НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

В армии, которая является одним из таких мест, откуда людям хочется писать горячие и красивые письма, я часто вспоминал отца и дядю Сашу, потому что именно им я мог бы написать о том, что понемногу стало открываться мне в тяжёлых армейских условиях, где к тому же было достаточно времени на размышления.

Так, например, прослужив около года, я, как мне кажется, стал понимать смысл выражения “герои книг не пишут”. Я ещё не готов был почувствовать всю горечь неизбежности и невозможности компромисса, которые заключались в этих словах, но уже стал отличать пронзительную мечту о недостижимом героизме от простого и решительного действия, а поступок — от жажды поступка.

На смену Хемингуэю, Ремарку и другим сентиментальным алкоголикам пришли другие кумиры — Шекспир, Мелвилл и Киплинг — “маленький человек с железной челюстью”.

Весь второй год службы моя нижняя челюсть всё больше словно бы накапливала в себе железо, тяжелела и выпирала вперёд.

Вернулся же я из Вооружённых Сил окончательно озверевшим.

Представляя себя чем-то вроде крестоносца, тяжело и неудержимо скачущего сквозь слабые ряды сограждан, в первые же дни после увольнения я два раза подрался на улицах города Киева, а затем, похоже для симметрии, два раза на улицах Москвы.

В это самое время меня неосторожно пригласили на какой-то день рождения, где я был заворожён тяжёлыми чёрными локонами, гладкой кожей и переливчатым звонким смехом девушки по имени Анжела. По бокам от тяжеловолосой Анжелы сидели незнакомые мне юноши, сильно, по-московски, акающие, жадно пожирающие бутерброды с икрой и с сыром и с нескрываемой свинской похотью поглядывающие на сидевшую между ними девушку. Немного погодя, когда все только-только развеселились и когда я встал и громко, на всю комнату, сказал этим юношам, что они — похотливые ублюдки, все почему-то всполошились. С грохотом отлетели стулья. Какие-то гости бросились защищать несчастливых акающих молодых людей и стали даже хватать меня за руки. Минуты через две, при помощи столовых приборов, ножа и вилки, я всех их согнал в коридор и прижал там к стенке. И когда эти трое или четверо бледных и сильно напуганных парней стояли рядком у стены, обрывая спинами вешалочки на развешанной на крючках одежде, я вдруг увидел в их глазах (которые ещё полчаса назад были такими надменными и уверенными) как бы детскую мольбу непонимания. Их душонки не могли вместить в себя происходившего. Я плюнул, бросил на пол вилку и нож и под несущиеся мне вслед проклятия гостей и хозяев покинул празднество. На троллейбусной остановке я страшно избил какого-то стриженого человека в наколках и с характерным уголовным оскалом, который, считая, по-видимому, что его угрожающая внешность является неоспоримым мандатом на вызывающее поведение, пытался занять остановленное мною такси; и приблизительно недели через две-три после этого открытого душевного перелома женился на Анжеле. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