Начало здесь. Предыдущее – здесь

Места в аварийном выходе

Между тем, принято считать, что дело не в магистральном адресате, а в том, что это, мол, сами американцы – эмбрионы. Тупые и жирные. Никакого, дескать, нет в них изящества. Местечковый патриотизм. Необразованность. Самодовольство. Громогласная речь. Вечно натянутая на рожу улыбка (фальшивая). Склонность к стукачеству (законная). Культ денег. Что еще? Да ничего. Одно слово – пиндосы.

Так вышло, что мне дали место у аварийного выхода (прямо над крылом). А вместе с билетом вручили подробнейший список требований, предъявляемых авиакомпанией Delta к пассажирам вроде меня. К примеру, на таких местах запрещено сидеть людям, не обладающим достаточной силой, подвижностью и проворством рук и ног, чтобы (далее привожу по памяти):

«– дотянуться до аварийного выхода и запирающих его механизмов;
– схватить, толкнуть, потянуть, повернуть или как-то иначе привести в движение означенные механизмы;
– поднять, опустить, положить на кресло или передать кому-либо через спинку кресла предметы весом от 31 до 52 фунтов;
– удержать равновесие, поднимая, опуская или передавая кому-либо такие предметы;
– стабилизировать надувной трап (после срабатывания насоса) и правильно закрепить матерчатый желоб;
– помочь другим пассажирам покинуть самолет».

Я честно добрался до конца бумажки. По всему выходило, что места в аварийном выходе имеют право занимать лишь те люди, которым уже доводилось бывать в авиакатастрофе, больше того, кто в ней прекрасно себя зарекомендовал. Идиотизм? Вроде бы он самый. И вроде бы нормальная на него реакция: никто меня с места не погнал, хотя я-то уж точно не соответствовал требованиям инструкции. Просто подошла стюардесса, поболтала немного, убедилась, что языком худо-бедно владею, и удалилась. Все как обычно: есть бумажка, предполагающая наличие у пассажиров опыта смерти, а есть живой человек, по определению не способный иметь такой опыт. К чертям бюрократов!

И все-таки что-то мне в этой инструкции не давало покоя. Ну да, понятно – она сходу отбраковывала инвалидов, родителей с детьми, одиноких неврастеников в сопровождении «животных эмоциональной поддержки», даже толстяков, которым требуется ремни безопасности с «расширением» (в таких ремнях легко можно запутаться в экстренной ситуации). Однако принципиальный расчет, скажем так, на плейн-краш-мена, человека с опытом авиакатастроф, меня поразил. Потому что это был также расчет на протоплазму и первичный бульон, который, в общем-то, бессмертен. А раз так, то – хотя бы в теории – ничто не мешает перемолотому в труху организму быстренько регенерироваться и отправится дальше по своим делам (например, снова подняться на борт самолета). Звучит почти кощунственно, но, тем не менее, это правда. Ибо расчет на бульон есть в первую очередь установка на всхожесть. Русский проверит семена на лежкость (переживут ли зиму?), европеец удостовериться, те ли это семена, или, может, вместо роз ноготки подсунули. Американца интересует всхожесть – она одна.

Или вот, например, споры. О них я вообще очень часто думаю в дороге. Ведь прежде чем раскрыться навстречу впечатлениям, человек, отправляясь в путь, замыкается, закрывается. Причем наглухо. Залезает сам в себя не просто как в скорлупу, а точно в капсулу спускаемого аппарата, которой, прежде чем оказаться на твердой поверхности, нужно будет пройти плотные слои атмосферы и покрыться окалиной. Это происходит инстинктивно. Всякий воздушный пассажир, если только он не нажрался перед вылетом, превращается в спору. Чтобы противостоять не только страху, но и тягучей дорожной скуке. Лично я на время полета всегда словно бы погружаюсь в анабиоз. Ни вина (оно проедает дырки в окалине), ни кина (оно проедает дырки в мозгу), ни тем более разговоров с попутчиками. Разве что на обед отвлечься, и после снова – юрк в самого себя. Спора! Семечко! Почему-то это мне кажется главным условием безопасности на борту: зачехлиться и ждать, ничего не зная, ни о чем не помня и не думая. И даже если самолет бешеным огурцом взорвется в воздухе, семечко не погибнет, потому что, просто в качестве семечка, исходно готово к высадке в грунт. И к тому, чтобы в нем немедленно прорасти.

В сущности, список требований, предъявляемых к пассажирам в аварийном выходе, был ровно о том же – о всхожести. И стюардесса оставила меня в покое, удовлетворенная не столько моим английским (не говоря уже об отсутствии «животных эмоциональной поддержки»), сколько, я так думаю, этим вот характерным выражением в глазах: спора! Может ли спора дотянуться до аварийного выхода и запирающих его механизмов, дело десятое. Главное, пройти проверку на всхожесть.

Я ее прошел. И мы поднялись в воздух.

Продолжение