НАЧАЛО и ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ
Они идут от Проспекта Мира в направлении Сухаревки, – а там уж недалеко до Китая, в котором – надоба. Одна из них, та, что постарше, в черном длинном пальто, и пахнет духами. Другая – та, что помоложе, в короткой кожаной куртке, и духами не пахнет. Обе оживленно жестикулируют, то и дело случайно касаясь друг друга. Иногда им удается наступить на какого-нибудь прохожего, и тогда та, что постарше, начинает извиняться:
- О, простите бога ради!
-
- Чего это ты такая вежливая? – вскидывает бровь та, что помоложе.
-
- Вежливая? А что, раньше такой не была?
-
- Как сказать… – маленькая поднимает голову к небу. – Но вот этого вот «простите бога ради» я от тебя не слышала. Оно и звучит как-то фальшиво.
-
- Фальшиво? – смущается та, что постарше. – Но чем же?
-
- Не знаю, я часто не могу объяснить того, что чувствую, – та, что помоложе, легко перепрыгивает лужицу. – А ты?
-
- А мне кажется, будто я теперь всё-всё могу объяснить, – отводит грустный взгляд большая.
-
- Всё-всё? Но это же так скучно! Как же ты живешь? – удивляется попрыгунья.
-
- По-разному, – увиливает та, что пахнет духами.
-
- Расскажи, надо же мне иметь хоть какое-то представление о… – та, что не пахнет духами, останавливается на полуслове и пристально смотрит в глаза другой.
-
- Рассказать? А ты не испугаешься? Тебе-то самой не станет скучно? – полы ее длинного пальто подхватывает ветер, обнажая стройные ноги.
-
- А чего бояться? – смеется девчонка и, вставая на самокат, едет до перекрестка.
-
- Откуда у тебя самокат? – спрашивает Сана.
-
- А откуда у тебя такая сумка? – спрашивает Саночка и тянет ее на себя.
-
- Из бутика, – Сану начинает раздражать девчонка, цепляющаяся за ее сумку. – Кончай!
-
- Кончать в столь людном месте, доводя до сумасшествия несчастных зомби, вышагивающих по улицам, телесными судорогами? А как же пристойность? – хохочет Саночка.
-
- Что ты о себе такое думаешь? Типа, «без комплексов»? – Сана хмурит лоб, и кажется старше лет на семь.
-
- Не морщи лоб, а то тебе все сорок дать можно! – Саночка перестает смеяться и шепчет: – Прости.
-
- За что, чудовище? – улыбается, как ни в чем не бывало, Сана.
-
- За оргазм, за что же! Ты-то его давно не испытывала! – Саночка чуть подталкивает ее.
-
- Откуда такая осведомленность? – приостанавливается Сана.
-
- По тебе видно, – ковыряет в носу Саночка. – Замороченная ты.
-
- Дурында, – Сана убыстряет шаг, но девчонка бежит за ней, поскуливая: – Ну ладно те, не буду так больше, давай сначала? – а в глазах – зайцы солнечные с ума сходят.
-
- Давай, – соглашается Сана: так они снова переносятся к художественному салону на Проспект Мира.
-
- О, простите бога ради! – наступает Сана ей на ногу.
-
- Чего это ты такая вежливая? – вскидывает бровь Саночка.
-
- Вежливая? А что, раньше такой не была?
-
- Как сказать… – Саночка поднимает голову к небу. – Но вот этого вот «простите бога ради» я от тебя не слышала. Оно и звучит как-то фальшиво.
-
- Фальшиво? – смущается Сана. – Но чем же?
-
- Не знаю, я часто не могу объяснить того, что чувствую, – Саночка легко прыгает через лужу. – А ты?
-
- Я? Я, наверное, тоже, – Сана лужу обходит. – Знаешь, я, наверное, лет тысячу мечтаю выспаться.
-
- Тысячу? Но тебе же тридцать семь! – наклоняет голову Саночка.
-
- Это только кажется! На самом деле мне тысяча…
-
- Надо же, я и не подозревала, что в таком возрасте можно так здорово сохраниться! А может ты просто мумия?
-
- Как ты догадалась? Конечно, ну конечно же, я – мумия, – будто найдя ответ на давно мучавший вопрос, Сана широко распахивает глаза. – Мумия! У меня же нет ни мозгов, ни внутренностей, одна оболочка!
-
- Везет тебе, – с завистью смотрит на нее Саночка. – А как делают мумии?
-
- О, это целое искусство! Сначала у меня вынули железным крючком мозг через ноздри и влили туда специальную жидкость.
