НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

— Игорь, скажи, почему прыгать вниз легче, чем вверх? — сказал я, трогая языком разбитую губу.

Мы стояли с тыльной стороны здания общаги и глядели на форточку, из которой недавно вылезали. Она казалась труднодосягаемой. Снизу вверх, вдоль вертикальной линии залифтовых окон, поднималась пожарная лестница, однако обрезана она была довольно высоко — нижний конец находился на уровне приблизительно подоконника второго этажа, и до него ещё нужно было добраться. Этажи были сталинские, высокие, и стена не имела почти никаких вспомогательных выступов. На высоте груди проходил параллельно земле округлый цементный валик, значительно выше его торчали из стены какие-то штыри, возможно, остатки от пожарной лестницы, бывшей когда-то длины более снисходительной к человеческим слабостям. Обычно внизу валялась какая-нибудь труба или доски — что-нибудь, по чему можно было вскарабкаться и дотянуться до нижней перекладины ржавой лестницы. Теперь не было ничего. Вылезая, мы не обратили на это никакого внимания. (далее…)

НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

Я давно не был на улице. Вокруг был холод и звёзды.

Вначале мы пошли, конечно же, в рабочую общагу. Кобрин странно отреагировал, когда я назвал её разрытой братской могилой. Кроме тархуна, в общаге ничего не было. Тогда мы отправились в таксопарк.

Перед таксопарком лежал длинный и довольно широкий пустырь, с одинокими деревьями и кучами мусора на нём. По пустырю мелькали какие-то тени. Над воротами в таксопарк ярко горели два больших фонаря. Освещённый снег лился из них, как из огромных душевых. По сторонам было темно. Подъезжавшие ночные таксисты останавливались в отплывающих в сторону ребристых воротах, о чём-то переговаривались. Водки ни у кого не было.

— А вот, счас подъедут ребятки на синей “шестёрке”, у них должно быть, — сказал мужик лет сорока в вязаной шапочке, зачем-то слонявшийся среди ночи у таксопарка.

Мы с Кобриным вылезли из общаги без шапок, и было довольно холодно, шёл лёгкий колкий снежок и оседал во взъерошенных волосах Кобрина.

Ребята на “шестёрке” появились довольно быстро и, проехав мимо освещённых ворот, остановились шагах в пятидесяти дальше, в густой темноте, в которой — как только они выключили фары — машина их сразу же исчезла.

Мы подошли к “шестёрке”, опустилось стекло.

— Водка есть? — спросил я. (далее…)

НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

Во-первых, из-за того, что мы с Кобриным были замечены в компании Злобина, Азамата и Гладкова, последних двух не выпустили из общаги.

Во-вторых, то, что я узнал от вахтёрши и Валеры Солтуза, тихого молдаванина, сутулого от роста и худобы, ходившего по этажам в больших растоптанных тапках на босу ногу, несколько перебило мне настроение.

Валера топтался у вахтенного телефона, ожидая междугороднего звонка. Там же перемещались туда-сюда и громко разговаривали две грузинки с резкими быстрыми взглядами чёрных глаз и неприятным лжеаристократизмом в жестах и в движениях надменных губ.

До этого, за всё то время, что я прожил в общежитии, с Валерой Солтузом мы говорили от силы раз или два, и то как-то случайно. Теперь же он почему-то счёл нужным подойти и, застенчиво сутулясь, передал, что меня полдня ищет Елена и ещё искала какая-то женщина в очках и серебристой шубе, что эта женщина говорила с вахтёршей и оставила ей для меня записку.

Судя по всему, было чуть больше двенадцати часов, и всё это, Валеру, грузинок, я ещё довольно хорошо помню, как и хорошо помню, что произошло в самое ближайшее после этого время. Память стала прятать события и перемешивать их остатки в беспорядочную кашу несколько позже, наверное, часов с двух ночи. (далее…)

НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

Злобин вёл Азамата и Гладкова за водкой. Оказывается, уже было довольно поздно, общежитие закрыли, вахта в этот день, что называется, была “плохая”, и Азамата с Гладковым могли не выпустить. Поэтому Злобин шёл с ними вместо пропуска для вахтёрши.

— Поехали, — сказал я, как только подошёл лифт.

Спину мне холодил воображаемый взгляд Лизы, которая в любую минуту могла выйти из своей комнаты и увидеть нас.

