В Сером Городе падал снег – впервые за вечность. Это была беспросветная, отечная вечность, не дававшая раскрыть глаза и пролиться дождю, которого ждали – даже такому холодному, как снег. К тоже же, плакать не полагалось – никому, включая небо. Впрочем, и солнца не было – потому что смеяться тоже было запрещено. Да никому бы это и в голову не пришло. В Сером Городе смех просто не шел в голову.
Принц с самого утра оделся потеплее и посерее, и пошел в город. Пошел искать неизвестно что – или, как он сам выразился, «слабое место». После безуспешных поисков чего бы то ни было, он набрел на гигантское серое здание. И тут, вдруг, налетела пурга.
Уже не первый час Принц медленно шел, держась, чтобы не потеряться в снегу, за стену этого дома. Казалось, стена была бесконечной, как и снегопад. Принц шел и слушал тишину в собственной голове. Он не думал о Вороне, не думал об Олакрез, не думал, что будет дальше: словно в его голове тоже падал снег, заглушая мысли, занося сугробами воспоминания, приглушая мысли о будущем.
Остановившись, Принц прислонился к стене спиной. Он снял перчатки и положил их в карман, а потом поднял ладони кверху, словно навстречу первым каплям невидимого дождя. Снег доверчиво сел на ладонь. Снежинки были пушистые и клейкие, как сахарная вата. Они падали прямо в карманы пальто. Садились, как голуби, Принцу на плечи, и смотрели из-за щеки. Перебирались повыше, на голову – и тут же запутывались в волосах, опьяненные его теплом. Снег был очень сухой: из целой пригоршни нельзя было натопить и капли воды. Принц подумал: что, если растопить весь снег в этом городе? Ведь тогда, может быть, удастся запустить вниз по улице хотя бы один узкий, быстрый ручеек ледяной воды? Тогда наступила бы весна! Но для этого понадобятся гигантские руки, горячие, как огонь. Принц поднял руку ко рту и слизнул снег – было сладко.
– Сладко! – сказал Принц: не про себя, а вслух, потому что мыслей все еще не было.
Тут он разглядел впереди, сквозь полупрозрачную стену падающего снега, первого за весь день прохожего. Тот шел навстречу ему, с трудом, через сугробы, толкая перед собой детскую коляску. Когда он поравнялся с Принцем, тот увидел, что коляска полна снегом. Лицо прохожего было скрыто под шарфом – только глядели из глубины внимательные запавшие серые глаза. Не сводя взгляда с Принца, прохожий взял из коляски пригоршню снега и сунул куда-то под шарф.
«Он тоже ест этот странный сладкий снег!» – сообразил Принц.
«Сладко!» – хотел сказать он прохожему, но снег заглушил конец слова, и получилось только «Сла!».
«Впрочем, – подумал Принц, – он ведь меня все равно не поймет, ведь в Сером Городе, наверное, уже целую вечность никто не помнит слова «сладко». Как и слов «дождь», «снег» и «солнце».
Каково же было удивление Принца, когда в ответ на его возглас прохожий без колебаний отозвался: «Сла!».
– «СЛА!!» – крикнул прохожий еще раз, видимо, боясь быть не расслышанным из-за снега, – и, еще раз внимательно посмотрев на Принца, покатил коляску вперед. Принцу показалось, что он так и продолжал повторять, словно молитву: «сла, сла, сла». А может, это просто ветер свистел между серых домов.
Потом снег перестал. Принц огляделся: и вперед, и назад, насколько хватало глаз, простиралась все та же серая стена без окон и дверей. Высоко, под самой крышей, Принц разглядел рекламный щит. «С…Л…А…» – с изумлением прочитал Принц громадные буквы, который были такими большими, что сначала просто не укладывались в голове. Конец щита уходил во мглу.
Смеркалось. Дневной серый свет заступал караул полуслепым сумеркам, которые, конечно, не могли спасти город от скорого наступления ночной тьмы, густой и жирной, как вакса или растаявший на батарее пластилин. Она поднималась, как вода на палубе тонущего корабля.
Уже по колено в этой пластилиновой темноте, Принц дошел, наконец, до угла дома. «Только бы там не была опять стена, уходящая в перспективу!» – подумал Принц. Такая перспектива ему совсем не нравилась. Он натянул шапку потуже на уши, и высунул голову за угол.
Там, за углом, совсем невдалеке, желтым светом теплилась электрическая лампочка над дверью.