ПРЕДЫДУЩИЙ ОЧЕРК – о ГЛИНЕ – см. ЗДЕСЬ
____________________
- О мрамор, хранилище мысли былых поколений!
А.Н.Майков
Нам преподносит известняк,
придавший местности осанки,
стихии внятные останки,
и как бы у ее изнанки
мы все нечаянно в гостях.
Б.А.Ахмадулина
След раковины в гробовой плите
уводит мысль куда-то дальше смерти.
Б.А.Ахмадулина
Память плохо хранит впечатления, не закреплённые в слове.
Правда, иногда аромат цветка или какой-то обрывок мелодии напомнит вдруг что-то давно забытое… До сих пор, – стоит почувствовать сырой и травянистый запах летней реки или услышать тонкое свиристение береговых куличков, – из более, чем полувековой глубины всплывают почти живые ощущения: холод утреннего тумана, лёгкая сухость орехового удилища и шершавость ноздреватых глыб светло-серого камня, отражающихся в чёрной воде.
Имя камня
Значительно позже пришло слово – «известняк» – и камень стал узнаваемым не только при очном общении, но и на картинах, фотографиях, экране: окские берега у Тарусы, утёсы Жигулей, обрывы Горного Крыма, скалы Архипелага и Коринфа…
Такое «шапочное знакомство» позволяет приветствовать при встрече, но ещё не означает знания, которое, в более оформленном виде, приходит при практическом взаимодействии: познаются твердость и стойкость камня, его белизна и чистота, – готовность быть использованным и проявить себя в качестве того или иного материала.
Термин «известняк» (от греческого асбестос – неугасимый) возник в среде промышленников, занимавшихся изготовлением извести. Брали камень, отжигали в больших печах, получая белый едкий порошок – негашеную известь; а потом с шипением и пузырями «гасили» в воде и использовали как связующий материал в каменной или кирпичной кладке. Можно представить себе, как светились-горели раскаленные глыбы камня в вечерних сумерках.
Представляется, что бел-горюч камень русских сказок это как раз известняк. Он действительно белый, светло-серый, иногда чуть желтоватый. А «горючесть» связана с особенностями использования. В. Даль толкует несколько иначе: «алатырь загадочный камень, поминаемый в сказках и заговорах: бел-горюч камень, лежащий на дне морском, либо на море на кияне, на острове на буяне; вероятно янтарь». Известняк, изначально морской осадок, всё-таки более удачно «вписывается» в этот контекст. Но это – к слову.
Любопытство, не всегда подстегиваемое только практическими нуждами, заставляло углубляться в природу камня, – внимательнее всматриваться в особенности его строения, уточнять состав его частей, приглядываться к условиям его нахождения. За физическими связями, фиксируемыми наблюдателем, проявлялись невидимые, логические, выявляемые исследователем. Это – самый загадочный момент познания. Сколько бы сведений не накопили мы об объекте, сколь изощренными и тонкими не были бы методы их добычи, никогда сами по себе замеры и вещественные определения ничего не говорят о процессе, истории, происхождении. Требуется некая логическая среда, в которой, по ее законам, могут быть оживлены эти незримые, но угадываемые отношения. Современный человек для описания многих объектов предпочитает пространство естественно-научных понятий и терминов. Известняк поэтому удобно рассматривать в рамках геологического лексикона.
Многоликий известняк
Геологи же этот термин употребляют для обозначения пород, состоящих главным образом из минералов углекислого кальция – кальцита или арагонита. Всем знакомы его разновидности – писчий мел и кристаллический мрамор; менее известен травертин – «накипь», образующаяся у источников минеральных вод. Не менее известны и его «близкие родственники» – мергель – глинистый известняк и доломит – магниевый известняк (также используемые в строительстве).
Как уже говорилось, эти породы широко распространены на планете. Почти четверть осадочной оболочки Земли сложено ими. В создании любых осадочных образований обнаруживается, в конце концов, участие живых существ, использовавших для этого энергию Солнца, но в известняках их присутствие проявилось наиболее ярко. Здесь вполне обычны обломки раковин, кораллов, морских лилий, иглы и кусочки панциря морских ежей и звёзд, обрывки разнообразных водорослей. Повсюду – комочки известкового ила, пропущенные через пищевод голотурий, червей и прочих некрупных тварей, кишащих в придонном пространстве. Главная же часть этих пород – создание организмов, не видимых глазу. Некоторые из них сейчас обнаружены и изучены, а многие и до сих пор неизвестны науке. Иногда известняки целиком состоят из скелетов различных морских обитателей, например рифы.
