Начало книги – здесь. Начало этой истории – здесь. Предыдущий фрагмент – здесь
Список шестой: писающий
Теоретически вместо путеводителей по Бельгии следовало бы просто составить некий генеральный перечень перечней, словарь тематический групп, обязательных к изучению. И про «главное» – сознательно берем это слово в кавычки – сказано уже немало: все знают, где покупать в Бельгии бриллианты, где пить пиво, есть шоколад, смотреть кружева или картины. Но, словно бы в назидание слишком добросовестным путешественникам, главное здесь при ближайшем знакомстве ошарашивает своей принципиальной второстепенностью, чтобы не сказать – ничтожеством. Писающий мальчик в Брюсселе – это же чуть ли не государственный символ. Но при взгляде на скромную, ростом всего 61 см. бронзовую куклу в каменной нише, многие – особенно из тех, кто привык интересоваться первыми планами – испытывают глубокое разочарование. К тому же, перед нами копия, и даже копия копии, потому что оригинал много раз похищали или разбивали. Да плюс к тому есть еще Писающая девочка и Писающая собака. На что тут, собственно, смотреть? Над чем обливаться слезами? О чем размышлять? О том, что все эти скульптуры якобы олицетворяют собой свободолюбивый и независимый дух бельгийцев? Прекрасно, но почему ссать на улице – это обязательно признак свободолюбия и независимости характера?
На самом деле все просто: Маннекен-пис и его двойники, девочка Янеке и собачка Зиннеке – это школа первой ступени. Они наиболее наглядно задают нам базовую модель поведения в Бельгии – сличать и констатировать. Тот, кто найдет и осмотри все три скульптуры, как минимум придет к выводу, что мальчики по преимуществу писают стоя, девочки – сидя на корточках, собаки – задрав ногу. Стоило ли за этим ехать сюда, вопрос тупиковый. Либо вы почувствуете разочарование – дескать, тоже мне, раскрыли тайну выеденного яйца, либо с радостной улыбкой двинется дальше по пути сличения и констатации. Например, в Городской музей города Брюсселя – это на Гран-Пляс, бывший Дом короля. Там есть один зал, превращенный в личную гардеробную малыша Жюльена (брюссельцы называют мальчика так). В коллекции больше восьми сотен костюмов, что неудивительно – традиция время от времени наряжать паренька родилась три с лишним века назад, когда гостивший здесь правитель Баварии Максимилиан первым преподнес ему комплект парадной одежды. А наши космонавты подарили Жюльену маленький скафандр – и я бы многое отдал, чтобы увидеть писающего астронавта в полной боевой выкладке на углу Дубовой и Банной улиц.
Я на этом углу просто ел вафли. Лавочка находится неподалеку, и для многих она скрашивает первое разочарование от встречи с Жюльеном. Мне – наверное, из за названия – захотелось купить льежские гофры «Обама». Это гофры-метисы: половина залита белым шоколадом, половина черным. А сверху, если доплатить, положат клубники и сбитых сливок. Кладут их так много, что съесть и не испачкаться невозможно. Салфетка помогает слабо, тем более что она прилипает к вафле снизу и отодрать ее, не уронив все сооружение на землю, – отдельный челлендж. В общем, все лицо и руки были у меня в сбитых сливках. Слава богу, каменную нишу с мальчиком укутали елками, а на елки густо нападал снег. Так что, поев, я просто этим снегом умылся, давя его о лицо и растирая в ладонях. Полотенце было взять неоткуда, и я просто поскорее вдел руки в перчатки, а рожу поглубже утопил в горловине свитера под пальто. Какой-то дедок, явно из местных, остановился и одарил меня изумленной улыбкой. Я ему улыбнулся в ответ из своей горловины – как говорится, одними глазами. Гофры «Обама» из Льежа были необыкновенно вкусны. Снег на елках – свеж. Дедок – добр. Я – счастлив. А мальчик ссал себе и ссал, уже накрепко спаянный для меня с моим счастьем. Потом к нему присоединилась и собака: она попалась мне на той же улице, что и танцующие мусорщики. Девочку, правда, я не нашел. Но все равно: сличение и констатация привели к главному – к перечню. К такому перечню, который может одновременно служить и внятной программой действий, и заклинанием.
Маннекен, Янеке, Зиннеке.
Крэкс-фэкс-пэкс.
Елочка, гори!
И она горит, потому что – канун Рождества.
Список седьмой: снежный
Канун получился снежный, я уже говорил. Но транспортный коллапс – это ведь только одна сторона медали. Другая – детская радость и снеговики на каждом углу. Надо ли говорить, что они тоже идут в Бельгии отдельным списком?
В Брюгге я видел снеговика в галстуке – он стоял на крыше дома, прямо под мансардным окном. Может, специально подальше от вандалов установили, а может, просто лень было во двор спускаться: высунулись из окошка и сделали парня из того, что было.
В Генте прямо из ресторана выскакивали на улицу официанты с пустыми подносами, вонзали их, как лопаты, в сугробы и, захватив огромные буханки снега, открывали друг по другу прицельный огонь. А тем временем официантка и уборщица (женщины все же менее деструктивны) лепили снеговика на открытой веранде – прямо на одном из столиков. Тут в материале не было недостатка, потому что и на других столиках лежало по сугробу, и никто не думал их убирать. Когда лицо более-менее оформилось, уборщица залезла в кадку с туей, выбрала камешки – для глаз (керамзит, если быть точным), а потом, измельчив в пальцах землю, нарисовала снеговику брови, ноздри и рот.
Но лучше всего был снеговик в Антверпене. Он тоже стоял на столике перед каким-то кафе или пиццерией. На голове – шляпа. На шее – платок. Нос – долька яблока. Уши – ломтики сервелата. Глаза – маслины. Губы – красная рыба. Во рту – сигарета. Вместо пуговицы – винтовые пробки от виски. Ну и теперь самое главное: два пончика и пирожок в причинном месте. В смысле, не пирожок и не пончики, конечно, а специального фасона выпечка – чтобы похоже было на оригинал. Это же надо, подумал я, кто-то у них на кухне все это хозяйство нарочно испек. Может быть, по собственной инициативе, а может, на то было особое распоряжение шеф-повара. Подошел к кому-нибудь из паствы и говорит: «А испеки ты мне, братец, член, вот такой вышины, вот такой ширины». И ему испекли. В общем, я потянулся за фотоаппаратом. И в эту самую минуту официант, до тех пор лениво куривший в дверях заведения, вдруг отбросил сигарету, подлетел к снеговику и, как поправляют бабочку дирижеру или первой скрипке, поправил на нем его печеный елдак. Чтобы сразу было видно – стоит. А то ведь действительно начал слегка опадать – снежок-то тает. Короче, только поправив что надо, официант отошел в сторонку и жестом дал мне понять – вот теперь можно, снимайте!
Ума не приложу, какой смысл должен быть заключен в несходстве бельгийских снеговиков. Видимо, никакого. Но зато путь размечен предельно четко: сличение – констатация – перечень – пароль.
«Нога Икара»?
Отзыв: «Кара и нога».
Окончание этой истории – здесь