Начало здесь. Предыдущее – здесь

Из Инвернесса, столицы Нагорья, я прибыл в замок Инверлохи. Не тот, что описан у Вальтера Скотта и славен победой Монтроза над Аргайлом (хотя древние руины еще сохранились неподалеку), а просто загородный отель Inverlochy Castle, где должен был, согласно намеченной программе, отужинать в мишленовском ресторане. Ресторан оказался недурен, но мне больше понравились две другие вещи.

Во-первых, деревянный ежик у входной двери с очень плотно насаженными в спину иголками из проволоки. Это чтобы, я так понял, подошвы ботинок почистить перед входом в замок. Вечером, в довольно тусклом свете фонаря, еж казался почти живым. И невозможно было понять, кто осмелиться вытереть о него ноги (которые еще нужно умудриться испачкать на усыпанной мелким щебнем дорожках регулярного парка).

А вторая вещь – галстук. Я его никогда не носил. Однако для ужинов в Inverlochy Castle заведен строгий дресс-код: мужчины должны носить пиджак и галстук. Я позвонил портье и, поеживаясь от неловкости за себя, попросил, чтобы кто-нибудь мне помог. Спустя полминуты явился бодрый юноша и, в ответ на мои извинения за беспокойство, сказал: «Пустяки, ко мне тут часто с такими просьбами обращаются». Не думаю, что он солгал, надеясь меня утешить. Во всяком случае, в его глазах были не какие-нибудь там лукавые искорки и тем более не наше лакейское презрение к убожеству клиента. В них светилась скорее мальчишеская гордость за свой талант.

Я не ошибся. Юноша справился с задачей виртуозно, попутно сообщив мне не без удовольствия, что этот свой фирменный узел он научился завязывать в лагере для бойскаутов под Йоханнесбургом. Далее последовал краткий рассказ о родном городе, а затем и официальное приглашение: «Ждем вас к ужину через пятнадцать минут, в холле».

Черт, я даже не спросил парня, как его зовут, – так меня озадачила вся эта сцена! Вроде бы вот он, замок Инверлохи, где некогда, в гостях у своего вельможи, останавливалась сама королева Виктория (и тогда же записала в своем дневнике, что не видала на земле места прекраснее). Вот он, лучший отель Шотландии (а по некоторым версиям, и всей Европы). Вот он, флаг престижнейшей ресторанно-гостиничной ассоциации Relais & Chateaux у входа (между прочим, вывешенный рядом с национальным флагом). И вдруг – какие-то бойскауты из ЮАР в роли портье и странные постояльцы, способные выкладывать за номер по 700 фунтов в сутки, но не умеющие завязать галстука. В списке почетных гостей отеля значились Мэл Гибсон, Кристофер Ламберт, Элтон Джон. Я так и не смог решить для себя, умеют они сами завязывать галстук или нет. Но понял, что услугами моего бойскаута никогда бы не побрезговали. Напротив, даже умея, дали бы ему еще одну возможность проявить себя. Удивительная простота! Это у нас она хуже воровства, а там – обязывает.

Собственно говоря, только она одна и обязывает, поскольку является жестом доверия к другому, надежды, что он не идиот (тогда как основой даже самого невинного жеманства служит глубокая уверенность, что все кругом недоумки). Надо ли говорить, что я спустился в холл ровно через пятнадцать минут?

За ужином чудеснее всего был тот самый шотландский свет. Точнее – снег, который был светом. Аперитив у камина случился еще на закате, десерт же подавали, когда за окном окончательно стемнело, исчезла даже эта вечерняя апрельская лиловизна, достигавшая предела насыщенности, когда небо отражалось в лужах (недавно, стоит заметить, прошел дождь). И едва я принялся за кофе с птифурами, как вдруг почувствовал – что-то переменилось. Огляделся: в окне густой пеленой, совершенно по-рождественски, шел снег.

К Рождеству я был не готов, но провести его в собственном номере или с бокалом коньяка у камина мне показалось полнейшей дичью. Поднялся переодеться и тотчас снова сбежал по лестнице вниз – на лицу. В смысле – в парк.

Ежик со своим густым бобриком был на месте. В портике стоял стул, скамейка, на скамейке очень обыденная пепельница с окурками. Все это мелькнуло перед глазами за одну секунду и оборвалось полотном снега, косо обрезанным лучом фонаря. Мое первая мысль была – сейчас кино станут крутить. И еще этот странный звук, в самом деле отдаленно похожий на стрекот проектора где-то там, за спиной, в кинорубке. Странно, но мы привыкли к тому, что снег падает бесшумно. А здесь он звучал. Так же цельно и неразложимо на отдельные оттенки, как Эдинбург пах.

