НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЭТОЙ ИСТОРИИ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩИЙ ФРАГМЕНТ – ЗДЕСЬ.

Другой Сингапур

Сингапур – пространство реализованной утопии, это вне всяких сомнений. Для западного человека в этом есть определенный изъян, называемый недостатком свободы. Для русского – это абсолютное благо, потому что государство-нянька далеко не то же самое, что государство-армейский дедушка, к которому мы все так привыкли. Да и нянька тоже не нашим чета: образованная, без придури, без пристрастия к мыльным операм. В общем разумная.

Большой, первый Сингапур – это и есть диктатура разума. Причем под разумом здесь нужно понимать удивительную смесь британского здравого смысла, расчетливости и жажды успеха, присущих янки, и восточного прагматизма, причем безусловно сакрального, а никак не бухгалтерского.

Плоды такой диктатуры видны повсюду. Это роскошь колониальных отелей, таких, например, как Raffles Hotel и The Fullerton, где стоимость номера может доходить до 7000 тысяч сипнгапурских долларов в сутки. Это знаменитая Орчард-роуд с ее бутиками и оргромными торговыми центрами. Это небоскребы финансового квартала CBD (Central Business Distrct). Это корабли-отели и корабли-казино вроде Star Virgo и Star Gemini , которые выглядят особенно эффектно, если смотреть на них из кабины фуникулера, проложенного от «материка» к острову развлечений Сентоза. Это сам остров Сентоза – с его утвержденным на всенародном референдуме названием (происходит от малайского слова sentosa, что значит «спокойный»; автор название получил крупное денежное вознаграждение), с привезеннными из Индонезии коксовыми пальмами и песком для пляжей, аквариумом Underwater World, где можно поплавать с акулами, первым в Юго-Восточной Азии спуском для маленьких колесных тобогганов и прекрасным подъемников, откуда весь южный берег как на ладони. Это спальные районы, больше всего похожие на наши санатории в Сочи или Крыму. Выберитесь, к примеру, Тионг Бару, с которого в конец 60-х началось строительство жилмассивов – ручаюсь, вы обязательно поймаете себя на ощущение, что это Ялта. Сейчас, кстати, некоторые из этих домов, чьих обитатели подыскали себе более современное жилье, переоборудуют в небольшие отели. Согласитесь, трудно представить, чтобы наши хрущобы превратились в гостиницы. Они годятся только на снос.

Первый, большой Сингапур богат, энергичен, амбициозен. Остров постоянно расширяет свои границы (в пределах территориальных вод, разумеется, и очень аккуратно – Малайзия, к примеру, до сих пор не может ни к чему придраться, тщетно надеясь на штрафные санкции). К югу от CBD и бухты Марина-бей вся земля – искусственная. В ближайшем будущем здесь появятся казино, отделение студии Universal, новый квартал небоскребов (прямо напротив современного финансового центра) и, чуть ближе к морю, второй в городе ботанический сад – его спроектируют лучшие ландшафтные дизайнеры Лондона. И вряд ли кто удивится, если со временем Марина-бей затмит даже Сиднейскую гавань. Во всяком случае, колючие купола знаменитой Эспланады, прозванные в народе «дурианами», ничуть не менее оригинальны, чем здание Сиднейской оперы. И разве что Андерсон-бридж несколько уступает своему австралийскому собрату.

Что и говорить, все это впечатляет. Но есть и другой Сингапур. Не изнаночный, не теневой или почему-либо скрытый от глаз, а именно другой. Это очень важно. Потому что изнанки здесь не скрывают. В малайском Гейланге, напомню, полно борделей, но это не мешает муниципальным властям не только следить в них за гигиеной, но и разрабатывать специальные туристические маршруты по ночному Сингапуру.

Речь в самом деле о другом – о резервуарах времени. О странном, остановившемся Сингапуре. О прекрасной ветхости. О красоте плюшкинского сада. О тех самых, коротко говоря, соринках и веточках, от которых родниковая вода (которая здесь, как мы помним, бежит прямо из водопроводного крана) становится только вкуснее и слаще. Неправда, что Сингапур стерилен и скучен. Он жив. И как все живое, шероховат. Причем эти шероховатости здесь воспринимаешь гораздо острее, чем в остальной Азии, где, уж простите, грязи несравнимо больше.

