НАЧАЛО и ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

А потом еще один волшебный лес – только иной: кофейно-шоколадный, буро-коричневый, медно-охряный. Она видела такой лишь во сне или представляла – в детстве, в детстве, – читая волшебные сказки: три орешка для Саночки¹, то ли еще будет! Впрочем, если бы не ребята, едва ли она осилила б все эти подъемы и спуски, не перешла всех этих рек с их скользкими, до блеска отполированными, камнями: оступишься – тут же сломаешься. От усталости Сана не чувствует, совсем не чувствует себя, и это, вероятно, самое лучшее: можно снять с сердца шкурку да и бросить в костер, превратиться в спящую княжну и, растянувшись в хрустальном гробу, дождаться сказочного П… Сана осекается. Да пошел он, кричу я с другой стороны монитора, пусть катится! «Поиметь» редкую кистеперую рыбку (а ты же кистеперая р ы б к а? Latimeria chalumnae – так, кажется?), и не подавиться – черта-с-два!

Нет-нет, увиливает Сана, поймать тишину, не захлебнуться в бессловесном ее нейтрале, – а больше ничего и не надо: кажется, она даже пропускает мимо ушей мое «дура» – да кажется, она и впрямь чокнулась!

Сана раздевается и заходит в воду: ноги тут же сводит. «Что есть холод мой в сравнении с холодом того, кого ищет душа твоя?» – слышит она голос реки и, поскальзываясь, отзывается: «Ничто…» – «Что есть цепи мои в сравнении с цепями того, кого жаждет тело твоё?» – «Ничто…» – «Что есть нежность моя в сравнении с нежностью того, кого любит сердце твое?» – «Ничто! Ничто, блин, под Луной этой не вечно! Да только чувство мое гор – выше, шамана – сильней, тебя, Шьыхьгуаше², – красивей!»

Сана смотрит в небо и не сразу замечает подплывшего шамана: он кладет руку сначала на первую ее чакру, затем на вторую, и говорит: «Оставь раны в прошлом, люби себя», – а потом гладит ее спину: тихо, неспешно, абсолютно неэротично.

За всю бы жизнь выреветься, ан нет: терпи, detka, до стольной – там-то уж вволю наплачешься, кули сумеешь, ну а пока… Сидя с шаманом у костра, ты, как и он, тянешь монотонно «А-у-ум!» да буравишь глазами гору: внезапно она оголяется – светящаяся полоска, точная копия вершины, становится отчетливо видимой. И если шаман различает сиренево-оранжевое свечение, то ты в состоянии уловить пока лишь несколько оттенков белого. «А-у-ум!» – каменная голова (волхв? индеец?) по центру, слева – грузинка, правее – г-н Маркс, он же – череп, он же – шут (если забрать еще правее)… «А-у-ум! – шепчет Сана, а потом вот только это – вот только это, и ничего больше, потому как ничего больше и нет: – Иногда я слышу, как ты говоришь со мной на праязыке: порой кажется, будто я понимаю отдельные фразы, превращенные тобой в линии, в толчки, ранящие мою матку, в скольжения по ничто без малейшей точки опоры. Иногда я думаю: почему бы не вырвать из души твоей гланды – у нее ведь от них ангина! На залитой солнцем поляне раскрошу твою горечь, войду в океан твоей радости, переведу с русского на русский все да/нет/позже, выпью до дна безмолвное знание чувств безусловных. Когда же сойду с гор, не узнаю отражения своего в зеркале: тут-то и забьем на бинарную эту логику, а когда пуля височная сердце прожжет, взлетим: тихо, невинно…».

Ночью, выбравшись из палатки покурить, Сана увидела всамделишную, без всяких 3D-шных штучек, падающую – la-la – звезду, и загадала то самое, что загадала бы на ее месте каждая немертвая баба, дошедшая до Белой реки.

А утром пронзает: намерение³.

Намерение, высказанное на Месте Силы.

Ее намерение, ее потом и ее кровью очищенное от всего наносного: дело лишь в чистоте стиля и точности формулировки… Как могла забыть?..

