Они вернулись на кухню. Олакрез стояла у окна, спиной к ним.
– Почему ты всегда отворачиваешься от того, что стоит у тебя за спиной? – строго спросил Дед.
– А что там стоит? – испуганно обернулась Олакрез. Она тревожно посмотрела вглубь темного коридора, из которого они пришли, чем вызвала у старика приступ беззубого смеха.
– Ничего! – морщины Деда, казалось, рассыпались от радости, а белоснежные ресницы взлетели на самый лоб. – Настоящее стопроцентное Ничто!
– Я всегда думала, что Ничто не настоящее, поэтому на него и посмотреть нельзя, – сказала девочка.
– Это смотря с какой стороны посмотреть. Мне вот иногда кажется, что это мы – ненастоящие: прошлые или будущие – а Ничто как раз и есть Настоящее… Просто, может, оно слишком велико, чтобы его увидеть. Как планета, на которой ты живешь. Или зеркало величиной с целый мир.
– Но ведь то, что я чувствую внутри, не отразилось бы в зеркале? – спросила Олакрез. – Значит, настоящее – внутри?
Старик не ответил.
Принц спросил, в свою очередь:
– А вот скажи, дедушка, с какой мы стороны сейчас находимся? На своей или нет? Мне сейчас кажется, что на своей.
Старик усмехнулся. – Ох, ну и вопрос. Не знаю, как вы, а я себя здесь чувствую точно так же, как на старой заправочной станции, где я раньше работал. Можно почувствовать себя дома на заправочной станции?
Он помусолил в руках свою кепку с пластиковым козырьком и логотипом «Shell». Посмотрел на часы на стене, потом на другие. Часы показывали в разные стороны.
– Как его ни назови, это Настоящее Ничто – наконец, проговорил Дед, – именно в нем мы и живем, а с какой стороны – это, наверное, как посмотреть.
– Как это? – не поняла Олакрез.
– А вот так. – Дед взял со стола ложку, прищурил один глаз и пристально посмотрел на нее. Ложка находилась прямо напротив иллюминатора, за которым беззвучно колыхался лес. Дед прищурил другой глаз. Ложка чуть сместилась. – Ложка не врет – подытожил Дед. – Потому что нет никакой ложки. Я больше ни в чем не уверен. Да и что такое уверенность? Меню в закусочной на заправочной станции. Таблица умножения. Можно быть уверенным в таблице умножения. Но если ты хочешь узнать про Настоящее Ничто – таблица тебе не поможет. Таблица тебе помешает. Забудь таблицу. Придется забыть.
– Я уже забыла, – призналась Олакрез и смущенно взглянула на Деда.
– Ты моя умница! – улыбнулся Дед. Но я, на самом деле, говорю не про память, а про привычку. Иногда вот смотришь на все вокруг – и он стал вращать глазами по часовой стрелке – и думаешь: это все настоящее, эта сторона – наша. Мы здесь, сами-то, и все остальное – он указал на лес за окном – тоже здесь. Лес вон, птицы. Запахи. Цвета. Люди. Музыка. А есть ли это «там», еще неизвестно. Так что наша сторона – та, где мы есть. Та, где мы счастливы, та, где мы страдаем. Там, где забывает и вспоминаем. Где хватает места для всего, что ни приходит, но где ничто не задерживается дольше своего срока. Великолепная сторона, полная света, и тьмы, и цветов, и звуков, и встреч, и расставаний… Наша с вами родная сторона… Мы дома.
– Дома… – эхом повторил Принц.
– Но чем глубже я погружаюсь в эту «нашу сторону», – Дед стал крутить глазами против часовой стрелки, – чем больше я чувствую себя на этом самом месте, живым и настоящим, тем больше понимаю: нет, врёшь! Не возьмёшь!! Наша – та сторона! Та, куда мы идем. Та, куда мы по-настоящему хотим прийти. Та, где можно жить, без страха умереть. Где можно знать без сомнений, понимать без слов. Любить без оглядки. Там, где дно без дна, начало без конца. Там, куда не долетает время. А эта, «наша», так сказать, сторона – стало быть, на самом деле чужая! Кто вообще сказал, что она наша? Ну кто?! Разве мой дом – заправочная станция?.. – старик одним махом надел кепку «Shell», но потом сразу снял и полез в карман за носовым платком. У него на лбу выступил пот: было видно, что объяснение утомило старика.
– Какой-то замкнутый круг получается, – сочувственно сказала Олакрез. Она не знала, что бы такое сказать, чтобы поддержать Деда.
– В том-то и дело, что разомкнутый, – отозвался Дед.
Он открыл иллюминатор, и в кухню ворвался свежий ветер. Внизу, под башней, гудел водопад. Стало очень хорошо.
– В каком-то месте круг должен быть разомкнут! А в каком, сам не знаю. Но такое место, думаю, должно быть одно. Одинокое, должно быть, место.
– Где же нам найти такое место? – спросил взволнованный рассказом Принц.
– Змей кусает себя за хвост. Где у него голова?
– Там же, где и хвост! – отозвалась Олакрез.
– Правильно. Можно искать хвост, можно голову. Начало или конец всего.
– Куда же нам идти? – спросил Принц после некоторого раздумья.
– А куда глаза глядят. Знаешь, как говорят? Все дороги хороши, которые ведут далеко. Так и есть. Ум монаха, завороженный, кружит вокруг пламени свечи, душа разбойника горит на острие ножа, а странник узнает себя среди фигур, бредущих к нему спиной в мираже, уходящем сквозь горизонт. Вот и ваш путь лежит сквозь горизонт, протянулся из времени в безвременье, туда, где над острием пламени кружит черная воронка смерча: мираж невероятного…
Мимо открытого иллюминатора в восходящем потоке воздуха проскользнул ворон: глянул на Принца блестящим глазом и исчез.
Дед тоже его заметил.
– Ну, вот и знак, – сказал он. – Может, змей сам придет к вам. Я включил маяк, теперь очередь за Серым городом.