Многоразличные культурные явления у нас в «Осьминоге» будет отслеживать Иван Севастьянов (прошу любить и жаловать). Он человек большого жизненного опыта, поэтому иногда будет немного брутален. Это ничего, лишь бы было понятно, что он хочет сказать. Начнет Севастьянов с Сорокина.
Admin

Сорокин декларирует себя человеком психически больным. В одном старом интервью «Независимой Газете» он рассказывает о своем «мягко говоря, сдержанном» отношении к бытию, о том, что мир его «притягивает и ужасает одновременно», и вдруг поясняет: «Это проблема психики, и решить ее для меня возможно лишь при помощи письма». Еще сообщает: «Читателя как такового я никогда не учитываю. Меня завораживает только текст. Я до сих пор не понимаю, почему то, чем я занимаюсь, нравится кому-то еще. Это моя личная проблема, проблема моей психики, я ее решаю только наедине с бумагой». И наконец: «Я уже говорил, что испытываю неловкость и недоумение, когда мои вещи вызывают у кого-то интерес. Я-то их воспринимаю только в рамках своих психосоматических проблем».

Однако читатели у Сорокина есть, и этому не надо удивляться. Осьминог внимательно следит за творчеством душевнобольных и продвигает, если нужно, такое творчество своими хитрыми методами. Например, мобилизует издателей, психически близких больному автору. Заставляет особо чувствительных особей возмущаться тому, что текстах писателя слишком много перверсивного. Канализирует это возмущение, используя группы активистов (вроде «Наших»), которые иногда даже жгут книги. Так Осьминог может привлечь внимание даже к человеку, обосравшемуся среди улицы (из-за того, что поел немытых фруктов) и сделавшему из этого конфуза социально значимый жест: вот до чего довели эти фрукты!

А недавно Сорокина сбил самосвал. Писатель ехал на мотоциклетке, никого не трогал, и вдруг – налетела большая машина. Несчастный в больнице со сломанными ребрами, машина скрылась. Это не спроста. Была выдвинута версия, что это покушение на… Она пока что она не подтвердилась, но в контексте внезапной смерти Пригова – соратника по деконструкции! – такая версия очень даже приемлема. Осьминог понемногу начинает избавляться от деятелей культуры, исполнивших социальный заказ. «Кончен мой труд, и я, как поденщик ненужный»…

Но Сорокин еще послужит. Он ведь, в отличие от Пригова, уже начал меняться. Например, последнее произведение «День опричника» выглядит в целом довольно свежо. Текст хорош уже тем, что в нем меньше, чем обычно, какашек и педерастии. Содержание: один день из жизни опричника будущих лет 21-го века. Герой романа, опричник правой руки Комяга, просыпается, делает свои кромешные дела и засыпает. Повествование идет от первого, Комяжьего, лица. Вот он репрессирует жену некоего врага России: «Визжит она и бьется на столе. А я обстоятельно и неуклонно сочное дело вершу». Описано с отменным вкусом, живо, захватывающе. К тому же – правдоподобно. Дело движется к тому, что без опричнины в России никак нельзя будет обойтись.

Однако глубоко укоренившийся в душе писателя болезненный соцарт (род творческой гонореи) все-таки ощущается и многое портит в романе. Авторские находки (лучшая из них – постоянно повторяемая Комягой приговорка: «И слава Богу!») перечеркиваются социальной критикой, которая ребром прет из текста. Например, после гомосексуальной групповухи в бане, принадлежащей главе опричников Бате, после убийства там какого-то графа и нюханья кокаина, вышеупомянутый Батя разражается прочувствованной речью о православии, ради торжества которого все опричные дела и творятся. Автор как бы говорит читателю: ну как же так можно? Впрочем, может быть, он хочет сказать, что кромешные дела, кокаинизм и педерастия как раз присущи православию. Интересная мысль! Но, будучи человеком, ушибленным социальной проблематикой, писатель усиленно намекает на то, что это – плохо. Апеллирует к предрассудкам читателей.

Это он зря. У читателя уже не осталось никаких предрассудков, тем более – социальных. Пора бы Сорокину это понять, прекратить неуместную критику неизвестно чего, отдаться душой новым веяниям. Иначе Осьминог не будет его больше поддерживать. Он уже предупредил об этом литератора – при помощи самосвала. Мягко пока предупредил, дальше может быть жестче.

И слава Богу!