В отечественных источниках осуществляются попытки сформулировать некоторые методологические и институциональные подходы к изучению феномена федерализма, проанализировать представления российских и зарубежных ученых о современной государственности, месте и политической роли региона как сложносоставного феномена федеративного государства, а именно в форме подсистемы политической системы общества. В частности, многие утверждают, что современное российское государство неизбежно столкнется с вызовами глобализации. И в этих непростых условиях Российская Федерация в целях устойчивого и стабильного развития в краткосрочной перспективе будет вынуждена скорректировать отношение к политическому статуту своих субъектов.

За полтора десятка лет Россия стремительно преодолела этап «центробежной» болезни федерализма. Отдельные современные федерации (Канада, Бельгия) до сих пор не в состоянии решить эту проблему. Несмотря на социально-политические и экономические катаклизмы начала – середины 90-х годов ХХ века в стране, проблемы ХХI века (кризис национальной идеи; бюрократизация, коррупция и корпоратизация экономики; недостаточный уровень обеспечения безопасности личности и общества в целом; неразвитость гражданского общества и т.д.), Российской Федерации удалось в значительной не только сохранить федеративный союз, но и наладить диалог по поиску взаимоприемлемых решений по поддержанию социально-политической стабильности государства – основы развития общества.

Компаративный анализ социально-экономической и политической обстановки в России свидетельствует, что с начала 2000-х годов власти удалось переломить ситуацию в плане возможного распада федерации по национальным признакам, предупредить экономическую сепаратизацию в форме регионального эгоизма. Начался новый этап реформ, в том числе в региональной политике. Это проявилось в изменении во взглядах исследователей и практических политиков на место и роль российских регионов в структурообразовании федеративного государства. В настоящее время можно уже говорить о целостной системе научных воззрений и обширном эмпирическом материале, которые появились за последние годы.

Сформировалась система взглядов на государственное устройство Российской Федерации, реализуемая поэтапно, последовательно и целенаправленно Президентом России В.Путиным начиная с 1999 года, условно названная автором «доктриной В.Путина».

Пожалуй, это вторая самая масштабная попытка за 200 лет начала реформ государственного устройства России со времен Александра I на научной основе взглядов и положений М.Сперанского.

В отличие от взглядов М.Сперанского, предложенных Александру I, идея реформы государственного устройства и власти в новейшей России была сформулирована самим В. Путиным и им самим же реализуется (создание институтов федеральных округов, утверждение глав субъектов федерации региональными органами законодательной власти, а затем и выборность их, возможность досрочного освобождения от должности глав субъектов федерации, усиление роли региональных парламентов, реформа местного самоуправления). По своей глубине и всеохватности современные региональные реформы беспрецедентны, однако, полностью ли они соответствуют классическим канонам федерализма? По утверждению американского исследователя Д.Элейзера «федерализм – это пространственное выражение демократии». Другой американец, ведущий исследователь проблем федерализма, профессор Northwestern University Э. Гиббсон¹ доказывает противоположный постулат: «федерализм – враг демократии». Рассмотрим, что же это за феномен – федерализм, цель государственного устройства любыми средствами или же средство, отрасль знаний, позволяющих по другому взглянуть на картину мира, государственного строительства, общественные отношения внутри страны.

Эдвард Гиббсон считает, что в действительности федерализм как политическая модель не так уж и распространен. Большинство стран мира имеет унитарную систему. Федеральных же государств — всего одиннадцать. Но так уж случилось, что эти страны довольно велики — в них живет 65 процентов населения мира. Сами унитарные государства не считают, что для демократии необходим федерализм. Такой взгляд на отношения федерализма и демократии присущ именно федеральным государствам. Правда, при этом сами федеральные государства могут быть весьма недемократичны. Вопреки расхожему мнению, федеративное устройство государства не приводит к автоматической демократизации общества. Напротив, оно становится удобным инструментом удержания власти для военных диктаторов и реакционных правительств.

В большинстве федеративных государств верят, будто местные власти, власти штатов ближе к народу и лучше понимают его проблемы и потребности. В этих странах существует такое идеалистическое понимание демократии как демократии местной. Когда местные лидеры более свободны в принятии своих собственных решений и не обязаны исполнять указания сверху. Именно на этом идеалистическом представлении о демократии и базируется тезис о том, что федерализм и демократия тесно связаны между собой. Но федерализм автоматически и сам по себе никого не делает более демократичным. В сущности, местная власть оказывается эффективной и демократичной там, где сами люди демократичны.

