Праздник Покрова Богородицы, который Церковь отмечает 14 октября, в народе считался границей осени и зимы. Мужики говорили: «На Покров до обеда осень, а после обеда зима». И начинали конопатить избы. У девушек свои заботы: «Свята Покровонько, покрой землю снежком, а меня женишком». А вообще-то, Покров один из тех редких церковных праздников, которые были установлены сначала в России, а потом распространились на весь православный мир. Но, событие, которое отмечают в этот день, случилось все-таки в Константинополе.

В 910 году, при императоре Льве VI Философе, сарацины вторглись в пределы Византийской империи. Во Влахернском храме шла служба. Среди молящихся были некто Андрей Юродивый и его ученик Епифаний. Андрей поднял глаза и увидал в вышине Богородицу, окруженную ангелами и святыми. Пречистая сняла с головы покрывало и распростерла над народом, как бы защищая… Андрей спросил Епифания: «Видишь ли, брат, Царицу и Госпожу?» Тот ответил: «Вижу и ужасаюсь». Весть о явлении Богородицы разнеслась по городу. А вскоре открылось и значение видения: сарацины были разбиты. Память об этом событии сохранилась в книгах, но никакого специального праздника, посвященного ему, тогда не учредили.

А теперь перенесемся на русский северо-восток, примерно в 1155 год. Князь Андрей Боголюбский, недавно сбежавший от своего отца Юрия Долгорукого, сидевшего в Киеве, едет из своего удельного городка Владимира к братьям в Суздаль. При впадении Нерли в Клязьму кони под одной из подвод встали и не идут. Запрягли других. То же самое. Князь был чувствителен к знакам. К тому же (я уже поминал об этом), в обозе у него была уворованная из монастыря под Киевом икона, которая со временем прославится как Владимирская Богородица. Икона уже и тогда считалась чудотворной, поэтому князь решил, что лошади встали неспроста. Велел ночевать. И ему привиделась женщина. И сказала: Богородицу в Суздаль везти не надо, возведи для нее храм во Владимире, а сам строй замок прямо на этом месте и правь с перепутья.

Это место под Владимиром называется Боголюбово. Скорей всего оно называлось так и до Андрея. Княюзю понравилась идея обосноваться здесь. Вскоре в Боголюбове началось строительство мощной цитадели в романском стиле. Пройдет десять лет, и князь будет из нее диктовать свою волю всей Русской земле. Что, однако, за женщина явилась Андрею? Владимирская Богородица? Вовсе не факт. Уж скорей это был женственный дух заповедного луга у слияния Нерли и Клязьмы. Князь потом объяснит живописцу, что именно видел в ту ночь. И получится: стоящая женщина с развернутым свитком в руках. Боголюбская икона.

Снотолкователи знают: свиток – знак предопределенности. Текст на свитке – программа. Впоследствии на Боголюбских иконах станут изображать еще и Андрея, стоящего перед Богородицей на коленях (а потом и целую толпу молящихся). Похоже на инструктаж. Что же втолковывает князю Боголюбская? Скорей всего – архетипику русской истории. То, что должно с ним случиться, и то, что с другими позднее случится не раз. Придется «сосредоточить в своих руках необъятную власть» (это, впрочем, сказала не Богородица, а Ленин о Сталине). Природные ресурсы Северо-восточной земли, помноженные на человеческие ресурсы, привлеченные из Приднепровья, должны быть организованы для большого скачка: превращения междуречья Оки и Волги в центр силы, из которого вырастет великая Россия. Костомаров не даром назвал Андрея «первым великорусским князем».

Когда говорят о долготерпении, кротости и безответности русского мужика, надо помнить: это относится лишь к индивидам. А русский народ – совсем другое. Во времена смут, революций и войн он не раз показал свое настоящее лицо. Показал и свою знатную елду, осеменив пространства Евразии. Народ – это стихийная мощь, от которой еще многим не поздоровится (и в первую голову – русским). И вот князь Андрей остается один на один с этой ярой стихией. Конечно, народ тогда еще только зарождался, пришельцы с юга только начали перемешиваться с туземцами, но дух, который сплачивает людей, уже витал над Россией. И мог, шутя, порвать в клочья любого. Андрею нужно было как-то с ним управляться. Именно в этом ему и помогала богиня, в которой задним числом нетрудно узнать женственную Россию, Родину-мать, ощетинившуюся штыками, с плакатов военного времени. Уж она-то знает свой кроткий народ. Потому и зовет его. На защиту? Конечно! Но приводит всегда – то в Берлин, то в Париж, то в Казань, то к Тихому океану… Такой у нее нрав.

