Олакрез спит в своей постели и щурится – лучик заката падает ей на лицо. Окно раскрыто – окно в сон: большое, двустворчатое, клеточки ставен дышат снаружи, воздух трепещет, словно летящая ласточка.
Опять она в этом сне. Только бы он не кончался! Словно сквозь радужные крылышки стрекозы, смотрит Олакрез, прищурившись, против солнца. Город нежится в последних лучах заката. Раскаленные перекаты жестяных крыш трещат от жара, но всё еще подставляют свои спины, словно не желая уходить в сумерки. А постояльцы, живущие на краю Города, в Заливе, не спешат уходить с пляжа, разморенные целым днем прибрежного безделья: самое время выпить газировки и послушать ночные гудки машин.
Порыв теплого ветра. «Здравствуй, ветер!» – кричит Олакрез. Она чувствует, как весь ветер мира дует сейчас ей в лицо, прильнул к волосам в поцелуе. Так хочется ей дышать, и жить, и быть любимой! И она дышит – глубоко, как йог, а в её голове в это время – растут невиданные цветы, и люди, похожие на всех животных одновременно, танцуют в жемчужных брызгах фонтана.
И Олакрез танцует, танцует свой танец любви. Гигантским плющом, разрастающимся на глазах, невиданной виноградной лозой врывается в небо ее дыхание, а ноги проросли в пол, в камень, внутрь земли, и сладостной нутряной дрожью отдается в коленях тьма. Олакрез танцует. Заполняя всю тьму, мерцает во тьме сила, отголоском которой чувствует себя Олакрез, листком на верхушке виноградной лозы, каплей пены, сорвавшейся с губ Безбрежного моря. Море смотрит из-под полуопущенных век, и его зрачки струятся зеленым золотом.
Вдруг, кувырок – и вот уже Олакрез плывёт между облаков, гребя руками изо всех сил. Над головой и под ногами – синяя бесконечность. Тишина, только звенящее дыхание в ушах. Олакрез летит над изгибом сверкающей реки, над чудесным островом с фруктовыми садами, над лесом с остроконечными елями, над морем, которое загибается в небо. Вверх, вверх! Где-то там, в черной вышине, прочерченной золотыми нитями, раскрыто окно.
Олакрез иголкой пронзает тучи, налитые необъяснимыми ароматами – клубящиеся в бездонной синеве мечты. Выше, выше – так что даже становится трудно дышать. Начинается дождь, или может быть, это падают звезды. «Я желаю» – а по щекам, словно реки, промерзшие до дна, текут ледяные слезы, и Олакрез чувствует, как неизбежно тянет в кровать, проснуться – «чтобы это продолжалось» – вдох – «всегда» – выдох, и тут она вдруг проваливается в засасывающую безжалостную пустоту, и страх колет прямо в сердце. Она попалась! Здесь невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой. Невозможно дышать! С неимоверным трудом пытаясь поднять веки, Олакрез делает звенящий вдох – и – нет, всё. Вот уже она дышит по-настоящему, в своей постели.
Даже не открывая глаз, Олакрез знает, что вернулась домой. В дом с седым потолком. Привычные звуки обступают ее, как нелюбимые друзья с ненужными подарками на день рождения. За окном лает соседский Бим, на кухне мама звенит посудой, папа на втором этаже громко и требовательно говорит по телефону. «Когда во сне меня окружает пустота, – медленно, словно ворочая языком в пересохшем рту, думает Олакрез, – я просыпаюсь. А ведь вокруг – снова пустота! Почему же я не просыпаюсь опять?» Она вытирает слёзы ладонью.
А там, за закрытым окном в сон, над Городом тишина. Только словно свистящее дыхание тех, кто еще спит, над крышами – шорох. Ласточки. Точки и запятые настоящего времени. Воронкой сумерек, затягивающей в ночь, проносятся они в воздухе, свивая гнезда мгновений, которые просто случаются.
Шлепая босыми ногами по дощатому полу, Олакрез в ночной рубашке подходит к окну и стоит, склонив голову, как забытая кукла. А за окном темнота распускает черные волосы ночных ароматов. Темная, теплая сентябрьская ночь с крупными каплями дождя.