Сегодня Православная церковь отмечает Ильин день, названный так в честь древнего пророка Илии и приуроченный к дате, которую русский народ праздновал как Перунов день. В этот день грозный бог с особым азартом скачет по небу на своей колеснице и мечет вниз молнии. А воздушный десант на земле предается буйству в фонтанах.

Еврейский пророк Илия жил в IX веке до н. э. и прославился борьбой с Ваалом и Астартой, которым покровительствовала финикиянка Иезавель, жена царя Ахава. Это весьма раздражало бога евреев, и он наслал на землю страшную засуху в знак того, что пора прекратить кадить чужим богам. Но люди не поняли знака бога. И вот фанатичный Илья, придя к Ахаву, сказал: «Собери ко мне всего Израиля на гору Кармил, и четыреста пятьдесят пророков Вааловых, и четыреста пророков дубравных, питающихся от стола Иезавели». Тот собрал. И Илия устроил состязание: чья магия сильней, его или этих пророков. При помощи своего бога Илья вызвал огонь. А те – ничего не смогли. И тогда Илия расправился с ними при помощи потрясенных его магической силой людей. «И сказал им Илия: схватите пророков Вааловых, чтобы ни один из них не укрылся. И схватили их, и отвел их Илия к потоку Киссону и заколол их там». Это можно рассматривать как массовое жертвоприношение. И вот результат: «Небо сделалось мрачно от туч и от ветра, и пошел большой дождь».

Характерно, что Илия различает жрецов Ваала и дубравных пророков. Первых было 450, а вторых – 400. Кто такие пророки Ваала понятно, это служители культа, который насаждала жена царя. А кто такие дубравные пророки? Это служители местных культов. В текстах книг Библии, относящихся к тем временам, часто говорится об этих дубравных пророках и о капищах на высотах. Например, пророк Иезекииль (живший позже Илии) говорит от имени своего бога о евреях: «Я привел их в землю, которую клятвенно обещал дать им, подняв руку мою, – а они, высмотрев себе всякий высокий холм и всякое ветвистое дерево, стали заколать там жертвы свои, и ставили там оскорбительные для меня приношения свои и благовонные курения свои, и возливали там возлияния свои».

Речь о жертвах, которые приносят местным богам, живущим на холмах и возле деревьев. Это боги природы, в отличие от бога Яхве, который привел евреев в эти места. По правде сказать, бог Авраама начинал как типичный дубравный бог (в Дубраве Мамре близ Хеврона). И избранный им народ еще долго тянулся к естественным культам. Пророк Иеремия свидетельствует: «Как о сыновьях своих, воспоминают они о жертвенниках своих и дубравах своих у зеленых дерев, на высоких холмах». Пророк Осия (его устами говорит бог евреев) уточняет: «На вершинах гор они приносят жертвы и на холмах совершают каждение под дубом и тополем и теревинфом, потому что хороша от них тень; поэтому любодействуют дочери ваши и прелюбодействуют невестки ваши».

Речь тут не о бытовом блуде, но – об измене своему богу. Поэтому Яхве и предписывает во Второзаконии: «Истребите все места, где народы, которыми вы овладеете, служили богам своим, на высоких горах и на холмах, и под всяким ветвистым деревом; и разрушьте жертвенники их, и сокрушите столбы их, и сожгите огнем рощи их, и разбейте истуканы богов их, и истребите имя их от места того». Так и надо делать, если хочешь, чтобы покоренный народ потерял свою самобытность. А иначе туземцы, поклоняющиеся своим богам, испортят Израиль: евреи начнут ходить на высоты, к местным Ваалам. Что, как видим, и происходило. Но Илия понял, как это искоренить одним махом: собрал в одном месте всех служителей чуждых богов и зарезал.

Только это не помогло. Культ на высотах сохранился вплоть до наших дней, хотя и в слегка измененной форме. Джеймс Фрэзер в книге «Фольклор в Ветхом завете» пишет: «Можно с полным основанием предположить вместе с некоторыми современными авторами, прожившими долгое время в Палестине, что если не все, то многие из этих тенистых «высот» представляют собой те самые места, где древние израильтяне приносили свои жертвы и возжигали курения, и что, несмотря на все усилия реформаторов и молоты идолоборцев, эти вековые святилища с незапамятных времен до наших дней остаются подлинными центрами религиозного поклонения народа». Фрэзер приводит и описания этих высот. Вот одно из них, принадлежащее некоему капитану Кондеру:

«Почти в каждой деревне можно встретить часовню – небольшое строение с выбеленным куполом; оно именуется то „куббе“ – купол, то „мазар“ – скиния, то „мукам“ – место; последнее название представляет собой еврейское слово, служившее в Библии для обозначения ханаанских „высот“, которые евреям было повелено разрушить… Как во времена Моисея, так и ныне местоположение „мукама“ почти всегда возвышенное. На вершине утеса или на скате горного хребта маленький белый купол ярко блестит в лучах солнца. Под развесистым дубом или терпентином, возле одинокой пальмы, у источника среди вековых лотосовых деревьев постоянно натыкаешься на низенькое строение, одиноко стоящее или окруженное узкими могилами маленького кладбища. Деревья вокруг этих „мукам“ почитаются священными».

