Продолжение. Начало темы здесь. Предыдущее здесь.

«Троицкие березки» – так Розанов хотел поначалу назвать свой «Апокалипсис нашего времени». Это не только потому, что текст писался около Троице-Сергиевой лавры. Это скорей потому, что Троица (или Русалии) – праздник мертвых, родителей. В Родительскую субботу, накануне христианской Троицы русские ходят на кладбища – поправить могилки, помянуть своих мертвых. Вот это и есть на самом деле Египет. Только там был Осирис, в которого превращались правильно погребенные покойники, а здесь они просто родители, предки. Розанов продолжает:

Но они умерли? — Умерли и живут. Умерли и творят добродетель; или умерли и творят зло. Они перешли «в космогонию». Каждый «умерший», как только он умер, точно «переходит в звезды» и из звезд начинает управлять тою частицею мира, которая ему принадлежит. И никогда из этой «его частицы», — которая все множится и увеличивается, из «песчинки» превращается в «песок», — даже, наконец, «обильный как морской», он никогда из этого мирового песка не исчезнет. А будет в нем — мыслью, душою, рулем.

И вот все родившиеся — имеет о себе Провидение. Это — ГЛАЗОК из меня, на меня глядящий. Он — не «я», но и не совсем «не я». Он — БОЛЬШЕ меня, о — неизмеримо… Настолько, насколько «все предки больше меня»… Единый глаз рассыпается в мириады глазов, и все они мигают, обо мне и надо мною, как небо мерцающих звезд надо мною… Однако эти «все» сосредоточились в двух глазах: моих родителей, только отразившись в них и через них уже глядя на меня.

И вот я хожу «на могилу родителей» — на могилу «Судьбы моей». Которая всего меня «определила», «связала», дала «крылья», если я летаю, и дала ползанье, если я ползаю. «Кто друг мне в мире — то это могила моих родителей». Которая — и там, на кладбище. Но — и «в дому моем», вот когда я сижу один.

Итак, все оказалось достаточно буднично: «любовь к отеческим гробам». Но обратите внимание, как четко формулирует это Розанов: «Суть — в «глазке», в «семени». В «родительском» во «мне».». Вообще-то, для человека патриархальной культуры родитель – это в первую очередь отец. С которым у ребенка могут быть очень непростые отношения. И в обычном внешнем быту, и в внутри души человека. Розановская формулировка психологична, из нее вытекает: родитель живет в душе человека в качестве одного из «я», населяющих эту душу, и даже после своей смерти направляет его действия, руководит им, помогает или мешает. Человек может думать, что это он сам так устроил, скажем, добился успеха. Ан нет, рядом (или внутри) кто-то большой, хороший и добрый поощрительно (иногда и самодовольно) говорит ему: молодец! А бывает и так: человек совершил какую-то глупость и укоряет себя: сам виноват. А некий внутренний голос хихикает. И странно, человек, в котором эта гнусная личность сидит, даже как будто доволен своей неудачей.

Но это еще не все. Чаще всего человек и понятия не имеет о том, что в нем есть родительское «я». И даже если имеет такое понятие (как, скажем, Розанов), не умеет с этим «я» обращаться, не может ему противостоять или наладить с ним отношения. Да просто не знает, с кем налаживать, ведь внутренних личностей может быть очень много. Например, он может принять за отца в себе какого-нибудь мерзкого паука, обладающего признаками отеческой личности. Ну, действительно, если в твоей душе живет какое-то отцеобразное, но совершенно паучье «я», – живет в душе и периодически завладевает ею (то есть ты мыслишь и действуешь как паук), то – как понять, кто ты есть? Трудно. Надо все время следить за собой. Смотреть на себя со стороны… Тут, однако, опять проблема: кто сейчас смотрит на тебя со стороны? И кто говорит: «Не трогайте Розанова: для вас будет хуже»? С этим довольно легко разбираться, листая чужие тексты, а вот жить с этим – совсем не легко.

Давайте посмотрим, что такое отцеобразное «я». В «Апокалипсисе нашего времени» читаем:

— Нет ли такого чего, что было бы больше самого себя?