Но какое отношение все это имеет к Покрову? Прямое. В 1164 году Андрей предпринял поход на Булгар, а 1165 году из трофейного камня была построена первая в истории церковь Покрова Богородицы (Покрова на Нерли). К этому времени обычно относят и учреждение праздника Покрова. Однако идеология праздника стала складываться значительно раньше, едва ли не с того самого момента, когда Боголюбская велела Андрею отгородиться от хаоса туземной стихии. Он и отгородился. А потом в какой-то момент услышал отрывок из жития Андрея Юродивого. Богородица простерла покров… Вот настоящая защита, крепче стен. Князь подумал: «Как страшное и милосердное видение это и заступление Богородицы осталось без праздника?» И решил создать такой праздник. Покров должен был объединить всех русских людей. Под эгидой Андрея, разумеется.

Под руководством князя была разработана служба, написана икона… Собственно, на ней (как и на всех Покровских иконах среднерусского извода) изображена именно Боголюбская. Покров, который Богородица держит в руках, – тот же свиток. И на вид похоже, и смысл тот же самый: защита и благодать. На свитке у Боголюбской обращение к Иисусу: «Молю Тя, да пребудет Божественнная благодать на людех Твоих и светозарный луч славы Твоея да нисходит всегда на место, Мною избранное». Тут речь только о Боголюбове. А в написанном при участии Андрея сказании к празднику Покрова эта молитва Богородицы модифицирована так: «Приими всякаго человека, славящего Тя и призывающаго имя Твое на всяком месте, идеже бывает память имени Моего». Уже – любое место. Получается как бы расширение Боголюбского места силы на все пространство, где поминают Богородицу.

Короче, под видом быстро растущего почитания Покрова, идет экспансия богини, обитавшей раньше лишь среди трав и кузнечиков заливного луга при устье Нерли. И одновременно растет влияние князя Андрея, которого, кстати, можно обнаружить почти на всех Покровских иконах. Нет, не в виде Андрея Юродивого, указывающего пальцем на Богородицу, но – в виде человека, стоящего в центре внизу, как раз под распростертым Покровом. Скажут: так это ж Роман Сладкопевец. Конечно. Но что делает на исконно русской иконе этот еврейский литератор, умерший за четыреста лет до видения Андрея Юродивого? Да, Роман создал много ярких стихов, посвященных Марии, это здорово. Но стоять под Покровом пристало тому, кто выстрадал его идею, для кого Покров – личная история, прямой мистический опыт. А Сладкопевец тут – только лишь маска, прикрывающая лицо русского князя, который предпочел явиться на иконе инкогнито.

Князь Андрей, конечно, святой, но все-таки – страшный изверг. В 1169 году посланные им войска взяли Киев. Мать городов русских на два дня была отдана на поток. Действовали с размахом. Никого не жалели. Что не смогли увезти, то сожгли. Подобного зверства Русь еще не видала. Конечно, и раньше князья брали Киев, но – для того, чтобы княжить в нем. А Андрею это было не нужно, он не любил Киев, считал его конкурентом Владимира, символом отжившего порядка, старого мира, который надо было просто уничтожить. Таково было новое мышление, возникшее и выношенное под покровом Северо-восточных небес.

Через год пришел черед Новгорода. Та же самая армия подтянулась к нему, обложила… Оставалось молиться. И молясь, новгородский архиепископ услышал голос: возьми в церкви Спаса на Ильинской икону Богородицы и поставь на городскую стену. Поставили. Нападавшие то ли не увидели, то ли не приняли всерьез Новгородскую хранительницу. Продолжали стрелять. Одна из стрел угодила в икону. Богородица обернулась лицом к городу, из глаз ее капали слезы. Архиепископ воскликнул: «Царица Небесная! Ты даешь нам знамение». И в этот момент на осаждавших что-то нашло, они начали резать друг друга. Новгородцы сделали вылазку, суздальцы бежали. Их переловили столько, что упали цены на рынке: пленные шли дешевле баранов. Победоносная Богородица стала с тех пор называться Знамение, а день ее победы стал общерусским праздником Знаменской иконы.

