дал».

Это короткое сообщение позволяет понять, каким образом викинг Одд воспользовался удачей, выпавшей на долю его сестры.

Прежде всего, бросается в глаза титул Ефанды – «дочерь князя урманского».

Как следует из «Одд-Орвар саги», отец Одда (и, соответственно, Ефанды) был богатым жителем Гелугаланда, но не носил титул конунга, или хотя бы ярла, который можно было бы соотнести с княжеским титулом у славян. Сам викинг Одд по прозвищу Хельги считался морским конунгом, и это звание – обретенное в боях и походах – в Новгороде он представил, как свое родовое (в Иоакимовской летописи его называют «князем урманским»).

И Ефанду ее брат без лишней скромности назвал «дочерью князя» (конунга в скандинавском оригинале). Так любовная интрижка немолодого, неоднократно женатого Рюрика превратилась в брачный союз двух почти равных по статусу персон. Поскольку же в данном союзе Рюрик выступил в роли искателя руки Ефанды, предусмотрительный Одд (отнюдь не случайно прозванный Хельги – Вещий) затребовал для сестры вено – адекватное материальное обеспечение. Это выглядело логично и справедливо.

Ибо Рюрик был, судя по всему, значительно старше Ефанды; у него имелись, надо полагать, сыновья-наследники от первых жен.

Для Ефанды – любимой, но младшей жены – ее заботливый братец выторговал Ладогу – славный Альдейгьюборг, отменно обустроенный Рюриком, второй по значимости городской центр тогдашней Словенской земли. Чтобы Ефанда не оказалась ни с чем в случае смерти супруга.

Влюбленный Рюрик согласился дать требуемое вено – но с оговоркой, что данное условие вступит в силу после рождения сына Ефанды. Сам же Одд получил должность воеводы – командующего войсками Словенской земли. Воевода Олег (так его называли, ославянив прозвище Хельги) стал вторым человеком в государстве – выше него был только великий князь Рюрик.

Ефанда стала женой Рюрика где-то в начале семидесятых годов IX века, а в 875 году (согласно летописной хронологии) она родила – как по заказу – мальчика. Новорожденный получил красивое скандинавское имя Ингвар (Инге-воитель); в славянской среде оно звучало – Игорь.

Счастливый отец согласился с таким именем своего отпрыска, и не только ради любви к молодой супруге, но также по соображениям политической практики.

Игорю Рюриковичу (Ингвару Рюриксону) предстояло княжить в Ладоге-Альдейгьюборге, где проживала масса этнических скандинавов; они, по всей видимости, в указанное время занимали там доминирующее положение. Носителю скандинавского имени в такой среде было легче стать «своим» для местного патрициата – чтобы затем спокойно жить и править городом долгие годы.

Так, вероятно, замыслил Рюрик, но Одд-Олег несколько по-иному видел будущее своего племянника. И свое собственное.

В 879 году Рюрик ушел из жизни, оставив молодую супругу и ее сына на попечение воеводы Олега, ставшего фактическим правителем государства от имени малолетка Игоря.

С некоторых пор воеводу Олега в славяноязычной среде стали называть Вещим – может быть, в те времена, когда он проявил незаурядные политические таланты, утверждая свою власть в Новгороде? Демонстрируя собственное силовое превосходство, но не злоупотребляя применением силы, он устроил так, что Игоря признали великим князем – без серьезных попыток вооруженного сопротивления (подобных тому конфликту, который вспыхнул при вокняжении Рюрика).

Несмотря на этот успех, опекун малолетнего великого князя – матерый политик, умевший просчитывать перепективы на будущее – не обольщался насчет прочности своего положения. В рядах новгородской знати имелись многочисленные потомки Владимира Древнего, из различных ветвей княжеского рода. Любое недовольство действующей властью (а власть всегда вызывает недовольство подданных) могло обернуться мощным выступлением в пользу того или иного «законного» претендента на престол, против «варяжского узурпатора».

Опекуну малолетнего Игоря предстояло год за годом бороться с явными и тайными противниками, убирать тех, кто опасен, наживая себе при этом кровных врагов, внушая такой деятельностью страх и отвращение к своей персоне. А потом Игорь возмужает, возьмет всю власть в свои руки – что ждет тогда регента, ненавидимого обществом? Отставка, в лучшем случае. А может, найдется какой-нибудь «народный герой», который ударом меча избавит Новгород от тирана, а князя Игоря – от надоевшего дядьки-опекуна…

Через три года после обретения власти в Новгороде, Вещий Олег успешно решил проблему своего закрепления в статусе правителя государства. Он захватил Киев и перебрался туда на постоянное жительство.