Федерализм может быть использован центром как мощный инструмент удержания власти. Всякий политический стратег скажет, что любые институты могут быть использованы не по назначению, а в совершенно иных политических целях. С технической точки зрения федерализм — это система для организации территорий, однако некоторые хваткие политики обнаружили, что федерализм легко можно использовать как средство для создания более консервативного государства, манипулируя институтами федерализма— предоставляя больше власти консервативным регионам и отбирая ее у регионов либеральных.

Роберт Дал в своей книге «Происхождение американской конституции» отмечал, что, когда люди говорят о демократии, они прежде всего думают об основополагающем правиле: один человек — один голос. Но федерализм нарушает это правило. Федерализм отдает предпочтение не людям, а территориям. Таким образом, правило «один человек — один голос» может быть нарушено тем, что один регион более репрезентативен, чем другой. Так что федерализм— это инструмент, который может работать как в пользу демократии, так и против нее.²

По мнению Э. Гиббсона, федерализм – это всего лишь принцип организации территории государства. Это система, которая определяет отношения территориальных единиц с центром и между собой. Демократия же – это система, которая занимается взаимоотношениями индивидуума и государства. Люди часто смешивают эти два понятия. Они считают, что чем больше признаков федерализма в государстве, тем интенсивнее развиваются демократические отношения. Однако, существует большое количество унитарных государств, безупречных с точки зрения демократии.

И наоборот, манипулируя институтами федерализма, — предоставляя больше власти и ресурсов лояльным регионам и отбирая их у регионов стремящихся к самостоятельности и либерализации взаимоотношений с центром. Именно это было продемонстрировано в 60-х годах ХХ века в формальной федерации – Бразилии авторитарным военным правительством. Военные поняли, что более развитые с экономической точки зрения и политически либеральные штаты представляют для центральной власти большую опасность, чем отсталые и консервативные провинции и направили в них большие ресурсы и передали часть полномочий центра.

Таким образом, возвращаясь к вопросу об атрибуции института федерализма в качестве цели и средства, ответ будет следующим: федерализм, как система государственного устройства является одновременно целью и средством построения демократического общества, но не в коем случае не самоцелью, поскольку классический институт федерализма имеет свои негативные свойства.

Например, основополагающее правило западной демократии «один человек – один голос» федерализм нарушает, он отдает предпочтения не людям, а территориям. Так, на опыте американской демократии, можно увидеть эти диспропорции отражающие Конституцию США: каждый штат имеет двух представителей в американском Конгрессе. Поэтому в штате Калифорния за одного сенатора голосуют в 67 раз больше избирателей, чем в штате Вайоминг. Подобных примеров достаточно, чтобы утверждать: федерализм – это инструмент, который может работать как в пользу демократии, так и во вред ей.³

Если вернуться к российской модели федеративного устройство, то необходимо отметить, что выбранный Президентом России В. Путиным в 1999 году путь, условно именуемый «доктриной В. Путина», даже не укрепления, а воссоздания государства, является единственно верным в данном историческом контексте и сложившийся с 1991 года системе взаимоотношений между федеральным центром и регионами, а также между самими субъектами федерации.

В этой связи уже не так остро звучит критика о создании в 2000 году института Полномочных представителей Президента России в семи (на тот период) федеральных округах. Цель этой новации – двуединая, прообраз укрупненных субъектов федерации, которыми можно более эффективно управлять, а также намерение устранить противоречие государственного устройства полученного в наследство от СССР: национально – территориальный и административно – территориальный типы построения федерации.

О роли Федеративного договора заключенного в 1991-1995 годах и последствиях договорных отношений Москвы и территорий существует много научной литературы. Однако, большинство исследователей сходятся в одном: закрепление полномочий между центром — регионами в федерации, формально искажающих суть федерализма и приведших к ассиметричной модели Российской Федерации, было необходимо в начале 90-х годов для сглаживания центробежных тенденций отдельных субъектов федерации. Если бы не эти договоренности, рожденные в мучительных переговорах, неизвестно, что было бы сейчас со страной? Какую форму государственности она бы получила?

