Часть I.

Нужно наблюдать природу человека во всех ее видах.
Я люблю тех, которым мерещится.
Ф. М. Достоевский.

В созданной в 1927 году работе «Исторический смысл психологического кризиса»
Л. С. Выготский отмечал, что в современной ему психологической науке нет собственно самой психологии. Все многообразие психологических школ и течений он разделил на два больших направления, по сути, отражавших два основных непсихологических подхода к психологии – физиологический и философский: «Существуют две психологии – естественнонаучная, материалистическая, и спиритуалистическая: этот тезис вернее выражает смысл кризиса, чем тезис о существовании многих психологий; именно психологий существует две, т. е. два разных, непримиримых типа науки, две принципиально разные конструкции системы знания; все остальное есть различие в воззрениях, школах, гипотезах; частные, столь сложные, запутанные и перемешанные, слепые, хаотические соединения, в которых бывает подчас очень сложно разобраться». [3, с. 381].

С тех пор мало что изменилось. Количество «психологий» резко возросло, но все они остаются в русле все тех же двух методологических течений. По справедливому замечанию Вяч. Вс. Иванова, «кризис науки о человеческой психике – и о человеке в целом, – о котором писал Выготский, не миновал. Больше того, он стал острее. Три четверти века, которые отделяют нас от времени написания работы Выготского, не ознаменовались выходом из этого кризиса». [8, с. 748].

Причастность соответствующему методу той или иной школы психологии ярче всего проявляется в исследовании самых сложных психологических вопросов. Одним из таких вопросов является психология измененных состояний сознания (ИСС). Сложность и даже неуловимость данного предмета создают благоприятную почву для самого разнообразного концептуирования и прежде всего философских спекуляций… Здесь в полной мере проверяется метод. Так, вся беспомощность классического психоанализа становится очевидной в той интерпретации гипнотических состояний, которую Фрейд предложил в работе «Психология масс и анализ человеческого Я»: «Гипнотическая связь есть неограниченная влюбленная самоотдача, исключающая сексуальное удовлетворение…» [18, с. 812].

Сегодня существует множество определений измененных состояний сознания. Но все это множество дефиниций и кажущееся разнообразие формулировок можно свести к одной единственной фразе: измененные состояния сознания – это именно измененные (равно особые, необычные) состояния сознания. Не больше и не меньше. Но что объясняет такое определение? Ровным счетом ничего. Отмечая самый разнообразный характер психофизиологических изменений при ИСС (см., например, [14, с. 5-14]), исследователи лишь описывали их, но отнюдь не раскрывали их сущность.

Современные методы исследования физиологического компонента измененных состояний сознания не привели к четкому пониманию природы ИСС. Основываясь на результатах таких исследований, можно было сделать вывод, что «их физиология может быть совершенно различна» [13, с. 250], или определить «измененное состояние сознания как любое состояние, при котором существенно заторможено действие левого полушария» (цит. по [14, с. 54]).

Не прояснили общей картины и собственно психологические исследования ИСС. Психологами был собран колоссальный, при этом самый разнородный, иногда противоречивый материал по психологии измененных функциональных состояний, но теоретически осмыслен этот материал, в конечном счете, не был. В искусстве ловли (познания) человеческих душ теперь, как и прежде, «жатвы много, а делателей мало» (Матф. 9, 37).

То, что не могло быть осмысленно психологически, было осознанно метапсихологически – так появилась трансперсональная психология.

Появление трансперсональной психологии было исторически обусловлено. Она явилась реакцией на те «низовые» смыслы о психическом, которые порождались и развивались в рамках психоанализа и бихевиоризма. Психоанализ, как известно, низводил психику человека к инстинктам и «низким» влечениям. Бихевиоризм – к животным, по своей сути, рефлексам («стимул-реакциям»); характерно в этом контексте высказывание одного из патриархов «психологии без психики» Дж. Уотсона: «Бихевиористы в своем стремлении к поиску единой схемы реакции животных не видят ни одной линии, разделяющей человека и животное». (Цит. по [7, с. 10]).

