Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.
Не горшок краски
Однако представим самого Уистлера, не слишком-то известного широкой публике.
Он – один из немногих художников, которому удалось все. Он довел гармонию формы и цвета до максимальной степени, так что портреты и пейзажи его кисти «зазвучали», поэтому он стал называть их «ноктюрнами» и «симфониями». Хотя со стороны черты его характера и достижения выглядели противоречиво, поскольку внешние качества заслоняли внутренние.
Внешне – это шоумен, умело эпатирующий публику, придумывающий провокационные PR-ходы. Внутренне – обладает недюжинной сверхчувствительностью и наблюдательностью, позволяющими фиксировать малейшие психологические нюансы в себе и в окружении. Внешне – всеяден, моментально схватывал модные веяния – от символизма до импрессионизма, внутренне – никому не подражая, выработал уникальную манеру (теоретики окрестили ее эстетизмом, а позднее причислили к модерну). Внешне – сибарит, обожающий праздный образ жизни, внутренне – колоссальный труженик, заставлявший моделей позировать сотни часов, доводя изображение до нужного результата, а людей – до белого каления. Внешне – абсолютно западный мастер, внутренне – принял изобразительные каноны востока. Внешне – старался всеми способами завоевать признание (спустил состояние в суде, чтобы доказать известному критику Джону Рескину, что его работа – «не горшок краски, выплеснутой в лицо публике»), внутренне – никогда не шел на поводу общественных вкусов и на компромиссы. В финале карьеры добился полного признания, но утверждал, что одиночество от этого усилилось, поскольку только единицы способны его понять по-настоящему. Однако среди этих «единиц» были Бодлер, Малларме и Оскар Уайльд. Писатель воплотил черты Уистлера в художнике, написавшем потрет Дориана Грея, отражавший сущность последнего. И Джеймс в каждой работе пытался достигнуть подобного эффекта.
Таков наш герой, родившийся в США, детство и юность встретивший в России, учившийся в Париже и живший в Лондоне. Судя по количеству «специальной» московской публики (искусствоведы, художники, журналисты) – таких, кто был в курсе масштаба его дарования, оказалось немало.
Магический реалист
Единственно, что мне не очень пришлось по душе – в знаменитом пейзаже «Ноктюрн в голубом и серебре: Челси» у оригинала оказался более светлый оттенок, чем в альбомах. Типографская цветовая передача дает множество искажений. И в этом случае мне больше понравился альбомный вариант. И такое бывает! Но все равно – волшебная картина! Широкими мазками создается восхитительное чувство хрупкости мира: Темза и ее берега состоят из легких синих и голубых полос. Береговые огоньки и их размазанные в воде отражения передают ощущение одиночества и покоя. Крошечная фигурка рыбака. И действительная и метафорическая панорамы сливаются воедино: может, это река времени, из которой художник выуживает «перламутровых рыбок» – свои впечатления?
Вроде бы меланхолические краски Уистлера рождают ощущение светлой радости, напоминающее тихую музыку. В соседнем актовом зале закончилось исполнение реальных ноктюрнов Шопена, и народ сразу заполнил пространство экспозиции. Я отлично слышу воображаемую музыку Уистлера, находясь один. Но когда рядом со мной возникла шеренга из пяти бабушек – звуки эфира пропали. Ладно, пойдем посмотрим «идейно близких» Джеймсу Эбботу русских художников.
Здесь все несколько притянуто за уши. При чем тут талантливейший Репин? Он был социальным и историческим реалистом. Единственный раз Илья Ефимович попытался зайти в область метафизики со своим «Садко» – весь Париж смеялся. Как-то очень уж реалистично расположился мужик с гуслями на дне океанариума. «Бурлаки» получились убедительней. Только настроенческие пейзажи Левитана и мистические панорамы Куинджи где-то похожи на картины Уистлера.
А кто ему близок на самом деле?
Из художников, безусловно, Эдвард Хоппер (1882–1967), тоже «американский европеец», создатель магического реализма (в прошлом такого словосочетания не было, но Джеймсу оно подходит более всего). Но стихия Хоппера – день, а Уистлера – ночь.
Из писателей (опять «американский англичанин») – Раймонд Чандлер (1888–1959). В его «крутых» детективах такие фантастически яркие метафорические описания, что забываешь о сюжете.
А из современников – японский писатель Харуки Мураками, прозу которого именуют «музыкой слов». Уистлер называл свои вещи «симфониями», а Мураками обозначает главы романов на манер виниловых дисков: первая сторона, вторая.
Думая о работах последователей великого «эстета», перед самым закрытием музея я не мог не зайти еще раз в гости к его серо-голубому пейзажу. Чтобы меня побыстрее спровадить, смотрительницы выключили дополнительное освещение, оставив пару лампочек дневного света. И тут произошло чудо – картина Уистлера стала синей! При «естественном» освещении она стала еще более чарующей. Такой же, как в альбомах! Что значит – правильно сфотографировать!
Ох, тонкая вещь – гениальная живопись! Не каждый критик наберется терпения в нее «въезжать».
– Спасибо, что выключили свет, – поблагодарил я смотрительниц.
Они решили – издеваюсь. А зря.
2006
купить книгу можно
Странные годы жизни:
“Джеймса Эббота МакНила Уистлера (1934–1903)”