Идя вдоль берега, Принц и Олакрез заметили далекую вспышку – как будто кто-то посылал им сигналы зеркалом.
– Кто бы это мог быть? – сказал Принц.
– Не знаю, – задумчиво отвела девочка. За полупрозрачными стеклами солнечных очков ее глаза были усталыми.
Немного погодя Олакрез добавила, – А ты как думаешь, кто это точно НЕ может быть?
– Хм. Понятия не имею.
– Тогда это может быть кто угодно!
Принц хотел что-то возразить, но слова не лезли в голову.
Наконец, они подошли к источнику странного света – это был приземистый горбатый старичок с большой лупой в руках.
Полуденное солнце, отражаясь в ней, посылало яркие задорные вспышки света в сторону Дремотного леса. Старичок сидел среди нескольких десятков куч каких-то камешков, и судя по всему, тщательно перебирал их. Олакрез подбежала к нему поближе, а Принц пошел следом за ней, не спеша. Старичок ему почему-то сразу не понравился.
– Здравствуйте! Что это вы делаете? – почтительно спросила Олакрез у сморщенного старичка.
– Здравствуйте, здравствуйте. Считаю цифры, считаю, – ответил тот задумчиво, и поправил на носу очки.
– А зачем их считать? Они же и так, сами по себе – ну, означают количество?
– А вот посмотри, посмотри – старичок указал на кучки того, что вначале показалось Олакрез камешками.
– Какие симпатичные одеревеневшие ракушки! – воскликнула она, и опустилась на корточки, чтобы рассмотреть их поближе.
– Не спутай только, они у меня тут все разложены, разложены, – устало проговорил старичок. Бросив невыразительный взгляд на подошедшего Принца, он попытался было разогнуть спину, но не смог. Только покряхтел, и уперся руками в бока.
– Кто здесь оставил эти холмики? – поинтересовался Принц.
– Древние-древние древоловы, – ответил старик. – В эпоху, когда Безбрежное море у этого берега еще только начинало одеревеневать от древности, они занимались собирательством и поджигательством выброшенных им обломков дерева. По одной гипотезе, эти древние-древние люди отмечали такими холмиками количество выловленных кусков древесины. А по другой – сколько костров они сжигали за год. А по третьей – в этих цифрах зашифрована история древнего-древнего царства. А по четвертой – это были – ну, вроде как шашки, такая игра.
– Стоп, стоп. А почему ТЫ их считаешь? – спросил Принц.
– Игра, – по инерции продолжил свой рассказ старичок. – Между прочим, я предпочитаю обращение «вы»: мне нравятся множества, множества..
– Чем же Вы занимаетесь? – переспросил Принц предельно вежливо.
– Начав со стороны Цветного города во времена моей блестящей молодости, я наконец дошел до сюда, – сообщил старичок. – Это заняло у меня много лет, много…
«Похоже на то», – подумал Принц, всматриваясь в лабиринты морщин на лице старика.
– Так вы обошли кругом полземли! – воскликнула Олакрез. – Половину нашего Необитаемого острова, на котором стоит Цветной город.
– А также Серый и Сладкий, – назидательным тоном уточнил Математик. – Точно, обошел. Полраза. А может, минус полраза. С землей никогда не знаешь точно – она ведь крутится, крутится. Я раньше был астрологом, но зрение стало подводить, подводить. Начал путать астрономию с логикой…
Олакрез опустилась на корточки, чтобы лучше изучить ракушки, разложенные кучками. «Их же везде разное количество!» – подумала она, перебрав несколько холмиков.
Ее размышления не укрылись от бегающих глазок старика.
– Потому я и считаю, что везде разное количество, количество. Было бы одинаковое, посчитал бы по формуле… А ты не трудись понапрасну, эти уже посчитаны, посчитаны, – буркнул он, впрочем, довольно дружелюбно. Увидев участие Олакрез, Математик сменил тон на более доброжелательный. – Если хочешь помочь, посчитай лучше с той стороны, с той.
– С той стороны чего? – не поняла Олакрез.
– Дюны, дюны. – И старичок указал рукой за невысокий песчаный холм, который стоял на пути Принца и Олакрез.
– Он словно разделяет берег на две части, – отметил Принц.
– Не словно, а условно, – поправил Математик. – Очень, очень условно. Я уже посчитал все цифры, начиная от Цветного Города и заканчивая вот этой, – он указал заскорузлым пальцем на кучку ракушек прямо перед собой. А там, – он показал за бархан, – я еще не считал. Нет, не считал…
– А много еще осталось? – спросила Олакрез участливо.