В противовес им трансперсональная психология обратилась к созданию «высших» смыслов о человеке. В фокус ее внимания попали «высшие состояния» сознания, «пиковые переживания», «высшие измерения души и духа» [16, с. 308]. Именно из анализа подобных состояний и развилась трансперсональная психология. Назвавший ее «высшей» наукой К. Уилбер одновременно подчеркнул: «Трансперсональная психология – это особое предприятие (не наука), касающееся специфических состояний…» [17, с. 260].

Сущность трансперсональной психологии составили, таким образом, всевозможные интерпретации «высших состояний». Не обладая достаточно ясным пониманием природы таких состояний, транспсихологи, тем не менее, в самых ярких красках описывали их сверхъестественность, надиндивидуальность. Принимая предложенный С. Грофом термин «трансперсональный» для обозначения опыта переживания подобных состояний, А. Маслоу отмечал: «Чем больше я думаю об этом, тем больше именно это слово говорит мне о том, что все мы пытаемся выразить – то есть о выходе за пределы индивидуального, за границы личности в нечто более широкое и более высокое, чем индивидуальная личность». (Цит. по [7, с. 67]).

Это стремление выйти за пределы индивидуального в некие высшие сферы нередко приводило транспсихологов к головокружительной упоенности «вечной психологией» и «вечной философией» и забвению индивидуальной психологии, кажущейся им низкой и малозначимой. Так, Дж. Корнфилд искренне признавался: «Для большинства людей практика медитации не может «сделать все». В лучшем случае она является одним из важных этапов сложного пути открытий и пробуждений. Я привык верить, что медитация приводит к более высокой, универсальной истине, а психология, личность и наши собственные маленькие драмы – это отдельная, более низкая область». [10, с. 106-107].

Подобные признания, впрочем, могли позволить себе немногие представители трансперсонализма. Большинство транспсихологов выражало такое ценностное отношение к индивидуальной психологии опосредованно, путем включения ее во всевозможные градации знаний о душе и духе; понятно, что при этом она представлялась самым низким уровнем познания (К. Уилбер соотносил индивидуальную психологию с «оком плоти», продолжая таким образом традицию ассоциативной связи «низкого» и «телесного» [17]).

Отдав индивидуальную психологию на откуп бихевиористам, психоаналитикам и гештальтпсихологам, представители трансперсональной психологии нисколько не отрицали «низких» истин «погонщика мулов» Скиннера, мрачного мизантропа Фрейда или Перлза, этой тени Ницше в психологии, играючись подталкивавшей падавших в безумие или смерть (таких, например, как М. Прайс и Ю. Голд). Напротив, руководствуясь принципом дополнительности Нильса Бора, они всячески подчеркивали справедливость как «высоких», так и «низких» истин о человеке. Такой интегральный подход в психологии был признан транспсихологами многообещающим системным решением затянувшегося психологического кризиса.

В действительности, никакой системы в трансперсональной психологии никогда не было, нет и, конечно, не будет. Уже в который раз в истории психологии в одеяния системности пытаются вырядить знакомый до скуки эклектизм, причем эклектизм совершенно чудовищный, сочетающий, в частности, атеизм или, скорее, теофобию Фрейда с мистическими доктринами Востока и Запада.

Эклектические нагромождения теоретиков трансперсонализма иногда бывают настолько произвольными, что попросту граничат с патологическим резонерством. Анализ таких концепций требует от исследователя немалого мужества и, что скрывать, настоящего самопожертвования. Трансперсональная психология и, шире, философия – это область беспредметных высказываний и ускользающих смыслов; то ли сумеречная, то ли туманная область всего невыразимого, неуловимого, невысказанного и непознаваемого. Увидеть здесь предмет исследования ясно – чертовски сложно, если вообще возможно. А вот сломать себе шею, навернувшись во всем этом тумане на невесть какую концептуальную абракадабру, довольно легко.

