Предыдущий кусок текста Ллойда де Моза здесь

Вскоре я понял, что война и роды протекают в одной и той же последовательности. Война развивается из состояния, похожего на беременность. При этом сам воздух насыщен великими надеждами и ожиданиями. Вильям Янси, глава алабамской делегации на сецессионистской Демократической Конвенции в 1860 г., перед принятием умиротворяющего заявления говорит о «спящем вулкане», грозящем «прорваться грандиозным извержением». Через некоторое время он описывает свои ощущения так: «Каждый день чреват новыми событиями». Лидеры стран находятся в состоянии, которое император Вильгельм определяет так: «Европа испытывает нервозное напряжение, последние несколько лет она как будто сжата в тисках», а адмирал Ямада на заседании перед нападением на Перл-Харбор описал ситуацию следующим образом: «Трудная, напряженная обстановка. Ощущение западни».

Вскоре нация чувствует необходимость «освободиться из-под неумолимого гнета… выпутаться из отчаянного положения… хоть на короткое время свободно вздохнуть». Создается впечатление, что нация находится, как сказал в 1917 г. конгрессмен Брайнтон, под гнетом «невидимого энергетического поля». «В воздухе, джентльмены, – говорил он своим коллегам, – витает нечто настолько сильное, что мы даже не можем себе представить. Оно сильнее любого из нас, физически действует на каждого и буквально заставляет голосовать за объявление войны». Очень скоро дипломатические отношения «порваны», «прошлое протягивает лапы к настоящему и толкает его в безрадостное будущее». Нация начинает свой «последний бросок в пропасть».

Слева Николай II показался на балконе Зимнего дворца. Сейчас будет объявлен манифест о вступлении России в Первую мировую войну. Справа публика, ожидающая манифеста. Это какие-то специально подобранные люди, вялые. Настоящие патриоты в этот день будут бить стекла посольства Германии и упиваться грядущей кровью

Когда решение о войне принято, неизбежно наступает чувство громадного облегчения. Когда Германия в 1914 г. объявила войну Франции, отмечает кронпринц, это было воспринято как желанный конец нарастающему напряжению, кошмару вражеского кольца. «Это счастье – вступить в бой, почувствовать, что ты живешь», – радовалась в тот же день немецкая газета; Германия «ликовала от счастья». Когда в Америке полувеком ранее пал Форт-Самтер, и Север, и Юг испытали огромное облегчение, почувствовав «конец чего-то невыносимого». Толпы народа хохотали как безумные, размахивали флагами, в возбуждении носились взад и вперед. «Горит вереск. Раньше я не знал, что такое взбудораженный народ», – пишет бостонский лавочник, глядя на ликующие толпы, а корреспондент «Лондон Тайме» описывает то же самое на Юге: «Разрумяненные лица, горящие глаза, орущие рты», заглушавшие оркестры, игравшие «Дикси».

Если объявление войны эквивалентно моменту рождения, спрашивал я себя, то насколько конкретны будут детали? Например, чтобы новорожденный с криком втянул первый глоток воздуха, его шлепают по спине… Вновь просмотрев записи в поисках упоминаний об ощущениях в первые минуты и часы после объявления войны, я нашел несколько недвусмысленных случаев слуховых галлюцинаций «крика». Например: когда Линкольн выпустил воззвание, в котором призывал войска защитить Соединенные Штаты, – все признают, что этим поступком он положил начало гражданской войне, – он уединился в комнате «и почувствовал себя очень одиноким и беспомощным… вдруг он услышал звук, похожий на гром орудийного залпа… Он спросил у коменданта Белого дома, но тот ничего не слышал… По дороге [на улице] он встретил несколько человек, и некоторых спрашивал, не слышали ли они чего-нибудь похожего на пушечный выстрел. Никто ничего не слышал, и он решил, что это, скорее всего, каприз воображения».

В 1939 г. Чемберлен объявил перед кабинетом министров Великобритании: «Правильно, джентльмены, это означает войну», а один из присутствовавших впоследствии вспоминал об этом эпизоде: «Едва он успел это сказать, как раздался оглушительный удар грома, и весь зал осветился ослепительной вспышкой молнии. Никогда я еще не слышал таких раскатов грома. Здание буквально сотряслось».

Судя по всему, «крик новорожденного» раздается лишь после эмоционального осознания конца родового кризиса – ведь роль крика не сыграл первый настоящий выстрел при осаде Форт-Самтера. Галлюцинации «крика новорожденного» могут появляться, даже если известие о начале войны ошибочно. Когда в 1938 г. Гитлеру вручили сообщение, что чешские вооруженные силы в состоянии боевой готовности, а война в Европе, которой так долго избегали, похоже, вот-вот начнется, переводчику Паулю Шмидту показалось, что в наступившем на несколько минут гробовом молчании послышался «громкий бой барабанов».

А вот это уже классический век толп, одно из высших достижений Осьминога. Рим, площадь Венеции, 10 июня 1940 года, массы ожидают объявления о вступлении Италии в войну. Они вот-вот разразятся воплями ликования и облегчения

«Крик новорожденного» был настолько необходим, что лидеры, включая Вудро Вильсона и Франклина Д. Рузвельта, всегда под любыми предлогами старались отложить вступление нации в войну до тех пор, пока не чувствовали экзальтацию, соответствующую началу вдоха при первом крике. Вот что ответил Вильсон в начале 1917 г., когда в кабинете министров ему сказали, что Америка под его руководством согласна хоть сейчас идти на войну: «Все равно это еще не то, чего я жду, этого недостаточно. Вот когда они будут готовы бежать с криками «ура», я воспользуюсь их готовностью». Продолжение


Comments are closed.

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ ОСЬМИНОГА>>
Версия для печати