В какой-то момент мы так дико устали, что перешли на бег. И вдруг в лесу стало светлее: в разрывах между ветвей появилась полная луна.

Полнолуние в Дремотном лесу! Всё ожило. Колокольчики тихо звенели в темноте, из поникших от ночной росы головок дурмана струился прохладный туман, а вьюнок втихомолку хватал нас за ноги. Розы роняли росу с шипов. Подземная земляника выглянула наружу. Трухлявые деревья зажглись изнутри, словно гигантские светлячки. Между деревьев тут и там светились дичью глаза.

Я посмотрел на Олакрез и не узнал ее. Звезды ожили на внутренней стороне ее кожи. Словно колонии светящихся водорослей в океане, в темноте они струились внутри нее холодным звездным светом, цвета слез. Днем их не было видно: известно ведь, что звезды загораются только ночью. А теперь была ночь – полнолуние, полное запахов леса. Дремучее, дремотное, животное. Чем быстрее Олакрез бежала, тем ярче разгорались ее звезды. Она бежала, не останавливаясь, почти вслепую, молча — слышно было только ее громкое частое дыхание. Она, похоже, была в трансе, и я понимал, что она чувствует. А из толстых ветхих деревьев с треском выстреливали фонтаны светящихся цветов: это звезды, созревшие внутри старых, готовых упасть, стволов, вылетали ей навстречу, как стрижи из гнезд, и оседали на ней, как пыльца. Казалось, Олакрез уже не бежит, а летит – облако света в лесу призрачных фейерверков.

Trackback URI | Comments RSS