Один из виднейших патриархов трансперсональной психологии Станислав Гроф в свое время так подытожил свой опыт исследования измененных состояний сознания: «После долгих лет теоретических поисков и заблуждений я пришел к выводу, что данные опытов с ЛСД требуют радикального пересмотра парадигм, существующих в психологии, психиатрии, медицине и, возможно, в науке вообще». [4, с. 48] Этот скромный вывод основывался на материале бесчисленных психоделических путешествий по ту сторону, осуществленных как самим Грофом, так и его пациентами, учениками и коллегами. Не станем мудрствовать лукаво, но, вдохновившись дантовым мужеством – а оно нам, безусловно, понадобится, ибо Вергилий из Грофа тот еще, – погрузимся вслед за Грофом в бездну описанных им экстатических видений, чтобы исследовать, что в ней.

* * *

Опыт многолетней работы с ЛСД привел Грофа к убеждению, что психоделики «активизируют предшествующие матрицы или потенциалы человеческого ума. Под действием этих препаратов человек переживает не «токсический психоз», по существу никак не связанный с функциями психики в нормальном состоянии, а фантастическое внутреннее путешествие в собственное бессознательное и сверхсознательное». [4, с. 47].

Активизация бессознательного начинается с эстетических переживаний, когда человек, принявший ЛСД, наблюдает необычайно яркие картины цветных пятен и геометрических форм, сменяющихся образами фантастических или экзотических ландшафтов и архитектурных построений.

Более глубокий уровень психоделического путешествия – психодинамические переживания. В экстатической образности воссоздаются личностно значимые воспоминания, счастливые и восторженные моменты жизни, травмирующие ситуации, активизируются бессознательные конфликты и неразрешенные некогда проблемы. Характерно, что, по словам С. Грофа, «релевантные воспоминания и другие элементы биографии проявляются не по отдельности, а образуют динамические сочетания (констелляции), для которых я нашел термин «системы конденсированного опыта», сокращенно СКО. СКО – это динамическое сочетание воспоминаний (с сопутствующими им фантазиями) из различных периодов жизни человека, объединенных сильным эмоциональным зарядом одного и того же качества, интенсивных телесных ощущений одного и того же типа или же каких-то других общих для этих воспоминаний важных элементов. Сначала я осознал СКО как принципы, управляющие динамикой индивидуального бессознательного, и понял, что знание о них составляет суть понимания внутренних процессов на этом уровне. Однако позже стало ясно, что системы конденсированного опыта представляют общий принцип, действующий на всех уровнях психики, а не ограничивающийся только биографической сферой». [4, с. 115].

Общий принцип, организующий активизированный в измененных состояниях сознания биографический материал вполне определенным образом, действительно есть, но он не таков, каким он виделся Грофу. Его «системы конденсированного опыта» – не более чем концептуальная абстракция кибернетической эпохи, абстракция, призванная объяснить психическое через внепсихическое, свести психические процессы к по сути машинным механизмам (в данном случае к активации неких систем или матриц). Забавно, что при этом сам Гроф всячески ратует за преодоление механистической науки.

В психическом нет никаких СКО. То, что в измененных состояниях сознания биографический материал предстает не в виде целостных воспоминаний, а в форме своеобразных «сновиденческих» сочетаний положительного или отрицательного характера, объясняется качественно иным видом мышления, доминирующим в ИСС, – аффективно-ассоциативным мышлением.

В отличие от понятийного аффективно-ассоциативное мышление оперирует не объективными признаками вещей и явлений окружающего мира, а бесчисленными субъективно значимыми их признаками (см. подробней [15]). Вся фантастичность экстатической образности определяется этой особенностью аффективно-ассоциативного мышления создавать всевозможные ассоциативные связи между самыми разнообразными феноменами, воспринятыми индивидом в прошлом или воспринимаемыми им в трансовом состоянии.

Вместе с тем очень часто такое мышление разделяет все многообразие воспринимаемых человеком явлений по аффективному признаку – на положительные и отрицательные. При этом позитивно маркированные феномены могут ассоциативно связываться между собой и противопоставляться негативным, и, наоборот, негативные могут ассоциативно сочетаться, противопоставляясь позитивным. Самые яркие примеры таких аффективно-ассоциативных связей можно обнаружить в мифологических, поэтических и сновиденческих текстах. Не трудно их выявить и в экстатической образности.