-
- Зачем?
-
- Как зачем? Для размягчения остатков. Потом вынули внутренности, а полости тела вымочили в пальмовом вине.
-
- Везет! Пальмовое вино!
-
- Потом меня набили тканями, пропитанными канифолью – при охлаждении те, если ты помнишь, твердеют.
-
- Не помню…
-
- А после этого меня на два с лишним месяца засунули в раствор натуральной соды, и только через семьдесят дней вымыли и завернули в хлопковые бинты: все они были в клейкой густой канифоли, я помню…
-
- И?..
-
- Что – «и»?… В саван завернули, вот что «и».
-
- М-да… кажется, ты неплохо изучила историю Древнего Египта, подруга.
-
- Да, было интересно, – улыбается Сана. – Я раньше любила читать.
-
- А сейчас?
-
- Сейчас только в метро. Или на ночь. Если ничего не происходит. Но постоянно что-то происходит, поэтому иногда даже в метро невозможно: голова пухнет от собственных мыслей, а если еще и чужие…
-
- Что-то ты мне не нравишься.
-
- Да я сама себе не нравлюсь.
-
- Давай ты мне всё расскажешь? Но для этого нужно вернуться назад.
-
- Ок! – они возвращаются на Проспект Мира.
-
- О, простите бога ради!
-
- Чего это ты такая вежливая? – вскидывает бровь та, что помоложе.
-
- Вежливая? А что, раньше такой не была?
-
- Как сказать… – маленькая поднимает голову к небу. – Но вот этого вот «простите бога ради» я от тебя не слышала. Оно и звучит как-то фальшиво.
-
- Фальшиво? – смущается та, что постарше. – Но чем же?
-
- Не знаю, я часто не могу объяснить того, что чувствую, – та, что помоложе, легко прыгает через лужицу. – А ты?
-
- Знаешь, я тоже, тоже не могу… Особенно же невыносима невозможность объяснить самое главное тому, кого любишь, – та, что постарше, с трудом сдерживает слезы.
-
- А ты еще любишь? – та, что помладше, смотрит на нее с восхищением.
-
- И любима, – кивает Сана: ветер в который уж раз поднимает полы ее длинного пальто, обнажая стройные ноги. – Но самое страшное в том, что именно любовь, даже взаимная, причиняет наибольшую боль. Иногда кажется, что вот-вот тебя разнесет, разорвет в клочья! Что ты лопнешь, задохнешься тут же! Но нет, это было бы слишком легко, и всё повторяется – вот оно, фирменное кандальное рондо…
-
- Почему? Ведь если любят двое… – маленькая, перебивая, тщетно силится подобрать нужные слова.
-
- Потому что если другой отдается тебе полностью, эту его ношу очень трудно вынести. Многие ломаются.
-
- А ты?
-
- А что – я? По мне лучше сломаться насмерть, чем прогнуться, – Сана закуривает.
-
- Тебя измучили любовью, я догадалась? – догадалась Саночка.
-
- Не совсем, – Сана стыдится своих истинных чувств. – Я ведь, в принципе, ни в чем не знаю отказа.
-
- Не ври! – Саночку не проведешь. – Давай-ка, скажи как есть!
-
- Давай есть, – говорит Сана и достает из сумки булочку с корицей.
-
- Давай, – соглашается Саночка. – Почти пришли: уже Китай, до «Иллюзиона» два шага: ты ведь после ремонта вроде и не была там…
-
- Боялась.
-
- Чего?
-
- Человека этого.
-
- А человек… человек-то этот… он что сделал?
-
- Хотел, чтоб я дышала р о в н о, и точка.
-
- Ты же сама поставила точку!
-
- Да, именно поэтому мы и оказались в «здесь и сейчас».
-
- Но ведь ты хотела пространства?
-
- Хотела… не знала только, что т а к а я пустота обступить может. Что т а к а я чернота – в день, в миг…
-
- Но ведь у тебя есть я!
-
- Да, у меня есть ты…
-
Показывали «Ночного портье»1, но на экран Сана не смотрела: ужас от осознания того, что у нее украли прошлое, пропитал, казалось, каждую клетку. О, как мечтала она вернуться т у д а, назад, в свою киношку! В тот самый «Иллюзион», где они с N – понедельник, дневной сеанс – курили на последнем ряду по-цыгански! В то самое время, когда никто не думал о том, на сколько их еще хватит. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ
_________________________
1 Фильм Лилианы Кавани.