Поэтому критика в адрес внутренней региональной политики В. Путина, упреки в создании института авторитарной власти, представляются малоубедительными и не имеющими общего с реальной практикой и научным опытом рождения сильных государств. Какой будет Россия с точки зрения классического федерализма, населению страны не так уже и важно. Главное – это создание возможностей и условий для роста экономики, крупномасштабного освоения территорий страны, повышения уровня жизни людей.

Таким образом, «доктрина В.Путина» является серьезным научно-политологическим конструктом и служит целям и задачам российского государства. В качестве источника доктрины В.Путин выступает не как действующий Президент, а как индоктринируюший субъект. «Доктрина В.Путина» — это то, что перебрасывает мостик к России после В.Путина, в будущее, где сам В.Путин будет существовать уже не в качестве субъекта власти, а в качестве некоторого курса и направления. Доктринальность в этом смысле слова стала появляться в президентских посланиях Федеральному собранию только в 2004-2005 годах. Два президентских посланиях логически связаны друг с другом: в послании 2004 года В.Путин излагает прагматику действий, а в 2005-м, ссылаясь на эти действия, разъясняет цели этих действий и их ценностное содержание.⁴

Владимир Путин никогда не формулировал в своих публичных выступлениях в виде единого свода те принципы, которыми он руководствуется при проведении реформ федеративной системы. Тем не менее, такой свод достаточно легко можно составить, опираясь одновременно на слова Президента и на его деятельность.

Еще в 2000 году, в ходе своей избирательной кампании В.Путин объявил, что намерен строить «диктатуру закона». «Диктатура закона — единственная разновидность диктатуры, которой мы обязаны подчиниться».⁵

В этом же выступлении на коллегии Министерства юстиции РФ, В.Путин фактически изложил свою «правовую программу». Она включала в себя общее повышение качества законотворческой работы (успехи в этой сфере оцениваются по-разному), активизацию участия исполнительной власти в ней, скорейшее принятие земельного, трудового, гражданско-процессуального и уголовно-процессуального кодексов и, наконец, приведение регионального правового массива в соответствие с федеральными нормами.

Стало понятно, что В.Путин – самый настоящий легалист, то есть государственный деятель, добивающийся своих целей в рамках и средствами существующего правопорядка. И в дальнейшем он показал, что соблюдению юридических форм и процедур придает действительно совсем иное значение, чем Б.Ельцин.

Принцип легализма — первый путинский принцип. Большинство кремлевских инициатив с 2000 года оформлялось и оформляется в виде законопроектов, то есть проходит через Федеральное Собрание. Новый Президент России не изменял созданный до него правопорядок, он его перестраивал и совершенствовал.

Второй принцип — принцип неизменности Конституции Российской Федерации. В.Путин категорически отказался от внесения поправок в Конституцию, а тем более от ее пересмотра и твердо дал понять это всем остальным.

С 1993 года поправки в Конституцию России по его инициативе вносились лишь в связи с изменением наименований и количества регионов. Конституционный Суд установил, что наименования в конституционном перечне следует менять на основании соответствующих решений (референдумов) регионов в виде Указов Президента России. Поправки в Конституцию Российской Федерации также вносятся федеральными конституционными законами об образовании новых субъектов федерации.

В 1999 году рассуждения о необходимости конституционной реформы носили повсеместный характер. Проектов поправок и даже новых полных текстов проектов Конституции предлагалось множество. Несколько раз вопрос о необходимости конституционной реформы в том или ином виде поднимался уже непосредственно во второй период президентского срока В.Путина. Однако никаких серьезных практических шагов со стороны власти не последовало. Вот лишь несколько высказываний В.Путина на данную тему. «Вопрос о поправках, ведущих к принципиально новой Конституции, в нашей стране на повестке дня не стоит». (Из выступления на приеме, посвященном Дню Конституции, 12 декабря 2001 года).

«Конституция стала основой стабильности в обществе. Считаю, что он, конечно, не исчерпала всего своего позитивного потенциала. Это, на мой взгляд, абсолютно правильно, и наша с вами задача заключается в том, чтобы прекратить всякие разговоры на тему о необходимости изменения Конституции». (Из выступления на заседании Совета законодателей при Президенте России 9 декабря 2003 года.)