По гнусной привычке раздавать всему и вся на свете звезды, позволю себе составить коротенький рейтинг другого Сингапура.

Одна звезда: Ватерлоо-стрит, неподалеку от рынка Бугис. Она еще не слишком отличается от большого города (хотя бы потому, что находятся внутри него) – это по сути разновидность нашего Арбата. Но очевидно – что очень странная разновидность. Здесь кругом наставлены удивительные знаки «Кормление птиц запрещено»: голубь, ладонь и черное облачко квадратных крошек, пронзенное хищным алым лучом. Здесь в изобилии водятся калеки: свободных нищих в Сингапуре нет, и эти ребята трудятся строго на основании лицензии, часть дохода отдавая в казну. В неменьшем изобилии присутствуют и целители (также лицензированные). Я своими глазами видел, как один из них, почему-то в одежде клерка, делал пассы над бритой макушкой какого-то слабоумного в инвалидном кресле и что-то очень бойко объяснял его матери, которая, судя по выражению глаз, свято верила в исцеление – прямо тут, на улице, среди зевак, туристов и детей, таскавших за собой на веревке бившихся в мелких судорогах мохнатых мокриц. Это так называемые trepidation toys – «дрожащие игрушки», которые и нас уже давно есть на всех базарах-вокзалах.

Другой целитель сидел на складном стульчике, с закрепленным на голове микрофоном, будто у ведущего ток-шоу, и тыкал телескопической указкой в разложенный на асфальте плакат. Тут был целый иконостас – впечатляющая галерея фотографий, на каждой из которых, очень ярко и сочно, во всех подробностях, были запечатлены геморроидальные шишки (в местах их вызревания, конечно). Человек о чем-то беспрерывно говорил, словно и впрямь очень переживая за людей, которые исхитряются доводить себя до такого вот состояния, и даже догадываясь, что все дело в невоздержанном образе жизни. Потом сочувствие как-то незаметно стало переходить в раздражение – мол, сколько их ни учи, они крепко держатся за свои пороки. Целитель нервно все более нервно ерзал, стучал указкой в пышные мясные цветы меж холмов, в точности так, как рассерженные старики стучат палкой в пол (или в спину кучера?), и наконец, с силой швырнул указку, впав в настоящую истерику, в точности как старина Адольф в апогее своих публичный речей. Видно, геморрой того заслуживал.

Но лучше всего на Ватерлоо-стрит был старик с золотыми рыбками. Они смирно сидели у него по граненым стаканчикам с водой. Кудесник опрокидывал в себя стопарик, брал в одну руку полый кокос с просверленной в нем дырке, другой натягивал на себя черную тряпку, будто собираясь фотографировать с магниевой вспышкой, и затем действительно следовало вспышка – сноп водяных брызг. Это он впрыскивал рыбку в орех. Секунда – и горделивый старец обносил толпу своим волшебным кокосом, из задка которого, прямо из дырочки, грустно помаргивала своим губастым ртом золотая рыбка.

Две звезды: Хо Пар Вилла. Считается, что это единственный в мире парк скульптур, целиком посвященный китайской мифологии. Его еще называет Парком тигрового бальзама, потому что изначально вилла принадлежала миллионеру О Бунхо, по одной версии разбогатевшему на продаже этого самого тигрового бальзама, а по другой – на контрабанде опиумом, который вкладывался в баночки с бальзамом. Что правда, а что нет, сегодня не так уж важно, но отзвуки мощнейшего галлюциноза в этом парке вполне различимы. Если вы думаете, что знаете, что такое кич, но при этом никогда не были на Хо Пар Вилле – ручаюсь, вы сильно заблуждаетесь на свой счет. Капризный мальчик, повисший на шальварах мамаши (и таким образом оголивший ей зад). Обезьяний король с фотоаппаратом (объектив вправо, глаза влево). Печальный суслик с отрубленными по локоть лапками. Крысы с красным крстом на повязках, несущие на носилках в лазарет своего товарища (безногого). Отрубленные человеческие головы, сидящие на скалах с будничностью завалявшейся между грядок картошки. И апофеоз всего – Десять Залов Страшного Суда, разбитые в утробе огромного дракона. Не знаю, есть ли где-нибудь в Италии диорама Дантова ада, но китайский ад такой диорамы уже удостоился. И если вы уверены, что знаете, как самый невозможный кич вдруг перерождается в высокое искусство, но не видели Десяти Залов Суда, вы снова ошибаетесь на свой счет. Звучит несколько высокомерно? Не знаю, просто не пристало одно искусство передавать средствами другого. Перед этими чудовищами слово бессильно. Просто идите и смотрите.