Иду с сыном, поднимаюсь на скат железной дороги. Солнце так и горит в снегах, и вот иду, посмеиваю и спрашиваю. А сам вместе и боюсь, но тайно.

Он переспросил:

— Как это, папа, может быть?

Я тоже учился физике, математике, химии и учил везде, что «все из чего-нибудь», и, собственно, «ex nihilo — nihil»: и потому-то и побледнела душа моя, когда я вдруг и с такою очевидностью почувствовал, что «ex nihilo — ~quid-quid|». И уж полный солнца внутри, опять беру его в вопрос:

— Да как же: у меня — ты, да дома три дочери, с которыми ты все ссоришься, да Вера — в монастыре. Всех вас бы не было без меня: между тем впятером вы больше меня. Значит, Я есть ТОЛЬКО «Я», но как принять ЭТО во внимание: то Я и «БОЛЬШЕ СЕБЯ».

Он — смышленый мальчик. И ответил:

— Да. Это правда.

Удивительно, что хотя я предан философии, но до 62 лет мне этою ни разу не пришло на ум. «Так обыкновенно». «Кто же смотрит на самого себя»

Кто смотрит? Да, видимо, солнце. Или тот человек, который периодически оказывается в «я»-состоянии, которое Розанов называет – «полный солнца внутри». То есть – отец. Но не тот Василий Васильевич, который сейчас экзаменует своего сына, а «ОТЕЦ», которого Розанов называет Солнцем. Вот еще из «Апокалипсиса»:

Таинственная и потрясающая сущность отца и заключается в том, что он вечно растет в «больше себя», а откуда растет — бездонно. Отец — бездонен снизу, и идея «Преисподней» как-то невольна в отношении его. Невольна, неодолима. Откуда «льется», откуда он «вечно выходит из берегов». А откуда-то выходит. Переливается через «край». И нет «краев», и он в сущности «безбрежен». Океан. Но он больше и океана, который остается в границах.

А есть А.

Тайна и суть, что он — рождает, и без рождения — отца нет.

Рождение не нарушает онтологию, которая состоит из

А есть А.

Тогда как нет родов, которые бы не подходили под формулу

А>А

и даже это начинающееся возрастание, незаметное, неуловимое на глаз:

А…>А

и есть самое происхождение родов. Которое как произошло — «все поздравляют». С чем «поздравляют»? С «прибавлением». Произошло самое невероятное, аонтологическое, алогическое, не говоря уже а-арифметическое и афизическое: ПРИБАВЛЕНИЕ МИРА.

Теперь действительно: ПОЛНОТА переполнилась через ИЗЛИШЕК и — ВСЕ получило еще ИЗБЫТОК. Чем с океаном, рождение более сходно с ручьем, который сходит с каких-то снежных гор или из-под земли, и вечно — течет, течет, течет. Нельзя не кинуть соображения, что известные мистические сосуды с изображением на верхушке их креста у египтян, продолговатые и льющие воду, о которых Апулей в «Золотом осле» говорит, что они и суть вполне разъясняющие и вполне суммирующие смысл египетских таинств, нельзя не признать, что эти сосуды на самом деле с чрезвычайною полно тою и обстоятельностью выражают «отцовство» и «деторождение», — чем занята и была вообще вся египетская религия и культура: действительно — так, действительно это принцип и смысл отца. Овальный, продолговатым, явно похожий на мумию, т. е. просто на человекообразную фигуру, с краном в изогнутом виде, на высоте почти половины фигуры, сосуд не может изображать ничего, кроме мужской, озирианской фигуры, льющей из себя семя И семя — неистощимо. Откуда оно неистощимо в отце. Это есть самая загадочная, неизъяснимая и священная тайна мира. Но с нею как-то связано, что отец — гроза и полон взрывов; и что его нельзя не бояться. Самое главное, что вместо того, чтобы прободать и ломать мир, аонтологическое отцовство его оживляет. Это самое поразительное, самое огорошивающее. Почему? Как? Мы ничего не можем сказать, но тут привходит тайна вообще «невесомых сил» или, вернее, «невесомых значительностей». Что такое лучи солнечные? Можно сказать: колебание между «быть» и «не быть»: невесомы и, значит, «не существа», между тем все бытие солнечное идет через них. И также через лучи «солнце больше себя» — включено в категорию отца, которая в одном этом определении и лежит. Без отцовства солнца сломались бы лучи, не было бы их, и солнце погасло бы. А как ему нужно вечно рождать, оно вечно и светит.