Что это было? Война двух богинь? В общем – да, интересы Новгородской земли отличались от интересов русского Северо-востока. И соответственно были различны интересы представляющих эти земли богинь. Они даже по смысловому посылу очень разные. Новгородская всегда имеет свободные руки, возведенные к небесам, а у среднерусских богинь руки обычно чем-нибудь заняты – ребенком, свитком, покровом. Симптоматично, что даже на Покровских иконах новгородского извода всегда изображено именно Знамение. Покров держат ангелы, а Богородица стоит в позе оранты, вздев руки. В сущности это означает, что, принимая политическую идею общерусского Покрова, свободный Новгород не принимает Боголюбскую идею. И часто отодвигает в сторону Романа Сладкопевца. То есть, по сути, убирает с иконы Андрея Боголюбского.

Едва ли не все великие правители России начинали как социальные и политические новаторы, проводили реформы, открывали новые горизонты, а потом превращались в тиранов: Иван Грозный, Петр Великий, Иосиф Сталин. Первым этом ряду стоит Андрей Боголюбский. К концу жизни он превратился в чудовище. И божество от него отвернулось. После погрома Киева все военные предприятия князя – провалы. Он еще интригует, ставит и смещает князей, душит Новгород хлебной блокадой, но все это – уже лишь по инерции. Его люди лютуют, его все ненавидят.

После того, как Андрей казнил брата своей первой жены, другой брат сказал: сегодня его, а завтра и нас, надо это остановить. Составился заговор, ночью 29 июня 1174 года заговорщики собрались, крепко взяли на грудь, поднялись в хоромы… Сперва спьяну не сориентировались – напали на одного из своих, ранили, заметив ошибку, бросились на князя… Все, не дышит, пошли. Но Андрей очнулся, сполз вниз, спрятался под лестницей. Его выдали стоны. Убийцы вернулись…

«Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались»». Это, конечно, уже совсем другой князь Андрей, персонаж романа Толстого «Война и мир». Но это все та же история Покрова.

Русская классическая литература – свод национальной мифологии, в котором представлены все архетипы, в том числе и архетип Покрова. Классики чаще всего понимают Покров как защитный экран. В частности, у Тютчева это – световой занавес. «На мир таинственный духов, // Над этой бездной безымянной, //Покров наброшен златотканный // Высокой волею богов. // День – сей блистательный покров». Слепящий свет дня скрывает безымянную бездну, спасает людей от излучения тьмы. Но «святая ночь» свивает этот накинутый над бездной покров. «И бездна нам обнажена // С своими страхами и мглами, // И нет преград меж ей и нами – // Вот отчего нам ночь страшна!»

Эти страхи отнюдь не беспочвенны. Из бездны могут явиться ужасные чудища – болезни, несчастья, навязчивые идеи, – прийти и пожрать человека. Пожрать его мир, все то, чем он дышит, что старательно выгораживает из внешнего хаоса. Здесь, за загородкой, у вас жена, дети, работа, квартира, машина, милые сердцу привычки, любимые предрассудки – жизнь. А там – безымянная тьма. «И человек, как сирота бездомный, // Стоит теперь и немощен и гол, // Лицом к лицу пред пропастию темной»…

Когда Андрей Болконский увидел над Аустерлицем высокое бесконечное небо – это и был Покров, защитивший его в тот раз. А вот и прорыв Покрова: «Еще раз оно надавило оттуда… И обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер». Это пока что лишь сон. Умерший в нем князь проснется, но – уже мертвецом. Нет, он все еще жив, он еще говорит с родными, но бездна уже проникла в душу и породила жажду слиться с беспредельным. Эту жажду слияния испытывает и Свидригайлов. Слияние начинается все с того же повреждения экрана. Человек видит привидения, прислушивается к непонятным голосам, узнает в них родовое наследье, зов древнего хаоса, который шевелится не столько вовне, сколько внутри него. «В душе своей, как в бездне, погружен, // И нет извне опоры ни предела…»

Мы всегда живем в бездне под покровом небес. Иногда достаточно только подумать о чем-то ужасном, и вот оно уже хлынуло полным потоком. Оно уже здесь и готово схватить. Поэтому защита нужна не только от внешненго, но и от внутреннего хаоса. Того самого, что сделал зверем Андрея Боголюбского, уповавшего на «блистательный покров», который простерла над миром Богородица.

На Главную блог-книги "ДНИ СИЛЫ"