И далее: «Вот такой-то „мукам„ и является внешним выражением настоящей религии крестьян. Святость его обусловлена тем, что здесь когда-то, по преданию, „стоял„ („мукам„ значит „место стояния„) некий святой или имел место какой-либо факт, связанный с жизнью праведника. „Мукам„ служит тем центром, откуда святой распространяет свое влияние… Культ „мукама„ очень несложен. Имеется налицо блюститель здания – местный гражданский шейх, или старейшина деревни, либо дервиш, живущий по соседству, – чтобы вовремя наполнять водой кувшин и следить за общим порядком».

Собственно, этих «блюстителей здания» (места) и победил Илия в магическом состязании на горе Кармел, которая по всем признакам является его собственным местом силы (мукамом). В своем месте силы можно, конечно, и огонь с небес низводить, а вот попробовал бы он это сделать в мукаме какого-нибудь служителя Ваала. Не знаю… не уверен, что все бы у него так уж удачно получилось…

А теперь вернемся домой. Ильинские места силы у нас представляют собой в типичном случае всхолмление или высокий бережок. Наверху обычно стоит церковь, а внизу – часто родник или камень (иногда – и то и другое). Вообще-то примерно так можно описать и Никольские места силы, и Пятницкие. Я уже говорил это, рассказывая (здесь) о Параскеве Пятнице. Объясняется это тем, что все три персонажа (Илья, Никола и Параскева) – герои одного и того же мифа: Небесный Громовержец (христиане могут называть его Ильей или Георгием) побеждает Змея (Николу), владеющего Матерью-Землей (Пятницей), и таким образом освобождает ее от Змея (читай: занимает его место). Этот миф отражен на иконе «Чудо Георгия о Змие» и в разных вариантах распространен среди индоевропейских народов. А поскольку миф есть парадигма, на основе которой строятся отношения между людьми, постольку элементы змееборческой мифологии можно обнаружить во всех сферах нашей жизни.

И в частности, этим мифом определяется устройство многих русских мест силы: Илья (например, в виде церкви) на горке (небеса), а Никола с Пятницей под горкой у воды. Но из мифологического сюжета следует, что Громовник и Змей могут меняться местами, и поэтому на горе в местах силы часто можно видеть Никольскую церковь. При этом богиня, готовая принять победителя, всегда внизу. И потому в тех местах, где воплощен весь змееборческий мифологический комплекс, объект, посвященный женскому божеству (Пятнице или Богородице) располагается, как правило, под горой. Об этом я так или иначе говорил, описывая места силы, которые посетил.

Вячеслав Иванов и Владимир Топоров назвали историю о поединке Громовержца (по-русски Перуна) и Змея (Волоса) основным индоевропейским мифом. Это, может, и верно, но надо иметь в виду, что такой поединок – только элемент процесса возникновения множественности из единства. Что можно проиллюстрировать на примере греческой мифологии, где вначале была полная неразличимость, потом – нераздельная единость Неба и Земли (Урана и Геи), потом – отделение Неба от Земли, которое осуществляет еще не рожденный Кронос, изнутри Матери (Геи) отхватив серпом детородный орган Отца (Урана). Разъединив мать и отца, Кронос дал возможность родиться следующему поколению богов (своих братьев и сестер). Но по отношению к собственным детям повел себя примерно так же, как и отец: опасаясь, что сын низвергнет уже его самого, стал глотать собственных детей, и в конце концов его жена (Рея, та же Великая мать) дала проглотить ему вместо сына (Зевса) камень. Дальше Зевс, обладающий явными признаками Громовержца, освобождает братьев и сестер, начинается война с богами предыдущего поколения. И вот победившие дети утверждаются на Олимпе, мукаме античных богов.

Получается, что «основной миф», – это необходимый элемент механизма смены поколений всего: богов, людей, идей… Этот механизм работает постоянно, в том числе – и на этапе победы Громовержца над Змеем. Просто этот этап – и есть тот этап, в рамках которого мы существуем, и потому сюжет борьбы двух мужских сущностей за сущность женскую для нас особенно актуален. Разумеется, этот сюжет может в жизни воплощаться по-разному, но роли в нем всегда те же: Победитель – Побежденный – Добыча. Победитель по сценарию всегда побеждает, а Побежденный оказывается побежден. Это именно роли. И тут не важно, кем ты себе кажешься. Если ты Победитель, но начинаешь играть роль Побежденного (становишься в эту позицию), ты обязательно будешь побежден. Такова архетипика.