Это слово может по-разному отозваться в восприятии. Для моряков рифы – скалистые выступы морского дна, о которые разбивались корабли. Для биологов – подводные холмы – место обитания кораллов, моллюсков, водорослей и многих иных существ, а для геологов – тела известняков, сложенные остатками водорослей, мшанок, губок, но в первую очередь – кораллов. В редких случаях они, почти нетронутыми, бывают захоронены и могут пролежать сотни миллионов лет, сохранив облик древних организмов и саму форму этой древней постройки. Главными существами–строителями рифов уже на протяжении сотен миллионов лет являются коралловые полипы. Полипы живут только в очень прозрачной воде, на ничтожных глубинах. Веточки кораллов тянутся и тянутся к Солнцу, насыщаясь светом, что обязательно скажется на дальнейшей судьбе камня.
Фотография by pierre pouliquin/Flickr.com
Но организмы (полипы, моллюски, иглокожие…) отмирают, – чаще постепенно и «по одному», иногда внезапно и целыми сообществами. Хрупкие скелеты, не поддерживаемые энергией жизни, разрушаются под напором «внешних обстоятельств». Обломки их, оторванные штормами, осыпаются к подножью рифа. Тяжелые вздохи прибоя давно утихли, но не рассеялись бесследно, а сохранились запечатлёнными в текстурном рисунке, и способны через миллионы лет ожить в цветах и линиях палеогеографической карты или во вдохновенной поэтической строфе. Из кусков кораллов, раковин, других известняков возле рифа сформировалось новое тело – крупнообломочный слой. Дальше – с песчаной размерностью слагающих его зерен. А ещё дальше – тонкий карбонатный ил. И для каждой подобной «зоны» характерны свои организмы, может быть не столь «густо» сосуществующие, как на рифе, но длительно живущие здесь, использующие поступающий сюда органический и минеральный материал и, в процессе жизнедеятельности, созидающие характерный облик своего «местожительства». Даже в самой тонкозернистой разновидности известняков, рыхлом, мажущемся меле, под микроскопом обнаруживаются мельчайшие раковинки фораминифер и кокколиты – остатки одноклеточных водорослей.
Фотография: Paul Grand/Flickr.com
Единое, – известняковый горизонт, – подразделено на части, закономерно размещенные друг относительно друга и находящиеся в определённом взаимодействии. Известняковое разнообразие, обусловленное сменой донных ландшафтов, существует в поле Жизни, проявлено и подчеркнуто ею, и поэтому доступно иногда прямому наблюдению человека (например, исследователя-аквалангиста). Причины древнего разнообразия человек постигает, сравнивая их с современной ситуацией (актуализируя их). Охваченное наблюдением и мыслью разнообразие способно со временем воплотиться в слове, но некий «зародыш» этого слова проглядывается уже в рамках полностью бессловесного общения различных групп осадков.
Мрамор
Надо заметить, что камень может на какое-то время оказаться и изъятым из «поля зрения» Жизни. Мы теряем с ним всякий, даже опосредствованный, контакт. Конечно, моделирование в автоклаве или иное экспериментальное изучение или расчет позволяют уточнить параметры той среды, в которую для нас нет доступа, но всё-таки непосредственного наблюдения здесь не может быть «в принципе», и здесь нас выручает воображение, способное прояснить истину.
Фотография: FotoRita [Allstar maniac]/Flickr.com
Опущенный на многокилометровые глубины и сдавленный непомерной тяжестью захоронивших его отложений, известняк может оказаться вблизи мощного очага подземного жара. И тогда он изменится, «метаморфизуется», – произойдет перекристаллизация минеральных зерен и образуется крепкий и массивный мрамор. Следы первичного строения исчезнут и преображенная порода превратиться в кристаллическую массу, сахаристую на изломе и состоящую из зёрен почти одинаковой величины. Правда, если разглядывать под микроскопом тончайшую прозрачную пластиночку этого вещества в проходящем поляризованном свете, можно увидеть вдруг узенькую изогнутую полоску, перламутрово сияющую и угасающую волной при повороте столика. Это – знак былого – напоминание о раковине давным-давно исчезнувшего моллюска. Ничего не осталось от нее, и лишь порядок кристаллов указывает на то, что было.
