У детей не было ничего, чтобы предложить Лодочнику. Поэтому Олакрез просто сказала:

– Ты должен помочь нам.

Лодочник посмотрел на них из-под ладони (полуденное солнце светило отвесно вниз), и без лишних слов пошел в сарай, за веслами. Он был забывчив, и решил, что, наверное, действительно что-то должен этой девочке с пронзительным взглядом.

– Как же мы поплывем? – спросил Принц. – Вода одеревенела.

– Только до горизонта, – отозвался Лодочник, – а дальше нормально. К тому же, у меня вот что есть.

И он показал на кошки, лежавшие в лодке – вроде тех, с помощью которых электрики взбираются на фонарные столбы.

Принц кивнул, и помог Олакрез забраться в лодку.

Лодочник нацепил кошки на весла и махнул детям: – Садитесь. Стоя не плавают.

Он с разбега оттолкнул лодку от берега, и запрыгнул сам. Лодка со скрипом покатилась, царапая зеркальную поверхность одеревеневшей воды, которая была похожа на паркет. Старик сел на весла и стал грести – умело, ловко. Кое-где натыкаясь на сучки, но лодка поплыла.

На закате они подплыли к горизонту: как раз когда солнце начало за него заходить. Как и предсказывал Лодочник, одеревеневшая вода кончилась, и они соскользнули в жидкую.

Лодочник греб параллельно горизонту, думая о чем-то своем, Принц дремал на корме, на рыболовных сетях, а Олакрез сидела, опустив одну руку в воду. Она заметила странную вещь: вода была то чистой, как промытое стекло, то совершенно непрозрачной. Вглядевшись, девочка поняла, в чем дело. Море было поделено на черные и белые квадраты.

– Черно-белый треугольник, – пояснил Лодочник. – Небезопасное место для прогулок с двумя детьми. Хотя, с другой стороны, вам-то что. А мне здесь даже нравится: можно хоть поплавать по настоящей воде. Ну, почти. Говорят, в Цветном Городе настоящее море, но я там никогда не был. Зато если немного пофантазировать, я могу вообразить его себе: брызги волн, ветер, крики чаек…

Он не закончил. Но Олакрез и так поняла его мысль. Она тоже скучала по морю: тем более, что она его видела. Море в Цветном городе: яркое, живое, свободное. Плещущееся между разноцветных домов, слизывающее обертки от конфет с песчаного пляжа, расплавленного в стекло…

А ветра действительно не было. Олакрез послюнила палец и повертела им в разные стороны – ничего. Палец быстро высох. Девочка шмыгнула носом, осторожно вдохнув воздух – он был неопределенно теплый и совершенно безвкусный. «Как невесомость!» – подумала Олакрез, хотя и без особой уверенности: ведь она никогда не нюхала невесомости.

В воздухе словно застыло напряженное ожидание, как на шахматном турнире, когда все ждут следующего хода. Но Олакрез не хотелось никуда идти. Не хотелось думать о том, что они могут увидеть в Цветном городе, куда наверняка добрались Серые люди. Она устала от палящего солнца, и ее укачало на деревянной воде. А завтра еще – переход через пустыню. Надо бы так же, как Принц, лечь на сети и заснуть. Может быть, ей приснятся дельфины?

Вдруг прямо перед лодкой – так близко, что Лодочник, сидевший на носу, мог бы достать рукой – с оглушительным ревом, и свистом, и гулом, с хлюпаньем и бульканьем, выплевывая черно-белую воду, из глубины вырвался на поверхность громадный каменный столб.

Сначала Олакрез показалось, что это кит вынырнул. Широко раскрыв глаза, девочка посмотрела на это чудовище. Но это был не кит, а колонна из черного камня, испещренная глубокими трещинами, вся в наростах кораллов и ракушек, опутанная водорослями. А наверху у нее громоздился белый мраморный шар.

Почти оглохшая от страшного шума, который поднял выплюнутый из воды столб, Олакрез только теперь поняла, что перед лодкой встала целая стена каменных столбов. Одни были, как этот, черные с белым шаром наверху, а другие, наоборот, белые с черным. «Шахматы! – внезапно поняла Олакрез.»