Сам Гроф не раз отмечал, что воспроизводимая в психоделических сеансах образность может быть разделена по эмоциональному заряду на две большие группы: положительные и отрицательные видения. В контексте его концепции этот факт выразился следующим образом: «В соответствии с основным качеством эмоционального заряда мы можем различить отрицательные СКО (конденсирующие неприятные эмоциональные переживания) и положительные СКО (конденсировавшие приятные эмоциональные переживания и положительные аспекты прошлой жизни индивидуума)». [5, с. 52].

Положительно маркированные воспоминания, фантазии, лица, явления и картины окружающего мира могут ассоциативно связываться и представать в самых разнообразных сочетаниях в одном экстатическом видении. Соответственно, могут сочетаться и выражаться отрицательно воспринятые индивидом феномены.

За переживанием позитивных или негативных ситуаций и впечатлений, отразившихся в психике человека в прошлом, активизируются, по наблюдениям Станислава Грофа, более глубокие перинатальные переживания. «Основные характеристики перинатальных переживаний и их фокус, – отмечал транспсихолог, – сосредоточены на проблемах биологического рождения, физической боли и агонии, старения, болезни и дряхления, а также умирания и смерти… Перинатальные переживания являются выражением более глубокого уровня бессознательного… Элементы обширного и сложного содержания сеансов ЛСД, отражающих этот уровень бессознательного, возникают, как представляется, в виде четырех типичных кластеров, матриц или паттернов переживания… Базовые Перинатальные Матрицы являются гипотетическими динамическими управляющими системами, функционирующими на ранкианском уровне бессознательного подобно тому, как СКО действуют на фрейдовском психодинамическом уровне. Они имеют свое собственное специфическое содержание, а именно, перинатальные явления. Последние содержат две важные грани или два компонента: биологический и духовный. Биологический аспект перинатальных переживаний состоит из конкретных и довольно реалистических переживаний, связанных с индивидуальными стадиями биологических родов. Каждая стадия биологического рождения, вероятно, имеет специфическую духовную дополнительную составляющую…» [5, с. 93, 95, 97-98].

Первая перинатальная матрица (БПМ-I), утверждает Гроф, содержит в себе информацию о пребывании плода в материнской утробе. При психоделической активизации этой матрицы человек способен воспроизвести весь спектр своих внутриутробных ощущений. «Некоторые субъекты описывают весьма реалистические сложные воспоминания начальной эмбриональной ситуации. Они ощущают себя очень маленькими с типичными диспропорциями головы и тела и могут чувствовать также окружающую жидкость, а иногда даже и пуповину. Эти переживания ассоциируются с блаженным, недифференцированным океаническим состоянием сознания. Часто конкретные биологические элементы опускаются, и активизация этой матрицы проявляется в переживании космического единства… Описание космического единства обычно полно парадоксов, нарушающих основные законы и самое существо аристотелевой логики. Индивидуум может, например, говорить об этом опыте как о лишенном содержания и, тем не менее, содержащем все; все, что он может каким бы то ни было образом постичь, оказывается уже включенным. Он ссылается на полную утрату своего Эго и в то же время утверждает, что его сознание расширилось, чтобы объять всю вселенную. Он чувствует благоговение и смирение, свою незначительность и в то же время испытывает чувство и переживает себя наделенным космическими размерами иногда до чувства отождествления себя с Богом… Мир представляется как место невыразимого сияния и красоты». [5, с. 104, 105]. Исполненный божественного света мир представляется Царствием Небесным или Раем. Соответствующие мифологические картины и персонажи являются частым выражением переживаемого состояния космического единства.

Нарушения внутриматочного развития могут проявиться в ходе ЛСД-сеанса в виде характерных соматических симптомов. «Наиболее частые из них – признаки физические, напоминающие приступы гриппа, такие как чувства слабости, головной боли, озноба, дрожи и локальные подергивания небольших мускулов. Столь же часто появляются симптомы пищевого отравления типа «похмелья», такие как тошнота, отвращение, диспепсия, усиление перистальтики и газы в кишечнике. Типичные соответствующие явления этих эпизодов включают специфический неприятный вкус во рту, который обычно описывается, как наделенный определенным биологическим качеством… Есть некоторые свидетельства, что видения – различных демонов и ужасных божеств, которые появляются во время этих сеансов и, как представляется, отделяют субъекта от полного блаженства вселенной, тесно связаны с нарушениями во время беременности и кризисами развития эмбриона. Подобно божествам, имеющим отношение к положительным внутриутробным переживаниям, они могут принимать форму демонов, известных в различных культурах, или могут быть идентифицированы в качестве архетиповых фигур». [5, с. 106-107]. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