Три звезды: остров Пулау Убин. Полная противоположность синтетической Сентозе с ее покушениями на Диснейленд. Ходу – от силы десять минут от пристани деревни Чанги. А на острове – другая деревня, точнее – традиционный кампонг с полуразрушенными домами на сваях, точно такими, в каких еще лет 40 – 50 назад жили сингапурцы. На календаре в Пулау Убин до сих 60-е годы прошлого века, и это совершенно официальный резервуар времени: при острой нехватке земли правительство соглашается пока не трогать остров. Соответственно, никаких небоскребов. Есть только фермы по разведению рыбы (доставляемой, кстати, в лучшие рестораны города). Есть крошечные магазинчики со всяким хламом и непременным попугаем в клетке. Свеженькое дощатое здание китайской оперы (читай – зеленый театр). Кафе с гирляндой пустых жестянок от кока-колы над стойкой, устроенным на деревянных мостках клозетом – очко смотрит прямо в пруд – и вывесками на синглише. Если повезет, можно будет освежиться кокосовой водой. В местном орехе она кислее, в тайском, с обрезанной кожурой и немного похожем на огромную катушку белых ниток, – послаще. Выбор за вами. Но это, повторяю, – если повезет. Часы работы кафе никому не известны.

А пить обязательно захочется, потому что главное занятие на острове – это, конечно, велосипедные прогулки. Стоит это гроши, нужно только убедиться, что аппарат в исправности, особенно тормоза. Пункты проката работают прямо у лодочной станции. Достопримечательностей немного. Несколько гранитных карьеров с ясной, почти бирюзовой водой (купаться запрещено, кругом забор). Усыпальница немецкой девочки, дочки кофейного плантатора. Спасаясь бегством от британских солдат, которые пришли арестовать ее папу, девочка упала в один такой карьер, утонула, а некоторое время спустя стала, как это ни удивительно, местночтимой богиней. И главная святыня в конце маршрута – буддийский храм Ват Суванкиюванарам.

Некоторые путеводители называют его безобразным. Это неправда. Он прекрасен в своей феноменальной запущенности. В сущности, это гигантский, желтого цвета тент с красной крышей. Нечто среднее между шатром цирка шапито и летней пивной верандой. К дереву чуть в стороне от центрального входа зачем-то привешена боксерская груша. Те два – три монаха, что здесь живут, физическими упражнениями себя явно не утруждают: груша обтянута плотным коконом паутины. Барабан, который должен как будто бы призывать к молитве, висит на каких-то металлических козлах вместе с сиротскими плечиками для одежды. В боку – дырка. Под боком – метла из кокосовых прутьев (точнее, стеблей пальмового листа, очень жестких и прочных, торчащих во все стороны, будто спицы вывернутого ветром зонта). Очень тихо. Никаких молитв. Монах развешивает на веревке только что выстиранные рясы цвета луковой шелухи. Сквозь ткань мягко цедится солнце. Дремлют собаки вдоль стены, прячась в тени красных пластиковых стульев. И, словно развивая тему летней веранды, возникает в поле зрения холодильник с банками пепси и коки. Дверь закрыта на амбарный замок (успевший заржаветь), и к нему очень любезно привешена открывашка (тоже успевшая). Как хотите, а садится на велосипед без собственной бутылки минеральной воды не следует.