И правда, перед ней, по колено в воде, стояли громадные пешки. При мысли, какого размера должны быть другие фигуры, Олакрез стало не по себе. В таких случаях она старалась не смотреть ни на что пристально, а так – посматривать, с видом полного равнодушия. Сейчас она решила посматривать на солнечные блики, лениво скользившие по влажным выщербленным граням каменных пешек. Это было довольно красиво. В свете заходящего солнца черные фигуры казались гранатово-красными, а белые стали лучисто-розовыми, как чуть недозрелые персики.

Лодочник, бормоча себе что-то под нос – не то замысловатые ругательства, не то обрывки песни, а может, и слова заговора – повел лодку в узкий тоннель между колоннами. Отталкиваясь веслом от стен узкого прохода, словно гондольер вертикальной Венеции, Лодочник быстро вел судно вперед. Олакрез, правда, была не уверена, где теперь перед, а где зад, не говоря уже о «право» и «лево»: после нескольких черно-белых поворотов она потеряла направление, и даже представить себе не могла, как Лодочник ориентируется в этом лабиринте.

Проснувшийся от шума Принц во все глаза смотрел на это чудо. Между высоких фигур было почти темно. Внизу плескалась то черная, то белая вода. Стены лабиринта покрывали крупные раковины: судорожно открываясь и закрываясь, словно жабры выброшенной на берег рыбы, они жадно ловили воздух, издавая при этом громкий квакающий звук. Между зубастых створок раковин пульсировали темные, блестящие влагой моллюски, похожие на маленькие сердца. Принцу почему-то стало их жаль.

Когда они выплыли из лабиринта, колонны начали медленно опускаться, с громким металлическим лязгом, какой бывает при подъеме якоря. Через несколько минут каменные фигуры скрылись под водой, и клетчатая гладь моря снова стало зеркально гладкой.

– Что это было? – спросил изумленный Принц. – Гигантские шахматы-мутанты?

– Пешки, – вздохнул Лодочник, не отводя взгляда от тонкой, как последний луч солнца, золотой линии горизонта, за который закатывался огненный глаз солнца. – В это время года они сами не свои, – готовы на все, лишь бы выйти в дамки.

– И что, выходят?

– Нет. Это вечные пешки, черно-белые. Заметили, какие они старые? Говорят, каменного века. Они окаменели еще до того, как вода у берега задеревенела. Они уже давно вне игры, как и я. Никогда им не стать ферзями, так же как этой ладье, – старик постучал по деревянному борту, – никогда не превратиться в слона…

Солнце зашло, и темнота окутала лодку. Стало прохладно. Олакрез нашла себе место посуше, завернулась в сеть и хотела уже закрыть глаза, как внезапно снова рассвело: в глубине из-за туч водорослей вышла подводная луна.

«Вот это да, – подумала Олакрез, – я бы, наверное, даже почитать смогла при таком свете! Если бы у меня была какая-нибудь книжка. Хотя, какой-то он все-таки странный, глубоководный лунный свет – словно перегоревшая лампочка горит».

Принц опустил руку в воду. Черные клетки были горячее, от них поднимался пар. А в белых клетках плескалась холодная вода со льдом. Лед был кружевной, узорчатый, словно полупрозрачные лилии, чьи нежные лепестки, отражавшие лунные свет, были похожи на тонкие ломтики сыра. Принц проголодался. Он отломил один такой цветок, но лилия тут же погасла – рассыпалась в пыльцу.

– Ледяные цветы, – пояснил Лодочник, – расцветают ночью, от холода, а днем тают. Их опыляют дельфины.

Некоторые время они плыли в тишине. Весла с кошками цепляли ледяные цветы, те рассыпались и гасли. Подводная луна светила ярко, и лодка отбрасывала в небо длинную, длинную тень.

Лодочник посмотрел на детей. Олакрез мирно спала, прижавшись к Принцу, а мальчик моргал слипающимися от усталости глазами, видимо, сам не понимая, спит он или нет.

Неспешно работая веслами, старик смотрел вдаль. Там, в призрачном клетчатом свете луны, высоко выпрыгивая из воды, танцевали ледяные дельфины. Они отражались в глазах старика яркими искорками: казалось, там плещутся волны, которых старик никогда не видел.

Trackback URI | Comments RSS