Данная акция – самое выдающееся деяние Одда-Олега за всю его долгую жизнь.

Формально, Олег завоевал Киев силой оружия. Но по всем признакам это завоевание очень похоже на государственный переворот, осуществленный завоевателем при участии неких влиятельных сил из киевской среды.

Иоакимовская летопись – в соответствующем сюжете – не только хвалит мудрость и храбрость Олега, но также сообщает о «предательстве», жертвою которого стал Аскольд: «Олег был муж мудрый и воин храбрый, слыша от киевлян жалобы на Оскольда и позавидовав области его, взяв Ингоря, пошел с войсками к Киеву. Блаженный же Оскольд предан киевлянами, и убит был и погребен на горе, там, где стояла церковь святого Николая».

При этом в деле о «предательстве киевлян» можно выделить несколько взаимосвязанных эпизодов – если внимательно приглядеться к некоторым обстоятельствам победоносного броска на Киев, осуществленного Вещим Олегом.

Новгородский правитель, как известно, в 882 году прошел реками и волоками из Новгорода до Смоленска (находившегося тогда на периферии новгородских владений), затем выдвинулся к Любечу – северному пограничному оплоту тогдашней Киевской державы.

Любеч – крепость, расположенная на высокой приднепровской круче – был серьезным препятствием; взять его штурмом было трудно, незаметно обойти с речным флотом – практически невозможно. Но эта твердыня сдалась Олегу без боя, и в Киеве о том предательстве ничего не узнали.

Подойдя к Киеву, Олег велел воинам на судах спрятаться за бортами, чтобы создать видимость купеческого каравана. Эту примитивную уловку легко было разоблачить при самом беглом осмотре – суда были речные, малые в размерах (ибо их таскали через волоки), с не слишком высокими бортами. Но кто-то авторитетно доложил Аскольду, что прибыли именно купцы, и старый князь – опытный политик и воитель – вышел на берег, не приняв никаких мер предосторожности. Тут его и убили.

Впрочем, может быть он вышел не один, а с охраной – которая, однако, пальцем не шевельнула, чтобы защитить своего вождя.

Так или иначе, здесь вполне прослеживаются признаки обширного заговора против Аскольда, и участниками этого небезопасного дела были многие люди, в том числе – из правящей верхушки Киевского государства. Действия тайных врагов Аскольда – от Любеча до Киева – были хорошо организованы и скоординированы.

Управлял заговорщиками явно не Вещий Олег (двигавшийся с войском), а некий его партнер. Этот партнер наверняка был из местных, киевских деятелей; у него были, надо полагать, веские причины, побудившие его призвать Олега в Киев, и при этом он обладал немалыми ресурсами влияния.

Ключом, раскрывающим многие секреты судьбоносных событий 882 года, может послужить известный текстовой фрагмент из трудов Масуди (написанный в первой половине X века по источникам, отобразившим реалии несколько более раннего времени). Фрагмент этот по-разному переводился различными исследователями; в более или менее удобоваримом виде он выглядит так:

«Первый из славянских царей есть царь Дира, он имеет обширные города и многие обитаемые страны; мусульманские купцы прибывают в столицу его государства с разного рода товарами. Подле этого царя из славянских царей живет царь ал-Олванг, имеющий города и обширные области, много войска и военных припасов; он воюет с Румом, Ифранжем, Нукабардом и с другими народами, но войны эти нерешительны. Затем с этим славянским царем граничит царь Турка…» (20.1).

В данном отрывке вполне просматриается его первооснова – некий рассказ о деяниях Вещего Олега (ал-Олванг). Олег – согласно рассказу – признал первенство «царя Дира» и устроился «подле этого царя». При этом соправитель Дира Аскольд никак не упомянут. А в ряду деяний ал-Олванга (Олега) упомянуты его войны, в том числе – с Румом (Византией) (20.2). Очевидно, рассказ составлен уже после знаменитого похода Олега на Константинополь (осуществленного в 907 году). Также автор рассказа отобразил обстоятельства самого начального периода правления Олега, сразу же после устранения Аскольда (эти обстоятельства попали в текст Масуди в слегка преображенном виде).

Из сообщения Масуди – с учетом того, что мы знаем об особенностях киевской политики и системы управления в соответствующее время – однозначно следует вывод: в захвате Киева Олегу помогал не кто иной, как сам Дир – номинальный каган Руси, лишенный реальной власти, но имевший массу тайных сторонников (включая и каких-то влиятельных лиц из окружения Аскольда).