Что дальше? Захожу в храм. Никого, даже того монаха с бельем. Только сидит на коробе для пожертвований фарфоровой старец с белой, как сахарная глазурь, головой, и киснут в пластиковых, нарядно обтянутых полиэтиленом ведрах новогодние подарочные наборы: подсолнечное масло, стиральный порошок, что-то еще, не менее волнующее… Что еще? Ах да, как же: деревянные сторожевые слоны у входа и курильницы, утыканные розоватыми ладанными палочками. Недавно прошел дождь, и пепел в курильницах размазало в серый мел, забрызгало ноги слонам, тоже, как известно, серым. Красиво. Тихо. Никого. Но что самое удивительное – в конце обязательно появится на таком же, как у вас велосипеде, кто-то из местных и отправится в храм молиться. Знать бы о чем? Говорят, здешние монахи могут сделать вас удачливыми в игре, и сингапурские картежники сюда заглядывают нередко. Но я не играю.

Я человек исключительно серьезный и положительный. Особенно в том, что касается Сингапура. Видите ли, со мной здесь случилось нечто – как бы это сказать – из ряда вон выходящее. Или необычное. Или некий очень важный курьез. Короче, я наконец понял, что значит – переводить бумагу. Не то что понял – увидел воочию, как это правильно делается.

Признаться, раньше я в простоте своей полагал, что переводить бумагу более менее научился: сколько себя помню, я только этим и занимаюсь. Сначала какие-то наброски, закорючки, потом строчки, после печатная страница – наконец, мне вручают отпечатанные дензнаки и я их с успехом перевожу в товар. Так вот чепуха это все.

День был жарким, с испариной – как обычно. Храм назывался Сенг Вонг Бео. Я искал его, собственно, потому, что хотел посмотреть свадьбу духов, а этот храм – единственный в Сингапуре, где они еще проводятся. Считается, что когда умирает незамужняя девушка, ее душа обречена бродить в полном одиночестве. Соответственно, семья наводит справки в поисках жениха, и если не находит, обращается за помощью к свахе. Когда все улажено, начинается подготовка к свадьбе. Увидеть я ничего не увидел, все-таки это событие редкое, да и устраиваются свадьбы духов, где жениха и невесту заменяют бумажные куклы, исключительно в утренние часы. Жаль, конечно, но зато я узнал и увидел нечто более важное. В глубине храма, рядом с алтарем и традиционными китайскими табличками Предков, стояла печь – ничего особенно, просто железный короб. У печи работали двое. Мужчина развязывал составленные рядами пачками бумаги, легкой, вроде салфеток, женщина (похожая на мужчину) брала в руку уже разрозненные листки и бросала их в огонь. И так без конца. Он распаковывает, она берет и бросает. И словно любуется, как бумажки клубятся в языках пламени. Постояв у них за спиной, я заметил, что в центре каждого листка вклеен квадратик либо серебряной, либо золотой фольги. По счастью, со мной был гид – сам бы я вряд ли вы нашел Сенг Вонг Бео. Он объяснил, что служки храма занимались не чем иным, как переброской золото на тот свет, чтобы у наших предков было чем подкупить стражей ада и пройти в обитель покоя. Мне объяснили, что если бы листки бумаги были свернуты определенным образом, то каждый из них засчитывался как слиток. Не у всех доходят до этого руки. Иногда заставляют сворачивать бумагу детей, но чаще приносят ее просто нераспакованной. Из специального магазина на Фуд-стрит в Чайнатауне, где можно купить также бумажные «Феррари» и «Мерседесы», пачки купюр какого угодно достоинства и расцветок, одежду от ведущих дизайнеров, вообще предметы роскоши: от зажигалки до золотых перстней, очень элегантной посаженных на вакуоль канцелярского клея. Наличие целой индустрии, работающей исключительно на печь, меня заворожило. И ведь исходный импульс и конечный смысл ровно тот же, что и у переведения бумаги более привычным способом, с помощью ручки или компьютера – чтобы заговорить с теми, кого уже здесь больше нет, помочь им хоть чем, как они помогают нам. Мне хотелось одно: стоять целями днями возле этой печи и до одури швырять в нее бумагу с золотыми и серебряными квадратиками. Или просто бумагу. Или текст вот этой, тогда еще не написанной статьи.

– Ведь это же поможет, правда? Это сработает? – спросил я гида.

И тот ответил мне на языке Тофслы и Вифслы:

– May be lah…

 

19-я история – на очереди.