– Смотри! – окликнула Принца Олакрез.
Принц устало обернулся: неужели она нашла, наконец, какой-то ориентир?! Они уже битый день шли по бубновой карте, которую позаимствовали в квартире Гуделки, но надежды на нее было мало: Принц даже не знал, какой стороной вверх ее держать.
– Смотри! – Девочка указала на замысловатую конструкцию из ржавых рельсов, делившую заросшую лебедой площадку на три неравные половины. В центре стояла ржавая трехколесная машина скорой помощи, только у нее почему-то вместо крестов на бортах были красные свастики. «Свастики… Свалка… Тут недолго и Свалкера повстречать» – поежился Принц.
Пахло крапивой и шпалами. По всем пяти углам круглого поля, как мошкара на закате, кружились фонтанчики сухих листьев. Принц хотел уже, было, запустить руку в ближайший фонтанчик, но Олакрез отдернула его за шкирку.
– Ты чего? – сурово сказала она, – я аптечку не взяла, руки тебе пришивать!
Принц промолчал. Он заметил, что за окраиной Олакрез словно бы стала старше, и тон у нее сменился на командирский. Правда, похоже, она и поумнела немного, в нагрузку. Сам он даже не представлял, куда брести в этом хаосе сломанных головоломок, который представляли из себя окраины Города. А вот Олакрез, похоже, неплохо здесь ориентировалась. Откуда только?
«О’Кей, она точно повзрослела. А вот что, если я стал маленьким?» – подумал Принц и попытался оценить себя со стороны: он знал, что это помогает определить возраст.
Олакрез не заметила его действий, она рвалась вперед: – Пойдем, по дороге расскажу! Так вот…
Они вышли на тропинку из примятой травы, которая, как заметил Принц, сразу выпрямлялась следом за ними.
– Короче, – продолжала Олакрез с энтузиазмом, – я узнала это место! Мы теперь на самой окраине Города. Почти пришли! Это же забор последнего разбора! Вон – бор еловый, а за ним, значит, – за-бор! Во-он, где деревья кончаются, – и она показала куда-то за густой ельник, который выглядел особенно колючим и голодным в свете подступавших сумерек.
– Гиблое это место, правда – закусила губу Олакрез. – Я помню, как Дед предупреждал: сюда без выпрямителя тока времени лучше не соваться. Ну да ладно…Так вот, забор пройдем, за ним начнется полный пустырь, а прямо посреди его края – ну, сориентируемся как-нибудь – будет старая водяная песочница для детей умалишенных мудрецов. Как сейчас помню! Я ведь и сама дочка умалишенца… А за песочницей сразу начинается Дремотный лес! Туда местные мудрецы, которые еще не отупели от радиации, ходят иногда с фонарями.
–Твоего деда ищут? – Принц, запыхавшись от быстрого шага, еле поспевал за ходом ее мысли.
– Ага. Только они-то уже, скорее всего, и не помнят, кого там надо искать: давно Дед к жилью не выходил. Много воды с тех пор утекло в песочнице… Дети, наверное, выросли, сами стали умалишенными, и у них народились новые дети, и так много раз… А когда Дед сам не захочет, его и днем с фонарем не сыщешь.
– Как же мы-то его найдем? – спросил Принц.
– Дед не раз говорил, что мне он в любом случае рад, – а сейчас как раз тот случай. Ну, а если Дед разрешает, так и лес пропустит.
— Слу-у-ушай. – Принц даже остановился. Он тревожно посмотрел на Олакрез. – Как же это так получается, что дед твой живет здесь? В Городе? То есть, в лесу, но все равно, здесь, в этом мире… Ты ведь прилетела, вроде бы, со мной вместе – оттуда?
Олакрез посмотрела на меня глазами, полными пустоты.
– «Оттуда», «отсюда»… И вообще, никакой он не мой дед… Давай сейчас не будем об этом, а? Я и сама толком не знаю, а Дед тебе точно все объяснит. Наверное.
– Не твой? А чей?! А ты вообще КТО?! – кричу. Кулаки сами так и сжимаются, а в ногах – дрожь, и в глазах – слезы. «тикАть отсюда надо, – думаю, – пока время есть!» Отступил на два шага назад, и – ах! Провалился по колено в коровий навоз. Да такой вонючий и липкий, просто сил нет! Я даже бубен уронил. «Эту кучу, – соображаю, – могла наложить только корова-мутант с двумя задницами!»
От моего вскрика с забора последнего разбора вспорхнули черные вОроны. Превратились в толстых серых ворон, потом в бумажные воронки-кульки – и всосались в пространство-время с тихим комариным писком.
Олакрез угрюмо посмотрела на их исчезновение, оглянулась по сторонам и тихо молвила:
– Ты ведь сам не помнишь, откуда ты, да?
Я было хотел что-то возразить, но запнулся и призадумался.
– Вот-вот! – девчонка быстро набирала обороты, – и вообще, начнем с того, что ты даже имени своего не знаешь! «Принц» – это ведь твое сказочное имя. Бумажное. А настоящее так и потерялось где-то по дороге!
Вот тут она меня уела.
– По какой дороге? – шепчу, а сам понимаю, что она правду говорит: ничегошеньки я не помню. Откуда я? Кто вообще такой «я»?! От осознания того, что я себя напрочь забыл, а если не забыл, то мог перепутать, у меня внутри словно образовалась бумажная воронка сосущей пустоты – как те, в которые превратились вороны.
– По дороге в Город ты потерял все, – гнула свое Олакрез. – Город-зеркало-дорог, который-
Тут ее объяснение прервал дикий, стынущий в ушах вой, который раздался, казалось, одновременно со всех сторон. Раздался вширь, и вглубь, прошуршал в ароматной траве, которая выпрямляется под ногами, и осел капельками холодного пота на лбу.
Я аж присел, как настоящий снайпер.
Олакрез схватила меня за рукав. – Какой сейчас м-м-месяц?!
– Ты хочешь сказать, пятница, тринадцатое? – туго пытаюсь сообразить я, а вой все нарастает, как сирена.
– Я хочу сказать, сейчас МАРТ! – кричит она. Лицом побелела, косички в разные стороны, судорожно застегивается на все пуговицы, словно сейчас шторм налетит.
– Ну, точно, март! – говорит, звенящим голосом. – Мне папа недавно мимозу дарил, я помню эту гадость. Ох, ну держись, малявка, мы влипли!
Вой перешел в новую тональность. Кто-то невидимый, кто выл, явно приближался. Трава под ногами вся аж примялась, словно уши прижала.
– Что это, – говорю, – за напасть? Свалкеры?
Олакрез крепко схватила меня за руку, и рывком подняла на ноги.
– Хуже. Мартовские зайцы-мутанты. Они в это время года особенно ядовитые. Давай, через забор. В лес. Бежим!!
И мы побежали.