Болезненная юдофилия Розанова в этом пассаже из «Апокалипсиса нашего времени» проявляется в полной мере. Но вряд ли она может понравиться евреям, поскольку у Розанова их отцеобразный бог окрашен в подозрительно египетские цвета. Чтобы уж покончить здесь с Египтом, давайте на минуту вернемся к книге «Возрождающийся Египет». Прямо перед откровениями о Троице и мертвых родителях в ней стоит главка, которая называется «ЕГИПЕТСКОЕ СОЛНЦЕ С РУКАМИ». И там Розанов говорит, что чуть не упал со стула, увидев впервые египетское изображение Солнца: «До того это изображение было ни на что не похоже, что можно было бы вообще представить себе о нем». Вообще-то он увидел (только понял это много позже) не совсем типичное изображение бога Солнца. Увидел божество, ставшее господствующим после религиозного переворота, устроенного в период царствования солнцепоклонника Эхнатона. Уже при его преемнике Тутанхамоне это безобразие стало исчезать. Но дело не в этом. Дело в том, что изображение Бога, так восхитившее Розанова («солнце с душой человека, с руками человеческими») при беспристрастном взгляде более всего похоже на паука.

Этот паук во времена одержимого им Эхнатона сделался единственным богом Египта. Все другие боги (в том числе и старый антропоморфный бог солнца) были унижены, подавлены, запрещены. Имена их изглажены, даже само слово «бог» перестало употребляться (вместо него по отношению и к Солнцу-Ра, которое стало фараоном, и к его сыну фараону Эхнатону стало употребляться слово «властитель»). Столица была перенесена на новое, пустое, место, указанное Эхнатону лично Солнцем, с которым тот был в постоянном мистическом контакте (то есть – был создан египетский Санкт-Петербург). Эхнатон возвышал всяких «сирот», безродных, в том числе – и библейского Иосифа. Некоторые считают, что этот еврей как раз и устроил в Египте единобожие паука Ра. Что ж, по методам очень похоже на то. Вот только такие грандиозные перевороты не делаются темными выскочками вроде Иосифа. Они делаются мировым Осьминогом (в человеческом восприятии очень похожим на паука). Который может действовать через кого угодно – Эхнатона, Иосифа, Розанова, Галковского… Каждый может быть очень пригож на своем месте – великом или малом.

Переворот Эхнатона отчасти напоминает русскую революцию. Жили себе люди и жили, а потом вдруг – попали в сети заботливого отца. Не сразу, конечно. Пока Розанов рассматривает картинки и пишет «Возрождающийся в апокалипсисе нашего времени Египет», Отец Народов обороняет Царицын. Скоро он воцарится в чаемом Розановым Египте, начнет по-отечески строго править в стране Русского Нила.

Сталин, конечно, простой смертный, хотя и будет погребен по египетскому обряду. Ну, даже если и не точно по египетскому, то, по крайней мере, ляжет мумией на Красной площади, превращенной в главный некрополь Возрожденного Египта. Забавно, что за совершенные преступления его и накажут, вынеся из Мавзолея, разрушив статуи и изгладив (по мере возможности) само его имя со скрижалей истории. Так неграмотные паукоборцы хотели разрушить ка (если угодно говорить по-древнеегипетски) товарища Сталина. Но папаша Джо оказался неуязвим. Как мы видели, этот паук продолжает являться во снах и обнаруживаться в поступках людей. Даже во снах и поступках убогого американского психоаналитика (см. приведенные в первом посте о БТ цитаты из Ранкура-Леферриера). А в душах русских людей он имеет постоянную прописку. Почитайте, например, как он спокойно и уверенно вещает из текстов Солженицына. Сталинский поток сознания, текущий в «В круге первом», – ни что иное, как ченнелинг. Солженицын – лишь медиум.

Что-то я совсем забыл о Галковском. Ладно, завтра о нем. И уж закончу.

Продолжение