НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

Злобин вёл Азамата и Гладкова за водкой. Оказывается, уже было довольно поздно, общежитие закрыли, вахта в этот день, что называется, была “плохая”, и Азамата с Гладковым могли не выпустить. Поэтому Злобин шёл с ними вместо пропуска для вахтёрши.

— Поехали, — сказал я, как только подошёл лифт.

Спину мне холодил воображаемый взгляд Лизы, которая в любую минуту могла выйти из своей комнаты и увидеть нас.

— А этот кайфовый чувак тоже поедет с нами? — кладя руку на плечо Гладкова, спросил Кобрин.

— Он едет со мной, — ответил Злобин, спокойно глядя на Кобрина, и, приподняв полу короткой курточки, вложил связку каких-то ключей в карман тесных сереньких брюк.

— Только если он будет петь, — сказал Кобрин. — Гомики должны петь.

Мне едва удалось затолкнуть Кобрина в лифт, где он пытался схватить Гладкова за худую его задницу, и Злобин нажал кнопку “стоп”, а затем кнопку второго этажа.

— Тебе выходить, Кобрин, — сказал он. — Нам некогда.

Началась дурацкая толкотня в дверях лифта, как говорится, “пьяный базар”.

— Хватит, — сказал я Кобрину, внезапно придя в ярость.

— Оу райт? Оу райт! — сказал Кобрин и поднял палец. — Правильно. Слушайте Носа!

В конце концов мы договорились, что пьём дальше вместе. Для этого нужно было купить шесть бутылок водки — из расчёта по одной на каждого и одну про запас.

— Тархун я пить не буду, — сказал Злобин.

— Мы найдём, мы найдём, Димыч, — стал заверять его Азамат. — Погода-то сегодня какая! Год не пей, два не пей, а сегодня — выпей!

Это была такая шутка — взятая из сочинений Митьков, ленинградских художников-пьяниц, которые, кроме этого, ещё и утверждали (и совершенно справедливо), что сколько людей, столько и алкоголизмов.

Злобинская манера пить, отличавшаяся от моей, кобринской и тем более от манеры Азамата, была одним из подтверждений этого афоризма.

Он никогда, как другие, не начинал с трёх рублей и бутылки портвейна на четверых. Намереваясь напиться, Злобин тщательно готовился и брал столько водки, сколько считал в этот раз необходимым, чтобы больше не бегать, не мельтешить и не прерывать процесса. Если он полагал, что нужен ящик, то старался достать сразу же ящик, затем запирался с двумя-тремя компаньонами — подобно Кобрину и Тагиру, Злобин не любил мелких бродячих алкоголиков — и пил, бывало, до умопомрачения.

Допившись до определённой степени, он, конечно же, как и все, иногда не мог остановиться и продолжал уже чёрт знает с кем и чёрт знает в каких местах, предпочитая, однако, даже в этих случаях, всё-таки по возможности уединяться.

Выходил Злобин из запоя прямо и красиво.

Не всегда, конечно, его решение остановиться было самостоятельным, — случалось, его приходилось к этому подталкивать. Делали это его жена Марина или друг Шура — пробивной коренастый парень в очках, большой любитель подраться, в любое время года ходивший по общежитию в рубашке с подкатанными на бицепсах рукавами.

Так вот, решив остановиться, Злобин запирался один в какой-либо из комнат (кроме жены Марины с ним в общаге жил и его восьмилетний сын, поэтому он не мог отходить от пьянки в своей комнате), куда ему приносили минеральную воду, чай или какие-нибудь морсы и лимонады. Запершись, он иногда по два-три дня сидел, уставясь в стену, в комнате и терпел. Впускал он только Шурика с закатанными рукавами; впрочем, зная, что в комнате такой-то сидит Злобин, редко кто осмеливался даже постучать в эти страшные двери. Терпел Злобин до тех пор, пока не чувствовал, что последний алкогольный вирус покинул его тело и он может, не опасаясь продолжения пьянки, выйти и на неопределённое время заняться учёбой, домашними делами, сыном, тренировками, написанием рассказов — обычной жизнью…

На этот раз Злобин взял у Борщова ключи сразу от нескольких комнат — на выбор. Пил он уже несколько дней, и это должен был быть день последний.

Учитывая эти обстоятельства, можно сказать, что нам с Кобриным в некотором смысле повезло, что удалось примкнуть к такой серьёзной компании.

Кобрин дал денег на три бутылки. Днём он вынес из комнаты двести рублей. По молчаливому уговору, после того, как мы растратим их, приблизительно такую же сумму должен был достать и я. Каким образом и где — оставалось загадкой.

Я надеялся на действие закона, сформулированного, наверное, ещё каким-нибудь доисторическим пьяницей, закона, о котором так любил говорить Ваня Беленький. “Не бойтесь! — говорил Ваня. — Нужно найти денег только на первую бутылку, дальше они будут появляться сами”. Так и происходило. Иногда, впадая по утрам в смешливое расположение духа, мы рассуждали о том, что если бы могли раскрыть тайну происхождения всех сумм, которые изыскивали в пьяном виде, и повторить этот фокус на трезвую голову, большинство из нас могло бы превратиться в миллионеров…

Кобрин дал денег, и мы все вместе спустились на вахту. Лучше бы мы этого не делали. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