Увидев выходящего из воды шамана, Сана отворачивается, смутившись вовсе не от дразнящей его наготы, а от осознания того, что именно сейчас читает он ее мысли. «Страх и слабость внутри тебя» – вспоминает она и морщится: странно, не замечает разве он ее цельности, не видит разве, что она давно не боится! «Что ты хочешь получить от поездки?» – от застающего врасплох вопроса Сана вздрагивает, все попытки объяснить что-либо тщетны: «Ты не готова: очень много слов». Сана качает головой – как не готова? Что в его понимании быть готовой?.. Да разве не она рискнула? Да разве…

Она долго сидит у водопада и, тихонько чертыхаясь, пытается прийти к лаконичной формулировке того, что привело ее сюда, а когда, час спустя, озвучивает намерение, шаман кивает и оставляет ее одну.

Никогда, возможно, не было ей так легко, как в недолгие часы привалов – и пусть, пусть они говорят и думают что хотят, эти «продвинутые», пусть считают ее сумасшедшей (впрочем, кто НЕ? Условно адекватный – вот и весь диагноз) – ей все равно, совершенно, абсолютно: в выдвижных ящичках памяти останется лишь нужное ей, все остальное забудется.

Пока же один из посвященных – халдей, экс-учителишка – скорее забавляет, нежели раздражает неуклюжей конструкцией фраз и неправильностью ударений. Сана знает все, что скажет через минуту новоявленный гуру. Дважды два, detka, дважды два: и снова – что ты делаешь здесь?.. Привыкший к лексике старшеклассниц, он пытается подложить обкатанный стилёк и под Сану, однако в ответ на солдафонские комплименты («А у нее – в третьем, разумеется, лице, – красивые мышцы спины») она лишь усмехается: «”Добежавший сперматозоид” считает баб существами второго сорта: какая, однако, скука…» – «Респект за эти слова!» – произносит неожиданно повеселевший шаман, но вскоре заводится, кивая на котелок: «Ну и варево!» – «Не хочешь – не ешь», – пожимает плечами Сана, а потом, после коронной фразы «Мужика тебе хорошего надо!» и похлопывания по плечу («Да я, если б мы вместе жили, или бил бы тебя, или убил…» – насвистывает халдей), начинает хохотать. Ну что, в самом деле, хотела она от играющих «в настоящих мужчин» энергетических мальчиков, получивших посвящение⁴! «Говори, что знаешь, делай, что должен, – будь, чему быть»⁵, так ведь?

Третий перевал дается несколько легче предыдущих, зато четвертый не калечит лишь чудом – о страховке, конечно, нет речи: «Да тут бабушка пройдет!» – любимая присказка шамана давно не кажется хоть сколько-нибудь убедительной; элементы альпинизма, впрочем, уже знакомы. «За камень крепко держись, ясно? – говорят ей. – Вот так, ухватилась – и всё: да не езди по нем, как по пизде ладошкой!» Сану корежит: впрочем, именно грубость, возможно, и не дает в тот момент сорваться – сорвется она чуть позже.

Для того, чтобы сделать шаг по снежно-ледяной простыни, нужно пробить маленькую дорожку – след – ребром ботинка: метр за метром, метр за метром – да сколько их еще будет, снежников этих?.. Сана останавливается на середине: ребят не видно – снова не дождались… как шевельнуться? По обледеневшему склону, когда страх до кишок пронизывает, – как пройти? Назад пути нет – вопрос лишь в том, есть ли смысл двигаться дальше. Кусая губы, Сана делает шаг, потом еще один… Ничего, в сущности, страшного, а она-то боялась: голову надо выключать, го-ло-ву – тогда легко будет, тогда… В этот самый момент рюкзак и перевесит: о нет, перед глазами не замелькают картинки из экс-жизней, а негромкий стон, вырвавшийся из груди, раздастся, скорей, от удивления, нежели страха. Слетев с обледенелого снежника, будет скользить она на животе – вниз, вниз, беззвучно, безупречно, бессмысленно, – думая лишь о том, что станет с Мартой, е с л и; будет лететь, мечтая разбиться легко, без боли – пусть лучше так, да, пусть так, хоть и глупо расстаться с телом, таким родным и таким, в сущности, непознанным, здесь и сейчас, когда, как кажется, всё лучшее уже намекает на свое присутствие в ее, а не чьей-то еще, жизни… Глупо, Плохиш, тысячу раз глупо – вот так, средь камня и снега – не облегчив душу твою, – из-за нее и исчезнуть…