Мрамор приобретает свойства, которые в известняке было трудно и предполагать. Он крепок, блестящ; упруг и податлив; доступен резцу и хорошо держит форму; принимает и охотно хранит полировку. И это сделало его любимым материалом зодчих и скульпторов. Скульпторов – в первую очередь.
Дворцы и храмы
Известняк же с древнейших времён использовали в качестве строительного материала; причём сначала довольно «простодушно»: находили пещеру и обживали её, в соответствии с имевшимися запросами. Позже научились вырубать в известняковых массивах искусственные жилища или комбинировать природные формы с рукотворными.
По преданию, в одной из таких пещер, был рождён Спаситель, и точно известно, что снятое с креста Его тело было обвито плащаницею и положено в гроб, высеченный в известняковой скале.
Этот камень самой природой создан для строительства. Он крепок и устойчив, но при этом податлив в обработке. Из него легко вырубать блоки и также хорошо вырезать детали декора, – он поддается резцу и держит форму. Античность научилась возводить из него храмы, театры, стадионы и сегодня поражающие соразмерностью и изяществом.
Изысканным архитектурным созданиям дал плоть белый камень на Руси – в Псковской и Новгородской, Владимирской и Суздальской, а позже и в Московской земле.
Храм Покрова воздвигнут по приказу Андрея Боголюбского на Нерли, при впадении её в Клязьму. Выходов известняка здесь нет. Возили его в двенадцатом веке издалека, – из Мячковских каменоломен на Москве-реке, возле устья Пахры. Барки с блоками тёсаного камня плыли вверх, к устью Яузы, поднимались по ней до Мытищенского волока и переволакивались в Клязьму. Это была тяжёлая геологическая работа, – камня требовалось много. Не только храм, но и его подножье, холм на приречном лугу, сложен в значительной мере из того же известняка.
Тот же мячковский «белый камень» использовали строители Спасского собора Андроникова монастыря, выстроенного между 1410 и 1427 годами при игумене Александре. В позднейших перекладках стен собора были обнаружены многочисленные блоки уже использованные ранее в храмовом строительстве. «…духовная сила всегда остаётся в частицах тела, ею оформленного, где бы и как бы они не были рассеяны и смешаны с другим веществом»1
Афродита и Давид
Первые памятники монументальной скульптуры из известняка-мрамора появились в начале седьмого века до нашей эры – в Греции. Причем сначала греческие ваятели употребляли только известняк – материал более рыхлый и мягкий, чем мрамор, но уже к концу столетия, когда дорийцы все еще продолжали довольствоваться грубым известняком, ионийские скульпторы переходят к мрамору, способному воплощать более тонкие замыслы и своей формой удовлетворять их изысканному вкусу. Острова Накос и Парос особенно прославились и мрамором (белым, среднезернистым) и его резчиками. Знаменитыми в античной Греции были и Пентелейские каменоломни, расположенные несколько севернее Афин.
Стоит напомнить, что мастера, работавшие в мраморе, традиционно раскрашивали свои творения минеральными красками: у скульпторов ранней архаики раскраска была сплошной; позже красили лишь одежду, волосы, брови, зрачки, губы (руки, ноги и лицо сохраняли натуральный цвет мрамора); а в эпоху самой поздней классики раскраска вообще начинает исчезать.
Знаменитый афинянин Пракситель (IV век до нашей эры), любимым материалом которого был именно мрамор (Лукиан указывает на пентелейский, а другие авторы упоминают паросский), применял обычно лишь легкое общее тонирование изделия и покрытие его восковой плёнкой. Современники отмечали поразительную прозрачность и почти живую нежность его изваяний.
Фото: А.А. Евсеев.