— А этот кайфовый чувак тоже поедет с нами? — кладя руку на плечо Гладкова, спросил Кобрин.

— Он едет со мной, — ответил Злобин, спокойно глядя на Кобрина, и, приподняв полу короткой курточки, вложил связку каких-то ключей в карман тесных сереньких брюк. (далее…)

НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

В конце концов, как это всегда почти происходило с Тагиром, он стал о чём-то шептаться с Адрианой, куда-то собираться и насмешливо поглядывать на меня и Кобрина, зная, что через несколько минут предложит нам освободить помещение. Так и произошло. Вернулся ходивший куда-то юный ручной гигант и сказал, что такси ждёт внизу.

— Мутный ты, Тагир, — сказал Кобрин.

Мы вышли, Тагир запер комнату.

— Ну ладно, пацаны, пока, — сказал он, прежде чем повернуться и сбежать по лестнице вниз в расстёгнутом длинном плаще с развевающимся, как у Маленького Принца, шарфом. — Смотрите, не начните хрюкать.

— Давай, обнимаю, — сказал Кобрин, и мы пошли наверх. (далее…)

НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

Кобрин, зная, что стартовали мы не одновременно, то есть зная о том, что я уже около недели не просыхал, обещал догнать меня, и он не солгал.

Через час приблизительно он достиг известной степени невменяемости и стал спорить с Тагиром и навязчиво угрожать ему. Тагир только смеялся и поддевал его. Всё шло своим чередом. Мы наливали тархун, а Тагир с Джафаром угощали нас анашой. Постепенно мне стало казаться, что весь воздух этой удлинённой комнаты пропитан запахом какой-то азиатской неторопливой утончённости. Стены уже дрожали и плыли перед глазами, мелькали лица: Тагира, где-то под потолком — голубоглазого юноши; я пытался читать что-то с машинописного листка, взятого мною с подоконника, где стояла пишущая машинка “Эрика” в окружении пустых пивных и водочных бутылок.

— А ты, друг, не любишь тех, кто бухает, да? — приставал Кобрин к восемнадцатилетнему великану. — Не любишь?

Юноша улыбался опасной улыбкой, но, по-видимому, не знал, как себя вести. (далее…)

НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

Тагир в своё время поступал в литинститут как переводчик, потом его отчислили и после этого восстановили в семинар прозы, а в тот февраль он снова был отчислен, и снова творческий руководитель — или, как часто говорили, “мастер” (удивительно, кстати, фальшивое слово) — добивался в ректорате его восстановления.

Тагир был, по мнению его мастера, очень известного в то время писателя, необыкновенно талантлив. Он писал удивительной красоты сказки удивительно простым (и при этом наполненным замечательной на вкус старомодностью) русским языком.

Он был весел, подвижен и обуреваем многочисленными страстями.

Раз в несколько месяцев (естественно, после хорошего запоя) с ним случались припадки неудержимой злобы и мстительности, за которыми, как правило, и следовало его очередное отчисление из института.

В состоянии такого припадка он, наводя страх на местное население, носился по этажу, выламывал двери, довольно ловко и хлёстко бил по зубам, сопровождая всё это дикими криками, которые, наверное, здорово звучали бы в каком-нибудь ущелье. (далее…)

НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

Внутри сильно пахло дурью (анашой или марихуаной, по сей день не знаю, как правильно), на письменном столе, придвинутом к окну, блестели стаканчики, на кровати в углу возлежала Адриана — венгерская сценаристка из института кинематографии.

Эта комната, комната кабардинца Тагира, была особенной, здесь даже книжный шкаф, которым обычно перегораживали помещение пополам, стоял не поперёк комнаты, а вдоль, из-за чего условные жилые отсеки были не укороченно-широкие, как у всех других, а узкие и вытянутые в длину.

Задник шкафа был заклеен большими глянцевыми календарями с изображением фотокрасавиц. Такие же календари, перемежающиеся странными картинками, очевидно, иллюстрациями к детским сказкам, были развешены по всем стенам. (далее…)

НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

И что есть истина? И кто мы в ней?
Идущее на смерть вразброску поколенье.
Дм. Вересов

Странные порывы внезапных чувств и внезапных мыслей бывают у этаких субъектов.
Ф. Достоевский

1

— Посмотрим, кто из нас Печорин, а кто Грушницкий, — сказал Кобрин, когда мы выходили из комнаты Гамлета в коридор.

— Посмотрим, — сказал я.

