Начало здесь. Предыдущее – здесь

1

Здесь даже каракатицы ходят в психическую атаку. Цепочкой, все в черном, как каппелевцы (если кто еще помнит Владимира Оскаровича или хотя бы Василия Ивановича, это все равно).

Стою на мостках и смотрю в воду. Колышась вслед за волнами, тянется по дну легкая кольчужная сетка, сработанная прямо из солнца. Звено за звеном, наплывая и перемежаясь, запросто меняя нити в основе. И между этой сеткой и поверхностью шеренгой идут каракатицы. Сначала медленно, будто висят в воде. Потом вдруг прибавляют в скорости и вплотную приближаются к моей вилле на сваях. Достаю фотоаппарат и начинаю отстреливаться. Как бы наугад, наобум, вслепую. По врагам, совершенно не различимым в темноте (наплевать, что палит солнце) и пользующимся отравленными стрелами вместо ружей, так что даже по вспышкам не выстрелишь.

Каракатицы отступают. Правда, не врассыпную, а все той же ровной каппелевской цепью. И снова зависают, похожие на патроны в невидимой ленте. Торопливо листаешь в фотике карточки и понимаешь: все мимо, удач нет. Просто какая-то раскадровка. Нарезка. Черновики к мультфильму. Но это, собственно, и означает, что психическая атака удалась.

2

Крабы – те вообще атакуют, спасаясь бегством.

Спускаюсь с мостков на коралловый песок. Местами действительно белый, без очков легко можно подцепить снежную слепоту. А местами – цвета топленого молока. Когда пасмурно – то с оттяжкой в беж. Когда отлив – охра с сиренью. И в этом песке повсюду проверчены лунки. Иду и все время отмечаю краем глаза комочки какого-то седого пуха, стремительно сносимые ветром. Смотрю в упор – ничего. Иду дальше, и опять рябит на периферии. Наконец, взгляд фиксирует нечто определенное. Это – маленький краб. Видимо, молодой. Потому что – мелкий. И белесый, почти без панциря. Но, несмотря на молодость, направление к ближайшей норе все они угадывают безошибочно. И летят туда четко по прямой, будто их кто-то тянет из-под земли за нитку. На краю лунки иногда замирают. Ждут. И я замираю тоже. По глупости опять достаю фотоаппарат. Но как только пытаюсь приблизиться, краб мгновенно исчезает в песке. И охотник оборачивается добычей. Вернее, жертвой старого доброго розыгрыша с потерянным кошельком на дороге.

Чувствую себя дураком.

3

И точно таким же дураком делаешься, когда над пляжем пролетает ворона, а до тебя только минуту-другую спустя доходит, что у нее были кожистые, перепончатые крылья, да еще какой-то рыжий мех вокруг головы. Все верно. Это летучие мыши. Точнее – летучие лисицы, они же крыланы. Вполне безобидный вид, питающийся исключительно фруктами. Но все равно как-то дико. Вечерами – особенно. Прихожу на ужин. Выбираю столик как можно ближе к воде. Сажусь. И вроде бы все нормально, дежурный тропический колорит. Но не то вино постепенно вползает в голову, не то и впрямь картинка неуловимо поменялась, а только когда выходит луна, в особенности если полная, то экваториальная ночь превращается в декабрьские сумерки где-нибудь в средней полосе России. Песок – словно снег где-нибудь так в трех-пяти метрах от ближайшего фонаря. И цвет знакомый: сирень, синева, белесость – все сразу. Да еще дети бегают и кричат. Да вороньи тени мелькают. Полное ощущение, что вышел с малым на санках покататься. Только и разницы, что дети кричат в основном по-английски, вороны, пища, обустраиваются на пальме (ее силуэт с березой не спутаешь), а на песке не получается ни в снежки поиграть, ни бабу слепить. Плюс в глубине двора зияет некий бездонный провал, и там что-то дышит, ворочается, всплескивает, вспыхивает маслянистыми бликами.

Ошибки быть не может. Ты – в тропиках. Еще одно усилие, и твой раздавленный психической атакой разум как бы нехотя уточняет: ты – на Мальдивах.

Продолжение