Дело в том, что кальцит обладает довольно редкими оптическими свойствами. Минералы с совершенной спайностью (а кальцит – именно такой) из-за отражения лучей от многих невидимых поверхностей и частичного их рассеивания часто обнаруживают перламутровый блеск. К тому же кальцит сильно плеохраирует, то есть изменяет окраску в зависимости от направления распространения света. И, наконец, иногда он способен люминисцировать. При воздействии ультрафиолетовых лучей атомы его кристаллической решётки возбуждаются, и в результате такой своеобразной «инициации» вещество излучает энергию и начинает светиться. Практически не видимая на дневном свету легчайшая «аура» может стать в определённых условиях доступной для чуткого взгляда художника. В некоторых природных разновидностях этого минерала удаётся ощутить этот удивительный световой перелив: в полосчатом пещерном ониксе – любимом материале резчиков камей, в перламутре раковин, в жемчуге – самом живом и удивительном изо всех самоцветов и в белом мраморе, особенно в просвечивающих изделиях из него, можно углядеть эту странную и причудливую игру света, напоминающую едва уловимые движения светоносной ткани: тонкий радужный пар над вечерними мартовскими сугробами, мерцание бабочек в летних сумерках и матовое, чуть заметное излучение человеческого тела. Возможно, именно поэтому мрамор оказался лучшим материалом, отображающим наготу.
Все эти свойства были охвачены научным знанием лишь в последние столетия, но Художник, иными путями погружаясь в вещество, познавал его возможности. Пракситель был поэтом Афродиты. Этот образ преследовал его в течение всей жизни, а пять её изображений – остались в памяти потомков. В античном мире Афродита Книдская, «из-за которой многие специально путешествовали на Книд — сообщает Плиний — признана самой замечательной статуей». Считается, что моделью для этого образа послужила знаменитая афинская гетера Фрина. До нас дошли только повторы этого изваяния (главным образом, римские). Копии не способны, конечно, передать того напряженного творческого огня, который, входя в художника, через его руку передавался мрамору. По всей вероятности, очарование, рождаемое встречей с подлинником, производило оглушающее впечатление. «Царь Никомед, – продолжает Плиний – желая купить её у книдян, предлагал освободить их от всех долгов, которые были огромны, но книдяне отвергли его предложение, предпочтя удержать статую». Воздействие художника превратило мраморный блок в совершенно новое – имеющее другое значение и другую ценность.
Но прежде чем мрамор, вызревший на огромных глубинах, станет доступен человеку и приобретёт новый смысл в его творениях, должны были произойти могучие планетные катаклизмы. Пройдут многие миллионы лет. Найдет выход накопленная в тёмных глубинах энергия. И с невероятной силою воздымутся мощные земные плиты. Массивные блоки полезут друг на друга. Покорёжатся и деформируются слои. Образуются складки, своды, купола. Восстанут утесы. Из тьмы недр вознесутся к небесам вершины. На месте былых морей воздвигнутся горы, сверкнув внезапно ослепительным кристаллическим нутром. Возникнут новые формы, новая реальность. (Но и в этих скалах и громадах – детях нового времени – будут, иногда почти незримо, присутствовать следы былых эпох.) А потом ручьи и потоки врежутся в массивы. Реки и овраги рассекут, расчленят пласт. По едва заметным трещинам просочатся воды, ведь кальцит довольно легко растворим, особенно в присутствии углекислоты. Циркуляция вод породит здесь подземные галереи, пещеры, гроты, на «потолках и стенах» которых возникнут полосчатые льдистые натеки и наплывы пещерного оникса. Внизу, у реки в долине забьют родники, и вблизи этих источников высадится губчатый пористый известняк – травертин.
Фотография: louisa_catlover/Flickr.com
Таким образом, камень оказался на поверхности и был опутан древесными корнями, разорвавшими былое единство на скалы и глыбы, и окутан зеленым и бурым покровом трав и мхов. Здесь он стал доступен человеку. Правда, горняку, чтобы добраться до искрящегося белого нутра, пришлось расчистить его, – освободить от земли, обломков, крошки, грязи… Среди трещиноватых и поврежденных, изъеденных кавернами и измазанных ржавчиной выбирались наиболее ровные, сохранившиеся участки и в их пределах вырубались блоки, обычно не очень большие (менее половины кубометра). Изредка удавалось обнаружить крупный монолит чистого белого крепкого мрамора. Обнаружив его, каменотесы аккуратно нащупывали тонкие нитевидные трещины и, медленно раздвигая их деревянными клиньями, поливаемыми водой, отделяли, в конце концов, глыбу от массива.
Места, где можно было добыть подобный блок, были известны с глубокой древности. С античных времен прославилось месторождение Луни в Апуанских Альпах. Здесь добывался знаменитый голубоватый мрамор, широко использовавшийся как скульптурный материал во времена Империи.