Мы двигались по коридору к лестнице, чтобы спуститься вниз, в комнату Кобрина, где он должен был взять деньги, и в груди у меня, чуть повыше сердца, накипало упрямое и восхитительное предощущение лобовой атаки. Причём, лобовая атака предстоящей дуэли отличалась от традиционной тем, что наше встречное смертельное сближение должно было произойти не в воздухе высоко над землёй, а в как бы замкнутом бетонными стенами помещении, поэтому уклонившийся и проигравший мог выпасть в сторону в сравнительно безопасное пространство, а выигравший и не свернувший с пути — сильно рисковал разбиться об ожидавшую его впереди стену. В общем, в некотором смысле это была дуэль наоборот — выигрывал погибающий.

Кобрин вошёл в свою комнату, а я ждал его на лестничной площадке. На пороге комнаты появилась жена Кобрина Ольга и, прислонившись к косяку и сложив на груди руки, смотрела в мою сторону ледяными глазами. Я не осмелился ответить ей взглядом — достаточно того, что не пытался спрятаться за коридорным изгибом.

Затем мы купили тархун и поднялись на третий этаж к Тагиру.

Внутри его комнаты раздавались разные шумы — смех, звон, шаги, однако на наш стук никто не открывал.

— Тагир! — крикнул Кобрин. — Открывай! Это мы.

За дверью, на мгновение стихнув, всё так же продолжались шумы. Кто-то ходил крупным шагом от двери в глубь комнаты и обратно. Дверь не открывалась. Тагир не привечал институтскую братию.

— Тагир! — Кобрин ударил в дверь кулаком.

— Не надо ломать замков, — раздался изнутри звонкий и вызывающе весёлый голос Тагира. (”Это Кобрин”, — сказал он кому-то в комнате.) — Кто это такие “мы”?

— А это мы сами хотели у вас спросить! — громко сказал я через дверь на вопрос Тагира. — Открывайте, не пожалеете.

— А это Ширяев, — сказал внутри Тагир, подходя к двери и приоткрывая её на ширину ладони.

Кобрин встряхнул сумкой с тархуном, и нас впустили. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ

Нужно заканчивать эту часть, она затянулась, а о Лизе я мог бы говорить бесконечно.

После этой небольшой вечеринки у Лизы и её подруги-толстухи, о которой (о вечеринке) я ничего не сказал ни Елене, ни друзьям-собутыльникам, я стал, напиваясь, приходить к Лизе в комнату и подолгу сидеть молча, с опущенными тяжело и безвольно руками. Посидев и не сказав, как правило, ни слова, я вставал и уходил пить дальше, или наоборот — откисать, приходить в себя, пытаться начать какую-то новую жизнь и забывать на это время о Лизе.

Она всегда впускала меня.

— Можно? — спрашивал я, и она молча распахивала дверь и, вытягиваясь в струнку, стояла и ждала, пока я пройду и сяду.

Дома она обычно была одета в спортивные брюки и свободный мягкий свитер и выглядела в них, как девочка.

Я садился на её кровать, она за письменный стол. Иногда я пытался заговорить, почти никогда из этого ничего не получалось, хотя каждый раз она давала мне шанс, повернувшись ко мне вполоборота, поправляя худой крепкой рукой (с косточками и жилками, ясно выступающими под бледной кожей) высокий воротник пушистого свитера и задавая мне какие-нибудь незначительные вопросы. Потом она отворачивалась и начинала писать что-то и перекладывать книги, и я видел по её спине, что она продолжала ждать. И хотя временами я бывал очень крепко пьян, я неизменно угадывал тот момент, когда ждать она уже больше не могла, и в этот момент я вставал и уходил, проклиная себя и обещая, что никогда больше не приду сюда.

Все знали об этих моих визитах. Некоторые, пожалуй, смеялись надо мной. Но всё это стало известно мне значительно позже, а в то время я только чувствовал как бы воздух внимания ко мне и Лизе, но не входил в подробности расходящихся слухов. Елена при мне ни разу ни словом не обмолвилась об этих пьяно-бессмысленных посещениях. Я по-прежнему собирался жениться на ней, совершенно не представляя однако дальнейшей с Еленой жизни и уже не совсем хорошо понимая, зачем мне это было нужно. Ещё большей загадкой было то, зачем это могло быть нужно самой Елене, — она держалась за меня тем сильнее, чем отчаянней я губил себя. (далее…)