Пепельно-серое небо клубится над городом. Жесткие складки седых облаков завиваются как усы спящего великана, шевелятся от его грузного дыхания. Город спит. Как лучи солнца, бьющие сквозь разрывы туч, по его лбу пробегают ясные сны. Голубые глаза снятся ему – прозрачные, как морская вода в хрустальном стакане, и глубокие, как небо под ногами. Ласковый белый песок-альбинос шуршит в ушах. Темно-зеленая трава в капельках росы топорщится на лужайке, над которой порхают две бабочки-лимонницы. Легкий запах бензина распылен в воздухе, он обжигает нездешним холодом легкие, зовет лететь с ним. По улицам, где шелестят шинами до блеска вычищенные автомобили, над закусочной, над облаками пара из кухонной трубы, и выше, мимо голубей с круглыми глазами, которые ритмично машут крыльями – я лечу: птичье сердце бьется в груди. Я дышу. Столько воздуха вокруг, столько простора! Я падаю в небо – клубящийся облаками водоворот, затягивающий в небывалое.
Холодно, и зубы стынут от дикого снега с холодных вершин. Как сорвавшийся с тросов лифт, проносятся вниз головой железные сны, где бесконечно повторяется один отрывок: от чьей-то тяжелой поступи дрожит в стакане вода. Комната в блочном небоскребе, освещенная только свечой. Небо над улицей, запорошенными снегом – километры спутанных проводов, кабелей, труб, железных контейнеров. Невозможность лететь телом тянет вниз. Я в душе. В воде едва слышно журчат разговоры с других этажей. Этот дом – пустой, даже я здесь не живу, а только снюсь, и пробуждение затягивает меня с собой. Так струи воды, танцующие под душем, уносят собственное журчание в трубы.
Город, город, город. Выбеленный, выглаженный, жесткий свет. Сквозь залитое дождем стекло, сквозь размытый блеск холодных огней, шелест мокрой листвы, дыхание времени, которого никогда не было – сквозит биение его сердца. Земля дышит под толщей мостовой. Темная вода сочится из подвалов. Деревья прорастают сквозь стены домов. Я в густом лесу – и только полоски света от бешено сигналящих автомашин показывают, где зашло солнце. Сумерки в городе. Вспышки молнии сквозь туман. Дождя нет, просто небо истекает грозой, роняя капли на мостовую. Разноцветные капли в огнях светофора: красные, зеленые, желтые, фиолетовые. Посадочные огни в никуда. Зрачки тысячеглазого дракона.
Мир как вагон вертикального метро. Мир как скала, сорвавшаяся в темную воду. Сон как вулкан, дождавшийся пробуждения. Мир как война. Город – как темнота вокруг мира. А в глубине, словно пульсирующее дыхание сердца распускает ослепительные лепестки, в глубине зеркала цветком темного пламени горит Бог.
Бойцовская рыбка тяжело дышит под водой. Туманом плывет, растворяясь, кровь. Кровь попадает мне в жабры, я задерживаю дыхание и закрываю глаза. Невозможно скользить в темноте без того чтобы вынырнуть. Пузырь воздуха, всплывающий к поверхности. Я лежу на воде и смотрю в грозовое небо. Призрачный ветер шепчет мне на ухо: так быстро, что не разобрать. Мое лицо опутали длинные волосы, водоросли, рыбацкие сети, в которых запутываются пробуждения. Дождь сплетает сети на окне. Далекие гудки автомашин доносятся сквозь москитную сетку забытья.
В городе ночь. Темнота, разлитая по зеркалу океана. Волосы водорослей, гребни волн. Я ворочаюсь под ватным одеялом тишины. Складки простыни, как струи дождя на окне – явь на пороге сна. В открывающихся веках – мираж нового мира.
Воспоминания, легкие, как сгоревшая бумага. Я лечу сквозь город, разбиваю с разбегу окно, падаю в звездную россыпь вечерних огней далеко под ногами. Тишина, закованная в легкий шелк, стоит за плечом.
Холодно. Словно снег, сыпется изо рта бессвязный шепот. Окно открыто. Я пью синий воздух, отрывая кусок за куском от глубокой тишины неба.