С этого, кстати, начинается знаменитая книга Джеймса Фрэзера «Золотая ветвь», с разглядывания картины Тернера «Золотая ветвь», на которой изображено озеро Неми в Италии, где когда-то было святилище Дианы. Фрэзер описывает это место силы как священную рощу под горой у воды (то есть – как типичный мукам русской Параскевы). А вот и Победитель/Побежденный: «В священной роще росло дерево, и вокруг него весь день до глубокой ночи крадущейся походкой ходила мрачная фигура человека. Он держал в руке обнаженный меч и внимательно оглядывался вокруг, как будто в любой момент ожидал нападения врага. Это был убийца-жрец, а тот, кого он дожидался, должен был рано или поздно тоже убить его и занять его место. Таков был закон святилища. Претендент на место жреца мог добиться его только одним способом – убив своего предшественника, и удерживал он эту должность до тех пор, пока его не убивал более сильный и ловкий конкурент. Должность эта, обладание которой было столь зыбким, приносила с собой царский титул».

Чтобы прояснить этот обычай, Фрэзер исписывает чуть не тыщу страниц. Но у нас нет времени следовать за ним. Давайте лучше вспомним одну реальную историю, в основе которой лежит все тот же сюжет. Я ее уже рассказывал на этих страницах: незаконнорожденный сын Святослава Владимир (будущий креститель Руси) возвращается из-за границы с наемной дружиной, подступает к Киеву, где сидит его старший брат Ярополк (законный князь), который вскоре сдается на милость победителя и тут же умерщвляется. После чего узурпатор Владимир овладевает беременной женой побежденного, а также – властью, казной и всем прочим.

Тут миф налицо: Владимир – победитель-громовник. Но это еще не все. Дальше пришелец ставит в Киеве новый пантеон во главе с Перуном. До этого на Руси, разумеется, тоже поклонялись Перуну, он был важным богом, но он не был главным. Главным был Род, который покровительствовал в том числе и княжеской семье. Род Рюриковичей сообща владел русской землей, и киевский князь выбирался из его членов по довольно сложному счету старшинства в роде. А Владимир был незаконнорожденным (сыном рабы) и поэтому не имел прав на киевский престол. Но он обрел свое право в борьбе и поспешил закрепить свою победу теологически, сделав главным богом громовержца Перуна. Который, согласно мифу, совершил как раз то, что сделал Владимир: победил Змея (Ярополка) и овладел его богатством (это слово того же корня, что «бог»), то есть – женщиной, властью, землей.

Летописец говорит, что в Киеве Владимир «поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь». В этом перечне нет ни Рода, ни Волоса (хотя они могут скрываться под другими именами), но есть Мокошь, богиня, за которую и происходит скватка в змееборческом мифе. В Новгороде тоже было сделано новое святилище, на месте древнего, и идол Перуна, как говорят археологи, был вставлен в яму, которая осталась от предыдущего бога, коим считают Рода. Это святилище располагалось на горке, возвышающейся над тем местом, где река Волхов вытекает из озера Ильмень. Место и до сих пор называется Перынью, хотя Перун простоял на нем (как и за теремным двором в Киеве) всего восемь лет, до тех пор, как Владимир крестил Русь.

При крещении были ниспровергнуты все боги, но больше всех досталось Перуну. Владимир приказал его «привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью и приставил 12 мужей колотить его палками». Потом его кинули в Днепр, и Владимир сказал своим людям: «Если пристанет где к берегу, отпихивайте его». Когда Перун плыл, народ кричал с берега: «Выдыбай, наш господин, выдыбай!» То есть – выплывай. Люд надеялся, что Перун еще вернется. Но он, собственно, и не уходил. Это идол Владимира был низвергнут, а истинный бог Перун остался с русскими людьми. Но действовал скрытно.

В христианский период действовали две ипостаси Перуна. Первая – Георгий Победоносец, покровитель князей и дружины, протыкающий копьем народного бога Волоса, которого держит на поводке (брачные узы) Мать-Земля. Георгий – это социально-политическая ипостась Перуна, о ней я рассказывал в текстах о Николе-Волосе, Пятнице-Мокоши и самом Георгии. А вторая ипостась Перуна – природная, она и известна под именем Ильи Пророка, который ездит на колеснице по небу, гремит громами, метает молнии (перуны) в змей, проливает на Землю живящую влагу. Считается, что Перун в ипостаси Ильи – это народный бог, поскольку крестьянин зависим от капризов погоды. Но и образованные классы тоже, конечно, почитают великого Громобоя, хоть и не называют его Ильей. Хрестоматийный пример этого – стихи Тютчева «Люблю грозу в начале мая».