В эпоху Возрождения эти каменоломни, расположенные на северо-западе Тосканы и уже именуемые «каррарскими» (от кельтского каррара – каменоломня), обрели новую жизнь. Где-то в самом конце XV века здесь был добыт крупный столбообразный монолит чистого белого мрамора (правда, изогнутый) и переправлен в столицу Тосканы – Флоренцию. В этой глыбе – сообщает Вазари – было девять локтей (более четырёх метров). Попытка вырубить из нее статую, предпринятая неким мастером Симоне да Фьезоле, оказалась неудачной, и в результате блок, получивший в добавок к своим недостаткам еще одно увечье, был оставлен до лучших времён. 16 августа 1501 года общее собрание флорентийского цеха шерстянщиков, которому принадлежала глыба, избрало мастера Микеланджело, сына Лодовико Буаноротти, «изваять и совершенно закончить» из неё статую под названием «Гигант». Микеланджело приступил к работе 13 сентября 1501г. И оставалось только почти двухлетним вырубанием (в 1503 г. статуя полностью оформилась) высвободить Гиганта из глыбы. Резец, то неистово вгрызаясь в массив, то неслышно скользя по невидимым силовым линиям камня и при этом вслушиваясь в пульс художника, обнажает постепенно всю глубину натуры скрытой в мраморе. Скульптура эта, завершенная в 1504 г., была торжественно поставлена у входа в Палаццо Векьо. В 1873 она была перевезена под крышу – в Галерею Академии, а на прежнее место водрузили мраморную копию. Ещё одна копия, правда уже бронзовая, увенчивает монумент, возведённый в честь Микеланджело на высоком берегу Арно в конце прошлого века.
Давид стал едва ли не самым знаменитым изваянием нового времени. В разных музеях Мира есть его изображение. Москвичи могут получить представление об этом образе по известной гипсовой копии, украшающей «Итальянский дворик» в ГМИИ, и мы, созерцая её, имеем возможность постичь всю долгую немую историю глыбы: в набухших венах видятся извивы ходов древних придонных существ; тяжелая до неподъёмности правая кисть – память о страшном грузе давящих осадков; приподнятое левое плечо как бы вздыбливает эти тяжкие толщи, а острые изломы левого локтя и правого запястья вызывают образ покорёженных пластов. Всего же поразительнее этот взгляд «болезненноотверстого ока» с глубоковрезанным зрачком, прозревающий из глубин планетной истории – через головы столетий – неумолимость грядущих катаклизмов. И самой непостижимой тайной представляется то, что длительный, безмолвный и тёмный труд колоссальных планетарных сил поместил в эту узкую, спирально изогнутую глыбу именно этот «мотив», который в определённый срок дождался своего воплощения и уже в виде статуи был высвобожден из недр камня чуткой рукою ваятеля.
«Нужна была изначала данная узкая и длинная глыба мрамора – пронзительно зорко понял М. Волошин, – чтобы Микеланджело нашел в ней напряженную тетиву своего Давида»2. И, глядя на мрамор, и вспоминая все, что с ним произошло, понимаешь, что это – судьба, и что всё наше бытие – это цепь событий и форм, в которых есть не только преемственность, но и предопределенность. Переживший длительную историю: безымянный риф – подземный пласт – горный массив – блок в каменоломне – неприкаянная глыба на задворках собора – знаменитый монумент на площади – почётный музейный экспонат, камень стал частью человеческой истории…
Зачатый жизнью в древних морях, прокалённый в планетных недрах, вознесенный тектонической мощью на вершину горы, он ожидал человека, и человек возник из планетного бытия, с тем чтобы сделать внятным и проявленным глухой и темный голос вещества…
Погружаясь в камень и познавая его, человек познает себя, – свою роль на этой Земле, свой путь, свои задачи, и знание это открывается Миру в Слове, некогда заброшенном в глубины вещества и через несметные толщи веков проявившемся на планете.
ДАЛЕЕ: ВЕЩЕСТВО ЧЕТВЕРТОЕ, КРЕМЕНЬ.
________________
1. П.А. Флоренский. Из письма В.И.Вернадскому 21.09.1929.
2. М.Волошин. Лики творчества. Книга 2. Индивидуализм в искусстве.
Другие публикации Regio Dei (возможно, по теме) :