______________________
Использованные источники и литература.

1. Апулей. Метаморфозы, или Золотой осел. // Ахилл Татий. Левкиппа и Клитофонт. Лонг. Дафнис и Хлоя. Петроний. Сатирикон. Апулей. Метаморфозы, или Золотой осел. М.: Художественная литература, 1969. – С. 349 – 544.
2. Афанасьев А. Н. Свет и тьма. // Афанасьев А. Н. Древо жизни: Избранные статьи. М.: Современник, 1982. – С. 37 – 52.
3. Выготский Л. С. Исторический смысл психологического кризиса. Методологическое исследование. // Выготский Л. С. Собрание сочинений: В 6-ти т. Т. 1. Вопросы теории и истории психологии. М.: Педагогика, 1982. – С. 291 – 436.
4. Гроф С. За пределами мозга. М.: Институт Трансперсональной Психологии. Изд-во Института Психотерапии, 2000. – 504 с.
5. Гроф С. Области человеческого бессознательного: опыт исследований с помощью ЛСД. М.: МТМ, 1994. – 240 с.
6. Гроф С. Путешествие в поисках себя. М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1994. – 342 с.
7. Друри Н. Трансперсональная психология. М.: Институт общегуманитарных исследований; Львов: Инициатива, 2001. – 208 с.
8. Иванов Вяч. Вс. Очерки по предыстории и истории семиотики. // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. 1. М.: Языки русской культуры, 1999. – С. 603 – 811.
9. Каган Ю. М. Платон и слова, обозначающие свет и темноту. // Платон и его эпоха. К 2400-летию со дня рождения. Отв. ред. Кессиди Ф. Х. М.: Наука, 1979. – С. 301 – 316.
10. Корнфилд Дж. Даже лучшие практики медитации нуждаются в исцелении старых ран: сочетание медитации и психотерапии. // Пути за пределы «эго». Под ред. Уолш Р. и Воон Ф. М.: Открытый Мир, 2006. – С. 106 – 109.
11. Мусаев С. Эпос «Манас». Фрунзе: Илим, 1984. – 263 с.
12. Похищение быка из Куальнге. Изд. под. Михайлова Т. А., Шкунаев С. В. М.: Наука, 1985. – 496 с.
13. Принс Р. Шаманы и эндорфины: гипотезы для синтеза. // Измененные состояния сознания и культура. Хрестоматия. Автор-составитель Гордеева О. В. СПБ.: Питер, 2009. – С. 248 – 260.
14. Спивак Д. Л. Измененные состояния сознания: психология и лингвистика. СПб.: Издательский Дом Ювента; Филологический ф-т СПбГУ, 2000. – 296 с.
15. Степанов Д. Мифопоэтика психоанализа.
16. Уилбер К. Великая цепь бытия. // Пути за пределы «эго». Под ред. Уолш Р. и Воон Ф. М.: Открытый Мир, 2006. – С. 296 – 308.
17. Уилбер К. Наука и трансперсональная психология. // Пути за пределы «эго». Под ред. Уолш Р. и Воон Ф. М.: Открытый Мир, 2006. – С. 256 – 263.
18. Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого Я. // Фрейд З. Я и Оно: Сочинения. М.: Эксмо; Харьков: Фолио, 2007. – С. 771 – 838.
19. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. – 448 с.
20. Шпренгер Я. Инститорис Г. Молот ведьм. М.: Просвет, 1992. – 384 с.

Другие публикации Regio Dei (возможно, по теме) :

1. Станислав Гроф: неистовый поиск сверхчеловеческого
2. Regio Domini. Четырехмерная личность в четырехмерном мире (2.)
3. Regio Domini. Четырехмерная личность в четырехмерном мире (3.)