НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

Я купил прямоугольный джин (буду, наверное, помнить его всю жизнь) и вышел из утреннего, не совсем ещё проснувшегося магазина на улицу.

Дождик всё ещё шёл. Это было хорошо, потому что в магазине мне внезапно стало трудно дышать, и серо-зелёный пол, сложенный из больших квадратных каменных плиток, поехал в сторону, как конвейер. На улице я несколько пришёл в себя и стал с сожалением думать о том, что вышел из дома не похмелясь. Теперь у меня, как говорил Портянский, было “два пути — выпить или не выпить”. Меня мутило и качало, и я решил зайти в ближайшую подворотню, скрутить крышку с прямоугольной бутылки и отхлебнуть граммов сто пятьдесят. Как только я принял такое решение и медленно пошёл по мокрой оживающей улице, выбирая, куда свернуть, стало казаться, что все прохожие знают, чего я ищу, и осуждающе смотрят на меня. Один мужчина, в роговых очках и с чёрным зонтиком, с назидательной внешностью честного и добродетельного идиота, даже оглянулся на меня несколько раз. “Не белая ли это горячка? — подумал я о такой, пробудившейся вдруг мнительности. — Хорошо, что ещё нет голосов — не пей, не пей…” Я широко улыбнулся этим мыслям. Впереди, совсем уже рядом, была подходящая с виду подворотня, и я приготовился свернуть в неё, когда немного сзади и сбоку женский голос громко и весело крикнул: “Андрей!”. Я вздрогнул, но, уже вздрагивая, знал почему-то, что это никакие не галлюцинации и зовут именно меня. Я оглянулся.

У тротуара стояла чёрная “Волга” — ГАЗ-24, блестящая в пробивающемся сквозь лёгкие тучки солнце своими вымытыми боками, снизу немного заляпанными грязью мокрой улицы. Из открытой задней двери, осторожно выбирая, куда ступить, чтобы не испачкать туфельки, и поглядывая на меня сквозь мелькающих прохожих, готовилась выйти Ира, Ирина, привидение с четвёртого этажа.

Это была та самая девушка с рассеянным и в то же время горячим взглядом очень близоруких чёрных глаз, которая, когда я учился в пединституте, написала в сочинении, что “настоящий мужчина должен быть таким, как Андрей Ширяев”.

Я остановился, и она подошла ко мне. Она сильно изменилась, но это была всё же она — женственная и мягкая, как мягкая игрушка, такая, какой я её запомнил с института. На ней было чёрное платье с длинными рукавами — из какой-то тонкой и мягкой ткани, с которой, не впитываясь, как с цветочных лепестков, скатывались мелкие капли редкого дождя. В небольшом вырезе платья на полной шее Ирины, чуть ниже нежной складки, обозначенной резко, как у младенца, той складки, которую я однажды целовал, лежало золотое ожерелье или колье с мелкими блистающими камешками. Очки с толстыми линзами были теперь не в пластмассовой, как когда-то, а в тонкой золотистой оправе, очень дорогой с виду и, возможно, специально подобранной под колье. Глаза были однако всё те же — горячие и мягкие, с рассеянным выражением, и Ирина поднимала их на меня и всматривалась в моё лицо с волнением, радостью, строгостью и нерешительностью.

— Андрюша! Это ты?

— Трудно ответить так сразу, — ответил я с мучительной улыбкой на небритом лице.

Густые тёмно-русые волосы её, разделённые надвое простым пробором, зашевелились от моего дыхания, когда я заговорил — она стояла очень близко — и я испугался и отвернулся в сторону. Я знал, как от меня несло, несмотря на то, что я по три раза на день подолгу чистил зубы.

— Я так рада. Где ты сейчас? — спрашивала она.

— Не знаю, Ирочка, — сказал я.

И от этого вырвавшегося “Ирочка”, а я раньше никогда, кажется, так её не называл, прежде, чем я успел понять, что со мной происходит, я как бы пролаял несколько раз — грудь против моей воли сдавило и отпустило странными сухими рыданиями, как будто мне вдруг, надавливая на рёбра, стали делать искусственное дыхание. Я старательно закашлялся и протянув правую руку (в левой у меня был пакет с джином), коснулся рукава её чёрного, показавшегося мне в ту минуту очень женственным, платья.

— Нажрался я сильно вчера, — наконец сказал я, выдыхая в сторону. — И позавчера тоже. Очень рад тебя видеть. Не поверишь… Очень рад.

Я старался говорить односложно, чтобы вылетало поменьше перегара.

— Запиши мой телефон, — сказала она. — Сейчас я спешу. Запиши. Или нет, я сама тебе его напишу.

— Это рабочий, — Ирина протянула мне вырванный из блокнотика листок. — У меня, кстати, есть и визитки, но стыдно давать тебе визитку. Я теперь большой человек. Обязательно позвони. Позвонишь?

— Да, — сказал я.

— Смотри, не обмани меня, — говорила она, идя к машине и оборачиваясь. — Пожалуйста. Через неделю я уезжаю на полгода.

Она села на заднее сиденье. Водитель вышел из машины и, обойдя её кругом, закрыл за Ириной дверь. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