Все это напоминает компьютерную игру – лети, Сана, лети! Аховый твой полет, пожалуй, и уместится на прокрустовом ложе, предназначенном для того самого словечка, которое тщетно пытался сложить Кай в замке Снежной королевы – впрочем, мумия Хатшепсут упрекнет тебя в самоповторах: она же помнит все твои трещинки⁶, она же считает, будто ты подсажена на Андерсена… Лети, Сана, лети-и! – обернись-ка налево, обернись-ка направо – хороша ли э к с к у р с и я, тепло ли тебе, девица?.. Все, что нужно сейчас, – зацепиться: ветку-то видишь? Отче наш… – закрывает глаза Сана и вдруг замечает, что уже не скользит: молись, detka, молись, а главное – не думай о хромой обезьяне.

«Жива?» – с плохо скрываемой тревогой спросит ее, висящую над обрывом, подбежавший шаман. «Цела, не сломана» – «Это страхи твои ушли – нет их теперь больше… С крещением!» – он прищуривается, а Сана, которую, на самом-то деле, распирает от странной, неведомой доселе, гордости – цела! не сломана! – вымученно улыбается и, опираясь на шамана, находит силы усмехнуться: «Спасибо».

Она не чувствует рук, не чувствует онемевших, красных от холода, пальцев – не замечает, как капает на лед кровь из нежной ладони, распоротой острым камнем – она ест снег, горсть за горстью: здравствуй, Плохиш, ну, здравствуй – онемел, разве?.. Да кто, черт возьми, обманул тебя, сказав, будто люди не летают?.. Не набить ли ему морду?..

…………………………………………………………………………………………………….

Адам, улыбалась Сана, разглядывая купающегося под высоченным водопадом шамана и представляла его почему-то в костюме «In credibles»⁷: длиннополый жакет, сутажные брюки, серый цилиндр… Недолго думая, она скинула с себя одежду и побежала к другому водопаду: поток оглушил, обрушившись на грудь тяжелой лавиной; прозрачная, хрустально чистая, переливающаяся под солнечными лучами, вода смывала не только кровь, давно струящуюся по ногам, но и, казалось, топила в камнях уродливые сгустки фантомных болей. Сана знала: если перейдет все перевалы, если спустится живой к морю и ощутит неизменность чувства, значит, безусловная любовь, не имеющая к привязке⁸ никакого отношения, существует. На кой черт тебе это, вклиниваюсь я, неужто не надоело?.. Осталось немного: дойти живой, отмахивается Сана, вот и идет – идет, чтобы найти камень в форме сердца, а потом, на высоте две тысячи метров, сорвать у горного озера семь шаманских цветков. Как странно, вздыхает Сана, глядя на воду, зеленая трава и белый снег – не пародия ли это на их с П. отношения?.. Она поднимается на холм и, оперевшись о камень, смотрит на скалы. Тишина стреляет сначала в голову, а потом целится в сердце. Найдя пятилепестковую сирень, Сана кладет ее на кончик языка; на спуске она уже не пытается никого догнать – скоро з е м л я, тропа обязательно выведет, упс, приплыли: аул, еще аул, да вот же оно, море, скотина⁹.

…

_________________________________________________________________

Эвтаназия: счастье навсегда

Свобода воли и свобода выбора: не об этом ли мечтают люди всю жизнь?

Старость и недуг помогут Вам насладиться этой поистине королевской роскошью, а

высококлассные специалисты, работающие в нашем Эвтоцентре, с радостью обслужат Вас по первой Вашей просьбе.

С нами Вы поверите в то, что такие «три кита», как

УСПЕХ,
НАДЕЖНОСТЬ,
и УВЕРЕННОСТЬ

лежат в основе нашей эксклюзивной концепции, позволяющей в кратчайший срок добиться полного удовлетворения даже самого взыскательного клиента.