– Все, что с той стороны дюны, с той стороны, – ответил старичок.
– Но это же берег Безбрежного моря! – воскликнул Принц. – То есть, я хочу сказать, это берег нашего Острова! Ты уже обошел его полраза, ты сам сказал! Если ты будешь считать все холмики – или цифры – отсюда в сторону дюны и за нее, ты вернешься сюда же, в это самое место, только с другой стороны, может быть, очень нескоро, но рано или поздно…
– Поздно, поздно, – утвердительно кивнул старичок. – Обращайся ко мне на «вы», хорошо? Я люблю множества, множества…
«Очень скоро он станет пустым множеством», – подумал про себя Принц, оценив глубокие, забитые одеревеневшей морской солью морщины старика и его одеревеневшие от времени выцветшие волосы, которые могли бы послужить хорошим дуплом для желтка обыкновенного.
– Вы молодые, – улыбнулся Математик, поймав взгляд Принца, – вы считайте с той стороны холма. А я как дойду до него, стану возвращаться, и вычитать новые цифры из старых, из старых. – Он вытащил из-за пазухи толстую книгу, похожую на корабельный журнал, и раскрыл ее. Страницы были густо исчерканы цифрами. – У меня здесь почти не осталось места, поэтому я просто буду вычеркивать цифры, которые уже были. Буду вычитать, вычитать, – старичок усмехнулся, явно довольный своей маленькой хитрости.
Принцу стало невыносимо скучно – почти так же скучно, как, наверное, кучкам одеревенелых ракушек было лежать на берегу окаменевшего моря. И он опустил глаза. Посмотрел на землю под ногами, сначала бездумно, потом внимательнее, – и вдруг понял.
– Да ведь здесь вся земля из ракушек! – вскричал Принц. – Тут не песок, а сплошь битые ракушки!
Олакрез подошла поближе, чтобы посмотреть, в чем дело.
– И что? Не понимаю, к чему ты клонишь.
– Как что? Вода вынесла на берег груды ракушек – вот тебе и все «цифры»! Никаких «древних-древних древоловов», может, и в помине здесь не было!
Математик только презрительно ухмыльнулся, и снова поправил очки на носу. Видно было, что его такими доводами не удивишь.
– Такую теорию я уже слышал, и охотно принимаю ее в расчет, – проговорил он с расстановкой. – Более того, могу сказать, что предполагаю следующее: тех цифр, которые я посчитал недалеко от Города уже и в помине нет – превратились в прах? в прах.
Воцарилось неловкое молчание, во время которого Принц и Олакрез раздумывали над масштабами деятельности Математика.
– А может, вам вернуться в Город? – с надеждой сказала Олакрез. – Когда досчитаете до холма?
– Не вижу смысла, не вижу! – ответил старичок. – В городе я считал камни на мостовой, и меня постоянно кто-то отвлекал, заговаривал зубы, толкал под руку. Здесь спокойнее, намного спокойнее. А цифры здесь ничуть не хуже тех, не хуже! Все, что мне нужно, это точка отсчета – вот этот холм. Я не стану причитать, стану вычитать, – скаламбурил старичок.
– А зачем вы вообще занимаетесь этой, м-м-м, как бы сказать, математикой? – спросил Принц с досадой.
– Мы – математики, считаем, что главное – считать, считать… – с гордостью сказал старичок, и с довольным видом согнулся над своей кучкой ракушек. Он явно вернулся в свое ученое одиночество. Лупа снова засверкала у него в руках, а с губ слетало невнятное бормотание: «Четыреста тридцать два, пяться сорок три, шестьсот пятьдесят четыре…»
Принц хотел было спросить Математика, что за странный метод счета тот использует, но старичок только сердито замахал на него: дескать, не сбивай…
Принц и Олакрез переглянулись, и пошли дальше, за дюну.
– А знаешь, мне всегда казалось, что ракушки это такие уши, – проговорила Олакрез задумчиво. – Маленькие уши моря – чтобы слушать прибой. Их ведь надо слушать, а не считать, правда?
Принц только улыбнулся уголками рта. Полдень был жаркий, и разговаривать не хотелось.
Полусонная от солнца, Олакрез какое-то время пыталась считать ракушки у себя под ногами, но потом бросила – все равно их было бесконечное множество, множество…