Принц распахнул окно, и вдохнул тонкий запах лимонного дерева, протянувшего ему свою гибкую ветку с блестящей кожицей – как будто подставило гладкое плечо для поцелуя. Во дворе перед «Отелем» по мраморным плиткам, иссеченным тенями, пробиралась кошка. Толстая свеча, стоявшая на подоконнике, почти растаяла, ее шелковистые лепестки-складки перелились через край блюдца.

По кромке желтого песка прогуливались чайки. Принц глубоко вздохнул, глядя на Безбрежное море, подернутое дымкой, в эту тянущую в себя даль, которую хочется пить, дышать, отдать ей тело и душу, только бы взяла с собой. Принц обернулся через плечо: Олакрез спала, завернувшись в простыню, и улыбалась во сне. На лбу у нее алела красная полоска: наверное, спала, положив руку под голову.

Принц улыбнулся, глядя на Олакрез, и тут же, как будто ее отражением в кривом зеркале, в комнату влетела грусть. С моря пахнуло гнилью, тоской, водорослями.

«Что теперь?» – спросил себя Принц, шаря по карманам: ему до покусанных губ хотелось курить.

«И все же, несмотря ни на что, – взгляд Принца заметался по комнате, – вот она, рядом, – подумал Принц, – она, жизнь… И вокруг, все это, этот новый волшебный мир, слова-вещи… Но даже теперь, и еще больше, чем тогда, в «родном» Городе, где все не так буквально – я одинок, как вот этот огонек свечи, догорающей на подоконнике, а в окне уже рассвет нового дня, и море скоро прогреется, прогорит, и по песку невозможно будет пройти босыми ногами, и небо заблещет солнцем. Вот она, смерть – окно распахнуто, и ветер полощет нестройное пламя соленым запахом моря. Олакрез проснется – и мы, в полотняных рубашках из солнечных зайчиков, которые пробираются к нам в комнату через прорехи в бамбуковых жалюзи, пойдем на веранду завтракать…»

«А вот этот трепещущий огонек, – Принц провел пальцем по мягкому воску – останется здесь. Пламя лизнуло его палец и не обожгло.

«Как будто ребенка оставить на снегу», подумал Принц со странным, смешанным чувством жалости и злости – непонятно даже, к кому или к чему.

«И точно так же как мы сейчас эту свечу, меня когда-нибудь оставит Олакрез, или я оставлю ее. Все что мы делаем сейчас – бьем крыльями по воде, как чайка со сломанным крылом.. Сколько еще? Может, стоит прямо сейчас, – он мысленно сделал ударение на последнем слове и одновременно затушил огонек двумя пальцами. Мысленно поставил две черных точки, и подошел к жестяному умывальнику, чтобы плеснуть себе в лицо холодное забытье. Раковина пахла алюминием.

– Эй, – хрипловато со сна, произнесла Олакрез, – почему, когда окно рас-пахивается, в комнату заходят за-пахи? Ты не видишь в этом ничего странного?

Принц сделал пару шагов к ней и остановился, глядя ей прямо в лицо, сверху вниз.

Олакрез села на кровати и обняла его ногу. – Эй? В чем дело?

«Эй, кто-то из нас двоих чужой всему этому, – сказал про себя Принц», и только улыбнулся, а по телу, как волна опьянения, разлилось непривычное равнодушие.

Comments RSS