Ноу-хау заключается в безболезненности осознанного перехода – каждый, обратившийся к нам, получает уникальный шанс ощутить их на собственном теле. Пусть вас не беспокоит то, что оно потеряло форму – высочайшего качества свежие гробы из душистого кедра, изготовленные тут же, в нашей маленькой и уютной мастерской, навсегда скроют его от посторонних глаз.

Мы работаем по предоплате со 100%-ной гарантией и с гордостью называем нашу услугу уникальной.

Одиноким предоставляются скидки.

Пожизненный результат в день обращения

Мы работаем, чтобы подарить Вам билет в бесконечность!

_______________________________________________________________

Сана открывает глаза: да, ее сны – или, что любопытней, тексты снов – вдохновят, возможно, не одного психиатра – или, на худой конец, копирайтера. Впрочем, к черту тексты: она закуривает и вспоминает шамана да брошенное им вскользь молодец. А ведь – надо же! – ни одного человека, пожалуй, не приходилось прижимать ей к себе с такой силой, прощаясь: и П. – П. тоже – при всех – не приходилось…

Странно: впервые в жизни Сане кажется, что мозг ее наконец-то умолкает – и происходит это не в горах, как прописано «в сценарии», а здесь, на банальном курорте. Впервые в жизни не раздражают праздно шатающийся народец, шансон, запахи шашлыков… Она почти летает по узким улочкам, любуется пальмами да сидит на берегу моря – сидит до тех самых пор, пока красная полоска солнца не скроется за горами – в голове нет ни одной мысли, и даже о П. как-то не думается.

«Заходы, кырасавыца, я тьибэ сьичас пакажу таакой сорт – закачаэшьса! Какая ты кырасавыца! Муш эсть? Дэти эсть? Как эта адна? Нэ веэрю, абманываишь!». Перелив часть жидкости счастья во фляжку – табличка на заборе ВИНО ДОМАШНИЙ-таки примагнитила – Сана отправляется на прогулку и, отмахиваясь от впаянных в мозг цитаток типа «Любовь – это когда вас рвет в один унитаз»¹⁰, делает большой глоток вина: как хорошо ей сейчас, как спокойно… Если на свете и есть райский уголок, то он, возможно, здесь, вполне искренне думает она в ту минуту и, забредая в лавчонку, покупает сувениры, один нелепей другого.

