Сидеть на песке стало довольно скучно, и мы снова пошли – может, по кругу, не знаю. В глухой темноте, топча ногами мягкую ткань земли, мне казалось довольно прямолинейным даже просто идти. Я подумал: кто как ходил бы на нашем месте? Решительные люди, наверное – по квадрату, творческие – треугольником, а сумасшедшие – восьмерками, по-заячьи запутывая следы.

— А как ты вообще сюда попала? – неожиданно пришел мне в голову хороший вопрос.

— Забавно, — задумчиво ответила Олакрез. — Но я не помню. Хотя нет, помню. Вроде. Мне, кажется, письмо пришло.

— Письмо?

— Ну да. В конверте с марками, знаешь? – проговорила Олакрез с большим сомнением, словно сама уже не знала, бывает ли такое вообще.

— Обычно дело, — говорю. – А что писали в письме?

Олакрез так и присела от смеха. «Приходи ночью в парк. Там тебя будет ждать летающая тарелка».

— И все? Ни слова больше?

— А что, недостаточно? – опять засмеялась она.

— Ну, знаешь. Летающая тарелка, — говорю, — это уже совсем!

— А вот и не совсем, — ответила Олакрез. – Я с детства мечтала, чтобы меня забрало Эн-Лэ-О! Так много раз мечтала, что ты и не сосчитаешь.

Я решил не поддаваться на ее провокации, и она продолжала – увлеченно, будто рассказывала очень интересный сон, который давно забыла, а теперь вдруг вспомнила, да еще по ходу рассказа в памяти всплывают все новые и новые подробности.

— Я даже составила список друзей, которых возьму с собой, если разрешат, — говорит.

— Кто разрешит?

— Инопланетяне, конечно. Список из девяти друзей, которых ты можешь взять с собой.

— Как это?

— Ну, представь, что все завтра исчезнет. Ядерная война или что-нибудь такое. И вот инопланетяне посылают летающую тарелку, чтобы спасти десять человек. Чтобы они жили на их планете. То есть, получается, меня, и еще девятерых друзей, которых я наберу в свою команду.

— Ну, знаешь, это бред! «Команда»! Слово-то какое! И зачем это инопланетянам спасать именно тебя? У нас там дома столько умных людей – ученых, например!

— А вот и не бред! У наших ученых как раз не все дома. А инопланетяне сами знают, кого спасать! – Олакрез сжала мою руку. Такая злая стала сразу, что я думал, она сейчас врежет мне на ощупь. Или вообще уйдет.

— Ну хорошо, рассказывай дальше, – примирительным тоном проговорил я. Даже изобразил на лице неподдельный интерес. Она, его, конечно, не видела, но все же как-то оценила мое усилие, – и продолжила.

— В общем, сразу скажу, что затея с друзьями провалилась.

— Почему?

— Ну, я решила сначала сама посмотреть, что там как. И вообще, у меня не было друзей. И потом, они бы все равно не поместились. Это была очень маленькая тарелка.

— ЧТО-О?! Ты хочешь сказать, что они все-таки прилетели?

— Нет. То есть, прилетели, но не они. Это мы сюда прилетели.

Я захохотал, а Олакрез торопливо пояснила:

— Они, может, и прятались там в кустах, чтобы убедиться, что все пройдет нормально. Не знаю! Я не видела никого. В парке было очень темно. Ну, не как сейчас, конечно!

— Да уж, — говорю. – По сравнению в этой ночью те ночи – настоящий день.

— А кто тебе сказал, что это ночь? – сказала Олакрез. – Может, это и не ночь вовсе. Может, солнце светит во всю, а мы просто не видим. Может, это все, как говорила моя мама, плод больного воображения.

— Как это?

— Ну, мне тут пришло в голову. Может, мы просто еще не акклиматизировались.

— Как будто на юг приехали зимой?

— Ага. Может, мы хотя и не видим ничего, а оно есть. Тут зима, а мы в шортах по инерции.

— Ну хорошо. И что ты предлагаешь?

— Моя мама говорила так: надо пить много воды, ложиться спать по местному времени и еще – постараться не простудиться.

— Дельный совет. Воды тут нет – пустыня, все-таки, хоть и бархатная. Сколько времени – мы не знаем. И есть ли оно тут вообще – не доказано: часов мы пока что не встречали. А вот простудиться вроде не простудимся, тепло ведь. Может, спать ляжем?

— Прямо на песке?

— Прямо на бархате. Устроимся поудобнее, и представим, что в кресле.

— Ну, можно попробовать. Представляешь, проснемся – а уже утро! И все видно!

— А может, мы проснемся – а нас слопали дикие звери!

— Тогда мы не проснемся.

— Что же мы, спать будем, если нас дикие звери загрызут?

Олакрез задумалась.

Пытаясь на ощупь взбить песочную перину, чтобы она хоть немного приняла форму кресла, я впервые за много часов вспомнил дом. И сразу забыл.

А Олакрез продолжала.

— В общем, я пришла в парк ровно в двенадцать, и сразу поняла, что летающая тарелка могла приземлиться только в одном месте, на круглой площадке с цветником.

— Почему это?

— Ты что, никогда не смотрел фильмы про пришельцев?

— Смотрел, и не раз. Может, и побольше, чем…

— В общем, — перебила она – в кино у них всегда такие БОЛЬШИЕ тарелки! Эн-Лэ-О нужно много места, чтобы приземлиться, понимаешь?

— Очень даже понимаю.

— Ну вот. Только это была совсем маленькая тарелка. В такие играют на пляже, знаешь?

— Ха-ха-ха! – она опять рассмешила меня. – Ты имеешь в виду фрисби!

— Точно. Фрисби.

Я заметил, что Олакрез устроила свое «кресло» прямо вплотную к моему. Ненавижу, когда ко мне жмутся, ну да ладно.

– Она была вся измочаленная, – продолжала она с энтузиазмом, – словно собака пожевала. И разломана пополам. Ее склеили серебристым скотчем крест-накрест. С двух сторон!

— Поразительно, – прокомментировал я.

Олакрез (наверное) и бровью не повела, — А в центре у нее была приклеена блестящая серебряная пластинка, вроде зеркальца.

— И что?

— Тарелка лежала ровно посередине самой большой клумбы с маргаритками.

— И что ты сделала, я имею в виду?

— Встала на нее.

— Молодец! – хохочу опять.

— Вот именно, молодец. Я только успела подумать: «Это совсем маленькая тарелка. Я бы не смогла уместить на ней никого из своих друзей, даже если бы они были.» А потом – р-раз – лечу…

Trackback URI | Comments RSS