Мотивы такого поведения Дира вырисовываются вполне убедительно.

Его отношения с Аскольдом – фактическим правителем Поднепровской Руси – были хуже некуда. Номинальный глава государства сохранял какое-то место в системе власти лишь в силу своей полубожественной родословной. Так могло продолжаться, пока общество чтило древних богов и подчинялось их воле, воплощенной в старинных законах. Но усилия Аскольда по внедрению Веры Христовой приносили свои плоды, и общество постепенно отчуждалось от языческих верований, и от связанных с ними законов и обычаев (20.3).

В такой ситуации каган Руси мог лишь ожидать, когда его окончатеьно устранят (из политики – а также из жизни), чтобы не мешал политическим и династическим планам фактического правителя. С такой участью Дир не мог согласиться, и решил побороться за свои права.

Его могли поддержать многочисленные сторонники язычества, все еще занимавшие видные места в тогдашнем обществе. Но гланую ставку он сделал на Олега – правителя вполне языческой Словенской земли, казавшегося (издалека) вполне подходящим соправителем для язычника – кагана Руси.

Текст Масуди удостоверяет, что упования Дира оправдались – на первых порах.

Его вновь почтили, как главного в государстве, а Олег скромно занял второе место в иерархии.

Впрочем, этот спектакль продолжался недолго. То ли престарелый каган умер своей смертью, не успев толком насладиться новым почетом, которым его окружили, то ли Олег – укорепившись в достаточной мере – отделался от номинального суверена, чтобы поставить на его место своего племянника Игоря Рюриковича, которому было на тот момент лет семь-восемь.

Олег был тонкий политик, но при необходимости мог и рубануть с плеча. И у него не было ни резонов, ни времени разводить лишние политесы. Уже в 883 году он отправился к древлянам – вассалам Киева, склонным бунтовать при каждом подходящем случае (20.4). Направляясь на неспокойную окраину государства, фактический правитель должен был оставить в Киеве надежный тыл, без интриг и угрозы нового переворота. В такой ситуации Дир уже был не нужен; более того – он создавал лишние сложности.

Приглашая Олега в Киев, Дир, вероятно, рассчитывал, что после устранения христианина Аскольда укрепится стародедовский закон, обеспечивавший неприкосновенность главы государства – прямого потомка Дажьбога.

Но Олег привез с собой Игоря Рюриковича – такого же, как Дир, потомка Словена и Дажьбога.

Когда киевская знать приняла нового варяга-правителя, у киевлян (и прочих жителей Поднепровской Руси) не было причин не признать малолетка Игоря таким же законным государем-сувереном, каким был до него немощный старец Дир. Оба они принадлежали к исконному княжескому роду, и олицетворяли собой неизменный порядок княжения, освященный волей богов. Оба княжили, но не управляли государством.

Норвежец Одд, известный нам, как Олег Вещий, стал одним из самых выдающихся деятелей ранней русской истории. Главная его заслуга – завершение длительного процесса объединения двух крупнейших государств восточнославянского мира в единую державу, способную претендовать на господство над всей Восточноевропейской равниной, между морями Балтийским и Черным.

Государями этой державы стали выходцы из Новгорода, обосновавшиеся в Киеве. И общим, объединяющим названием государств стало стародавнее локальное наименование земель славянского Поднепровья – Русь, Русская земля.

Все жители объединенного государства назвались со временем русскими людьми – вне зависимости от места их проживания на берегах Днепра или Волхова. В состав русского этноса органично вошли и выходцы из Скандинавии, явившиеся в восточнославянске земли с Аскольдом, Олегом и при других оказиях. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ
_____________________________________________________

Примечания

20.4. В «Повести временных лет» сообщается, что Олег будто бы подчинил и обложил данью древлян в 883 году. На самом же деле, это было не завоевание, а подтверждение власти Киева над племенем, вошедшим в состав Поднепровской Руси еще в последней четверти VIII века (об этом см: «Головков А.С. «Калинов мост». – WWW.ПЕРЕМЕНЫ.РУ). Своенравные древляне признали власть Олега лишь после боя (и это дало возможность впоследствии говорить о «завоевании»); примерно также – с мятежами и боями – свободолюбивое племя входило под власть Игоря Старого, затем его вдовы Ольги.

Related posts:

1. Глава 19. Одд из Гелугаланда

На Главную блог-книги КАЛИНОВ МОСТ