Когда же поезд тронется, Сана совершенно отчетливо увидит, что они с Плохишом – ОПЯТЬ С ПЛОХИШОМ, ВСТРЕВАЮ Я – сидят на ее кухне – НО ТАК НЕ БЫВАЕТ, Я ЗНАЮ, О ЧЕМ ГОВОРЮ, – пьют южное вино, – ЭТО ПРОСТО МЫЛЬНАЯ ОПЕРА, Я НИКОГДА НЕ ПОСТАВЛЮ ПОД ТАКИМ, М-М-М, РОМАН[С]ОМ, СВОЕГО ИМЕНИ!.. – да, пьют южное вино, – ДОПИСЫВАЕТ САНА, НЕ ОБРАЩАЯ НА МЕНЯ НИКАКОГО ВНИМАНИЯ, – чтобы никогда больше не расставаться, – У МЕНЯ ОПУСКАЮТСЯ РУКИ: СДАЮСЬ, ДА И ЧТО ПРИКАЖЕТЕ ДЕЛАТЬ?.. – «Я развожусь», глуповато улыбается Плохиш и, заглядывая Сане в зрачки, застывает, что на него не похоже. – А КАК ЖЕ ТВОЯ Ж.? ДОБЕЖАВШИЕ СПЕРМАТОЗОИДЫ? КРЕДИТ?.. – «Я люблю тебя…» – ЧТО? ОНИ СОВЕРШЕННО НЕУПРАВЛЯЕМЫ, ЭТИ ПЕРСОНАЖИ! – «Что? Повтори», просит Сана, и Плохиш повторяет: «Я люблю тебя…» – НО ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ЭТО НЕВОЗМОЖНО, НЕВЕРОЯТНО! ОН НЕ УМЕЕТ, ЕМУ НЕ ДАНО! КЛАССИЧЕСКИЙ «СТРАДАЮЩИЙ ЭГОИСТ» – ИЗБАЛОВАННЫЙ И, АХ-С, НЕСЧАСТНЫЙ ПАПИК СЕМЕЙСТВА! ЕГО УМ ИЗВРАЩЕН, К ТОМУ ЖЕ… – «Я люблю тебя…», повторяет Плохиш как завороженный. – ЧТО? ТЫ? КАКИМ, ИНТЕРЕСНО, МЕСТОМ? СКОЛЬКО ЕЩЕ ЛЕТ ТЫ БУДЕШЬ МОРОЧИТЬ ЕЙ ГОЛОВУ?.. – «Что? Громче!», требует Сана. – «Я люблю тебя!», кричит Плохиш и, опускаясь на колени, целует ей руки: бразильский сериал, да и только. – ДА КАК ВЫ СМЕЕТЕ… – «Еще! Еще громче!», приказывает Сана, полностью дискредитируя методу новейшего реализма со всеми ея трактовочками птахи-жысти и ливером оной. – «Я люблю тебя!», разрывается Плохиш. – Я НЕРВНО ЩЕЛКАЮ «МЫШКОЙ» (ВОТ ТАК ИСТОРИЯ!) И, МЫСЛЕННО ОБРАЩАЯСЬ К HERO-ЛЮБОВНИКУ, ЛЮБОПЫТСТВУЮ, В СОСТОЯНИИ ЛИ ОН СДЕЛАТЬ САНУ ХОТЯ БЫ ЧУТЬ-ЧУТЬ СЧАСТЛИВОЙ, А ПОТОМ… – «Никого нельзя с д е л а т ь счастливым, – встревает моя неофитка: извергаемые ею банальности убивают всякое желание общаться дальше. – К тому же, не ты ли сама твердила, будто искать счастье извне глупо?» – НО ВЕДЬ ТЫ… ВОТ ИМЕННО ТЫ – ИСКАЛА? (Я старательно сдерживаюсь: не хватало еще нахамить под конец главной heroИньке.) ВЕДЬ ИМЕННО ТЫ ПОШЛА В ЧЕРТОВЫ ЭТИ ГОРЫ, ЧТОБЫ СПУСТИТЬСЯ ЖИВОЙ К МОРЮ? СНЯЛА КОЖУ… ВЗЯЛА ПЯЛЬЦА… НАТЯНУЛА… КРЕСТИКОМ-КОЗЛИКОМ – ЖИВОЙ ЖИЛОЙ – ВЫШИЛА… СКАЖИ, ЭТО ВЕДЬ ТЫ – ТЫ – БЫЛА ТАМ, ПОКА Я ПИСАЛА “CПЕРМАТОЗОИДЫ”? – «Да она сумасшедшая, просто сумасшедшая…», переглядываются Сана и Плохиш, а, заметив, что я устало снимаю с лица покрасневшие глаза и механически прячу их – расс, двасс – в карман, дипломатично смущаются: «Ну что ты, что ты…».

• • • • • • • • ***

2009

______________________________

1 «Три орешка для Золушки».
2 Адыг. название Белой реки: Шьыхьгуаше – «покровитель оленей».
3 Так наз. «активная сторона бесконечности» (Кастанеда).
4 Зд.: энергоинформационные каналы, с помощью которых человек подключается к определенному космическому потоку.
5 С. Ковалевская.
6 Земфира: «Я помню все твои трещинки».
7 Французский костюм 18 века.
8 Т.н. энергетическая привязка к другому человеку, возникающая обычно в результате пересечения людей в прошлых воплощениях.
9 Фраза из небезызвестно анекдота о слепом мальчике, просившего отца показать ему море.
10 Нэнси Спанджен.
11 Новейший реализм – то же, что и соц.реализм; Б.советская энциклопедия называет его «глубоко жизненным, научным и самым передовым художественным методом, принципы которого определи
И. В. Сталин» (последнее прим. Саны).

Рисунок Антонины Решетниковой

На Главную блог-книги СПЕРМАТОЗОИДЫ