Там некто («ты скажешь») объясняет грозу, дождь и бегущий с горы «поток проворный» тем, что «ветреная Геба, // Кормя Зевесова орла, // Громокипящий кубок с неба, // Смеясь, на землю пролила». Для ветреной (тут и погода) богини выбрано имя, звучащее на русский слух несколько неприлично. Но ведь надо же было как-нибудь выразить самую суть того, что так любит Тютчев, что делает Громовник, что созерцает читатель: буйную «геблю» богов – Зевса и юной нимфы потоков (по-русски – Мокоши), вознесшейся на небеса, дабы насытить из своего громокипящего (от весеннего возбуждения) кубка – орла, за которым стоит сам Зевс (Перун), как он стоит и за лебедем в случае с Ледой, и золотым дождем в случае с Данаей.

Вообще, русская классическая литература – это свод русских мифов, в ней нашли выражение все потенции русской религии, удушенной христианством. В том числе – потенции Перуна. Кто-то из древних сказал: «Перун мног есть». Он мног и в литературе, являясь в ней в самых разных формах. В частности, между социальной и природной ипостасями Перуна много переходных форм, но разница между функциями Ильи и Георгия обычно понятна. Скажем, когда Вронский отнимает Анну у ее мужа Каренина, это скорей история социальной ипостаси Перуна, а когда в грозовую августовскую ночь влюбленный Эраст лишает бедную Лизу невинности, это скорее история природной ипостаси того же самого бога.

Но если литература свод мифов, то литературную критику, а также некоторые разделы филологии и истории можно рассматривать как богословие. Например, Иванов с Топоровым, которых я выше поминал, занимались исследованием отношений между богами, то есть как раз теологией. Наука, под видом которой они это делали, не поощряет веру в богов, но богам-то – какое дело до этого. Богам важно, что они оживают в речах о богах и воплощаются, действуют. Возьмите хотя бы труды академика Рыбакова (вроде «Язычества древних славян»), ведь на этих богословских трудах (по виду научных) возросла целая религия современного неоязычества. Она, конечно, довольно убога, но она жива. И в ней жив Перун.

Имя Перуна обычно производят от глагола perti, «ударять, бить» и суффикса -unъ, указывающего на действие (прыг-ун). Смысловое облако тут обширно и многообразно. Вот только некоторые слова с основой «п-р», которые сходу приходят в голову: «прёт», «перед», «вперед», «перси», «пыр», «прямо», «пря», «распря» «пруха», «пружина», «прыгать», «прядать», «править», «право», «прать» (давить: «попрать» и «прачка»), «прясть» (занятие Мокоши), «запрягать» («напрягать», «сопрягать»), «праща», «праца» (труд), «прапор» (знамя), «перст» («персть», «прах» и «порох»), «порхать», прыскать», «прок», «прочий», «прочный», «опора», «перила», «перо», «пере», «пре», «пер» и так далее. Все это так или иначе связано с каким-то физическим усилием, проявлением энергии. Но в том-то и фокус, что энергия – это не только нечто физическое.

По Аристотелю, который и ввел понятие «энергия», – это, говоря нашим языком, алгоритм, сценарий достижения цели, смысл действия. Физика выхолостила это понятие, оставив только перепад высот и разряд, то есть – самый примитивный сценарий потока, текущего вниз. Но физические проявления – это лишь частные случаи явлений иного, более общего порядка, в котором и действуют боги. Эти действия могут выразиться и через физическое, и через физиологическое, и через что угодно. Суть здесь в том, что смысл выражается в действии и направляет его. В таком разе Перун – это бог достижения цели, бог алгоритмов и ноу-хау. Но таким бы он мог перед нами предстать, если бы не предательство Владимира, который накликал на Русь служителей бога евреев, вроде Илии, которые действовали в полном согласии со Второзаконеим: «Истребите все места, где народы, которыми вы овладеете, служили богам своим, на высоких горах и на холмах». И они истребляли. Но не истребили все до конца. Перун остался, хотя – в основном как любовник, сила природы, государство, военная мощь.

Чтобы закончить, приведу пример из военной сферы. Совсем не случайно, что день Воздушно-десантных войск России приходится на 2 августа. Нам говорят: совпадение, мол, в этот день в 1930 году под Воронежем с самолета было впервые выброшено десантное подразделение на парашютах. Ну да, я и говорю: в этот день. Похоже, тут сам Перун подсказал кому надо, чтоб десантировали молодцов в день грома и гроз, дабы таким образом сделать его праздником воинства, которое перунически падает с неба и наводит шороху на земле. А бравые парни в полном согласии с заветом Перуна лезут на праздник в фонтаны, ибо – известно же – это последний день, когда Перун допускает купание, дальше он, как говорится, нассыт в воду и все…

На Главную блог-книги "ДНИ СИЛЫ"