Принц изо всех сил натирал лампу песком. Ничего не происходило.

– Я скоро дырку в ней протру, а джинн все не вылезает, – занервничал мальчик. – Может, она вообще пустая?

– Ну уж, дырку-то не протрешь, – скептически ответила Олакрез. Палящее солнце и безжалостные плоские холмы Зыбучей пустыни делали ее еще более прагматичной и безжалостной, чем обычно.

– А вот и протру! – разозлился Принц.

– А вот и не протрешь.

– Почему это?

– Потому что когда ты начинаешь делать в лампе дырку, ты ее тоже протираешь, а потом трешь дальше, и начинаешь делать новую дырку. Так ты никогда не протрешь лампу насквозь. Три хоть до завтрашнего утра – никакой дырки на лампе не появится.

– До завтрашнего утра мы тут спечемся. – отрезал Принц. – Я хочу полететь на джинне.

– Может, лучше пойдем вперед? – предложила Олакрез. – А лампу ты потрешь по дороге.

¬– Ну нет, – сказал Принц. – Давай лучше подумаем. Даже в такой жаре это проще, чем переться по песку. Давай вспомним, как это делается. Джинны исполнят три желания, так?

– Так.

– А что надо сделать, чтобы вызвать джинна из лампы?

– Потереть ее!

– Ну вот я и тру. И ничего не происходит… – Принц призадумался.

Он потряс лампочку. Внутри трепыхалась ржавая перегоревшая дуга.

– Так, погоди-ка. – внезапно осенило Принца. – Три! Тереть – потрешь – потри! Всего по три! Три желания.

– Ну и что? – Олакрез достала из кармана яблоко, которое ей подарил Лодочник. Протерла его платочком, и убрала обратно. Солнце припекало не на шутку.

– А то, что «три»! Три – ключевое слово!

– Не понимаю.

– У меня идея. Есть что-нибудь пишущее?

Почти без надежды, Олакрез стала рыться в своих карманах. И вдруг обнаружила кусочек мела, который она стащила в школе на своем первом и последнем уроке рисования, пока учительница выходила в туалет.

– Ага, вот, есть. Держи.

– Отлично! – Принц обрадовано взял мел, и нарисовал на лампочке сзади цифру «3».

Ничего не произошло.

Олакрез всплеснула руками:

– И чего?

Принц хотел было зашвырнуть лампочку куда-нибудь подальше, но девочка удержала его руку:

– Постой. У меня, кажется, тоже есть идея. Джинны – они ведь арабы, так?

– Ну да. Я и написал арабскими цифрами.

– А может, надо все делать наоборот. Как в зеркале. Может, этот джинн – римский? Дай-ка сюда мел.

Олакрез стерла «тройку», и провела на цоколе три черточки, корявое изображение колоннады: «III».

Как только она оторвала мел от металла, раздался сочный хлопок, словно вытащили пробку из огромной бутылки, содержимым которой можно напоить сто слонов, разгоряченных быстрой скачкой по пустыне.

В струящемся от жары воздухе, на высоте нескольких метров от земли, материализовался джинн, сидящий в позе лотоса. Его черные как смоль волосы были заплетены в одну толстую косу, которая свешивалась почти до земли. Кожа йога была абсолютно, стопроцентно синей – как хамелеон, заброшенный верной рукой в самое небо. Ко всему прочему, джинн был откровенно гол. Олакрез посмотрела и после короткого раздумья слегка смутилась:

– А почему вы голый? – прямо спросила она.

– Желаете, чтобы я оделся? – с готовностью пробасил джинн, открыв правый глаз, в котором обнаружился громадный зрачок цвета бирюзы.

– Нет-нет, – поспешила поправиться Олакрез, сообразив, что джинн явно не прочь избавиться хотя бы от одного желания с малыми потерями маны.

– В этом совершенно нет необходимости, – заверила она его.

– Вот-вот, – охотно согласился синий джинн, – и я так считаю. После того как просидишь целую вечность в старой лампе, поневоле научишься без многого обходиться.

– А вечность – это очень долго? – полюбопытствовала Олакрез.

– Очень. Так долго, что веки слипаются. Потому она и называется «вечность». Вот, полюбуйся – и джинн указал своим когтистым пальцем на закрытый глаз.

Теперь Олакрез рассмотрела, что джинн не прищуривается и не подмигивает, просто один глаз у него совсем зарос – словно и не было.

– Хм, да, кстати – вспомнил джинн. – Вынужден сообщить вам о некотором неприятном обстоятельстве непреодолимой силы, о мои великодушные повелители. Несколько столетий назад моя лампа перегорела, так что, к сожалению, я смогу исполнить не три, как по договору, а только полтора ваших желания.

– Полтора?

– Именно. В два раза меньше, чем обычно. Все по-честному. А теперь вы пока подумайте хорошенько – джин расплел ноги и медленно опустился вниз, – а я, пожалуй, пройдусь: ноги затекли.

Джинн не соврал: Принц и Олакрез с изумлением увидели, что он бредет по колено в воде. Это посреди пустыни-то!

– И правда, затекли. – растерянно пробормотал Принц. – Ну что, давай попросим, чтобы он в Цветной стране все восстановил, как было до грозы, только в полтора раза лучше?

– Ага, – возмутилась Олакрез, едва не падая в обморок от солнечного удара. Прагматизм буквально заливал ей глаза. – А сами тут спечемся?! Нет уж, нафик такой героизм.

Джинн, материализовав из воздуха нефритовый гребень, не спеша расчесывал свою косу и без особого интереса прислушивался к разговору.

– Я предлагаю так, – продолжала Олакрез излагать свой план, – Во-первых, мы ему даем вот – яблоко! Это называется «взятка», чтобы все по-честному. Я слышала, как папа объяснял. Во-вторых, загадываем одно целое желание: пусть до Сладкого Города на ковре-самолете довезет. К самым воротам. Непременно бизнес-классом, с вегетарианским завтраком! А оттуда мы сами до Цветного доберемся. И еще пол-желания джинн нам останется должен!

– ОК, – кивнул Принц, заразившись ее прагматичностью. – Может пригодиться, когда с Вороном будем отношения выяснять. Ну что, мастер Джинн, договор будем заключать или как?

– Обойдемся без реквизитов, мои мудрые повелители, – зевнул джинн и щелкнул пальцами.

Trackback URI | Comments RSS