Я понял, в чем причина, не сразу – снег, влажный и густой, падал не голую землю или деревья, он падал на сочную зелень газонов, на деревья, на живую изгородь – апрель месяц, в конце-то концов. И это трение снега, влажного и густого, о листву лично мне сравнить было не с чем. Я просто стоял и слушал. С тем же удивлением, с каким слушаешь во время бессонницы шум собственной крови в ушах. В каком-то смысле этот снег, он же свет, и была моя кровь в ту минуту – прошу меня простить за некоторый пафос.

Хотя, с другой стороны, какой пафос, если мы толкуем о таких простых вещах? В Инверлохи я запомнил снег. На острове Скай – дождь. Так же не похожий ни на один дождь в моей жизни.

Вообще-то у них, на Скае, он ласково называется изморосью. Посмотришь в окошко – вроде вообще никакого дождя нет. Даже солнце светит, просто воздух как бы слегка искрится. Но чуть отойдешь от дома, чуть налетит ветерок – и ты останавливаешься как вкопанный, боясь совершить лишнее движение, потому что тебя словно мокрой простыней натуго спеленали. Не то дурдом, не то вытрезвитель. Но это всего лишь остров Скай. Изморось.

Ступая на манер статуи командора, я после десятиминутной прогулки вернулся в гостиницу (скромный гостевой домик, выбранный только потому, что хозяева предлагали бесплатный трансфер на ужин в отель-ресторан Three Chimnyes, здешнюю гастрономическую достопримечательность и вершинную точку на моем маршруте). Переменил штаны, едва стянув с себя тяжелые, как доспехи, джинсы. Спустился опять-таки в холл с камином, только гораздо меньше, чем в Инверлохи. К тому же, здесь был немыслимый в замке телевизор, и хозяйка, миссис Арлин Мак-Фи, смотрела викторину «Как стать миллионером». Поздоровались. Немного посмотрели ящик. Поговорили про погоду. Ни с одним из вопросов викторины я ей помочь не мог. Но зато старушка помогла с вопросом про mega pylons в Грампианских горах. Это действительно оказались опоры ЛЭП. Не то чтобы шотландцы против электричества, но они сочли, что вышки изуродуют пейзаж (с этим трудно поспорить). Тем более что грампианские долины были увековечены в их любимом сериале «Монарх из Глена» – о том, как лондонский ресторатор вернулся назад к корням и стал помещиком в родном (вымышленном) местечке Гленгбогл.

Об отеле-ресторане Three Chimnyes мне опять же сказать нечего, кроме того, что, когда я его увидел, мне вспомнился Рильке (да, опять стихотворец) и его строчка про свет в последнем домике прихода (и опять свет). Никаких других домиков я не обнаружил: в сумерках угадывались лишь смутные очертания Столов Маклауда – невысоких гор со срезанными вершинами, на которых воины клана когда-то устраивали хмельные пиры при свете факелов. Ресторан был последним оплотом цивилизации. И одновременно чем-то таким, что ей уже не принадлежало, некоей ночной громадой, о которой знаешь, что она где-то тут есть, но которой не видишь совершенно. Сродни родовому гнезду Маклаудов замку Данвеган, зиявшему сплошным пробелом на другом, противоположном от Three Chimnyes, берегу озеро, которое тоже было Данвеган и тоже – зияние.

На Скае я провел всего один день. И на обратном пути, рядом с автобусной остановкой увидел банкомат над которым было написано: «Королевский банк Шотландии». И тут же на гэльском: Banca Riaghail na h-Alba. Конечно, мне больше понравился этот самый нах Альба. Почему? Потому что «Альба» явно означало «Шотландия». Но в привычных нам латинских корнях оно могло означать только одно – белый.

А за остановкой выглядывал из-за забора небольшой домик с садом. К яблоне вместо качелей была привязана швартовочная груша из ярко-красного пластика – их, кажется, называют «кранцы». Все еще шел снег, густо налипая на ветви, трос, грушу. И вдруг я заметил, как сквозь округлую матовую белизну смутно рдеет пластик. Цитата отыскалась в памяти сразу, на этот раз прозаическая… «Как бывало я упивался восхитительно крепким, гранатово-красным хрустальным яйцом, уцелевшим от какой-то незапамятной пасхи! Пожевав уголок простыни так, чтобы он хорошенько намок, я туго заворачивал в него граненое сокровище и, все еще подлизывая спеленатые его плоскости, глядел как горячий румянец постепенно просачиваются сквозь влажную ткань со все возрастающей насыщенностью рдения. Непосредственнее этого мне редко удавалось питаться красотой».

Возможности как-то усилить рдение кранца у меня не было – частное владение, забор, автобус трогается. Так что в памяти остался вместо красного цвета белый. В очередной раз. И завзятые мелочисты окончательно капитулировали перед слепцами.

Просто потому что нах Альба.

Белая страна. Пробел. Другие берега.

Как и было сказано – без примет. И действительно – связь, а не сыск.

 

История шестая – скоро