Отворив незапертую дверь, Принц обнаружил прачку, энергично стиравшую белье в здоровой двухведерной кастрюле. На кастрюле красной краской было неровно подписано: «ЛЮДИ». Прачка подняла голову, резко глянула на Принца и ничего не сказала. «Ну и хорошо, – подумал он, – хоть погреться».
С потолка жарила одна-единственная лампочка, густо засиженная мухами. В комнате настойчиво пахло людьми, керосином и молоком, как в деревне.
Присмотревшись, Принц заметил, что под кастрюлей у прачки весело горит примус, а само белье клокочет в кипящем молоке. На поверхности вздувались и лопались большие жирные пузыри. Распаренные работой руки прачки были по-мультяшному, несоразмерно большими и багровыми по цвету, но женщина, казалось, не обращала особого внимания на то, что стирает в кипятке. Лицо и шея у нее были такими же красными, как и руки, а тело было бесформенно и замотано в обрывки старых простынь.
Принц с сомнением всмотрелся в молодое, но грубое лицо прачки, пытаясь определить степень угрозы. «Если судить по рукам, – и он с невольным уважением посмотрел на эти замечательные орудия труда, – оплеухи у нее должны быть тяжелые»…
Не открываясь от своей работы, прачка еще раз коротко поймала его взгляд – словно комара прибила на щеке.
«…Впрочем, я еще не видел ЛЕГКИХ оплеух» – закончил Принц свою мысль.
– А-а.. хм… Что это вы делаете? – наконец решился он заговорить.
Прачка остановилась, вытерла рукавом пот со лба и коротко хохотнула. – Х-ха!
– А ты как думаешь, кросавчег? – басовито, но дружелюбно проговорила она. – Вишь, стираю вот.
– Да, но почему в молоке? – Принц подошел поближе. – И разве вам не больно? Оно же кипит на огне! – с участием спросил он.
– Больно, не больно – работы довольно, – отозвалась прачка веселой скороговоркой и показала здоровые зубы, такие же крупные, как и ее руки. В углу рта у нее был зажат пучок булавок. – Я прачка-белостирка, набело стираю! Без молока нельзя.
– Набело? А что, можно стирать еще и начерно? – удивился Принц. – Как на контрольном диктанте первый раз пишут?
– Про дишканты я не знаю ничего, а вот начерно – глянь, там вон, Сидора косая рейтузы стирает, – и она коротко ткнула своим гигантским пальцем куда-то вглубь большой и гулкой квартиры. Оттуда раздавался монотонный плеск белья, и хриплый женский бас тянул печальную песню по-китайски.
– В тазу с чернилами? – недоверчиво улыбнулся Принц.
– В бочке с дегтем! – то ли в шутку, то ли так сказала бело-прачка и, одарив Принца невыразительным взглядом лучистых голубых глаз, вернулась к своей работе.
Принц уже раздумывал, что наверное лучше последовать за красным пальцем и посмотреть удивительную Сидору, а заодно углубиться подальше в спасительную теплую вонь квартиры, чем выйти опять на мороз тем же путем, как его внимание привлекла еще одна странность.
Женщина, закончив с очередной порцией белья, взяла из целой кучи деревянных вешалок, лежавшей на зеленой клетчатой клеенке, одну, и повесила на бельевую веревку, придерживая рукой. Один конец веревки был прибит под закопченными образами в углу, а другой уходил куда-то вниз, в распахнутое окно. Потом выудила из кипящего молока белоснежную сорочку, повесила на вешалку, и тщательно расправила. Отложила воротничок и заколола его двумя булавками, которые вытащила изо рта. Легкий толчок красной руки – и вешалка заскользила по веревке, как жиром намазанная, мимо гераньки на подоконнике – в безлунную ночь, и скрылась из виду.
– А гладить будут другие? – с пониманием спросил Принц.
Прачка посмотрела на него с легким оттенком удивления – как будто успела забыть о его присутствии. Потом улыбнулась булавками вверх и ответила:
– Да нет, зачем их гладить-то? И отжимать не надоть. Молоко-то сухое.
– Как сухое? – удивился Принц.
– Ну, как в кофий кладут, знаешь? Порошковое молоко. Сухое.
– Понимаю, – с серьезным видом отозвался Принц, хотя по лицу было видно, что не совсем.
– Да ты, верно, из деревни приехал? Ну вот, попробуй сам, – прачка зачерпнула из своего корыта маленькой эмалированной кружкой, подула на нее, отпила глоток и протянула Принцу. – Н-да. Это тебе не кола-као…
– Да и то сказать, хозяин наш не любит глаженых сорочек, – продолжила она с улыбкой. – Все одно они на нем тут же мнутся. Больно тужкий он.
Принц поблагодарил за угощение и принял чашку из рук прачки, а отпив, с нарочито безразличным видом спросил:
– А кто хозяин-то?