«Строгое следование Конституции — это основа успешного развития государства и гражданского согласия в обществе. Ресурсы Конституции далеко не исчерпаны. И об этом должны хорошо помнить те, кто пытается спекулировать на теме возможных поправок к Основному Закону». (Из выступления на примере, посвященном Дню Конституции, 12 декабря 2003 года.)⁶

Как представляется, причин, почему В.Путин предпочел руководствоваться принципом неизменности Конституции страны, несколько. Начнем с того, что она в высшей степени устраивает все ветви власти. Б.Ельцин прописал фактически «всеохватную» модель президентства (другое дело, что он по разным причинам многими полномочиями не пользовался или пользовался вполсилы).

В 2000 году Кремль не мог быть уверен, что у него хватит властного ресурса для проведения конституционной реформы. Проще было реализовывать пошаговую стратегию, переустанавливая и корректируя отдельные институты, не реформируя сразу все.

В дальнейшем ресурс в руках у Президента сосредоточился такой, что можно было уже ни о чем не беспокоиться. И очень многие предлагали внести хотя бы поправку, исключающую норму, которая запрещает одному и тому же лицу занимать пост Президента более двух сроков подряд. Но В.Путин и на это не пошел.

Несомненно, тут сыграла свою роль не только обычная человеческая усталость от постоянного бремени власти и ответственности. В.Путин, видимо, не хотел разрывать линию формальной преемственности власти. Именно это произошло бы, пойди он даже не на пересмотр Конституции, а на внесение хотя бы одной содержательной поправки. Б.Ельцин находился на своем посту два срока и не пытался изменить условия института президентства (совершенно очевидно, что в 1998-1999 гг. из такой попытки ничего хорошего у него не вышло бы, но это сейчас уже неважно), значит, и В.Путин соответственно не может занимать пост более двух сроков и что-то исправлять.

Вот что говорил по этому поводу сам В.Путин: «Я уже высказывался по поводу продления сроков президентских полномочий, и вы знаете мое отношение к этому. Оно отрицательное. Мне понятно, почему люди выходят с такой инициативой, как мне кажется, направленной на то, чтобы создать более стабильные условия развития страны. Условия, при которых страна и ее граждане чувствовали бы свое более стабильное положение и стабильное развитие по основным направлениям политики, которые глава государства формулирует и которые, как мне кажется, большинство населения поддерживает. Но есть одно обстоятельство, которое не позволяет поддержать эту инициативу, потому что стремление к стабильности будет достигаться путем дестабилизации основ нашей государственности, а именно самой Конституции. Она является гарантом стабильного развития нашей страны». (Из выступления на встрече с журналистами в г.Чебоксары 5 февраля 2004 года).

«Может быть, я и хотел бы [баллотироваться на третий срок), но Конституция страны не позволяет это сделать. Я считаю, что для нас сегодня в России важнейшим является стабильность, которая может быть достигнута только на основе действующего законодательства и на основе соблюдения «конституционных положений». (Из выступления на пресс-конференции по итогам переговоров с Президентом Финляндии Тарьей Халонен 2 августа 2005 года).⁷

Третий принцип – принцип соблюдения Конституции. Все путинские реформы проводятся при непременной апелляции к конституционным нормам. Однако надо иметь в виду, что это совершенно не означает приверженности тем их толкованиям, которые считались общепризнанными в 1990-е гг.

Активность критиков путинского курса порой приводит к тому, что в средствах массовой информации, учебно-методической и научной литературе появляются утверждения вроде «Путин проигнорировал конституционное указание на необходимость включения в Совет Федерации губернаторов», «Путин отменил конституционную норму о выборах губернаторов». Многие в это верят, не утруждая себя необходимостью внимательно прочесть в Конституцию, в которой на самом деле просто нет и не было тех норм, которые якобы проигнорированы или отменены.

Четвертый принцип – принцип формальной компенсации. Ни сам В.Путин, ни его помощники никогда его не озвучивали, но на практике он реализуется с 2000 года. Суть принципа состоит в том, что изъятые у регионов в процессе централизации некие властные и другие ресурсы в некоторой степени компенсируются, причем публично и формально. Это делается, чтобы не допустить распространения оппозиционных настроений среди региональных элит, а также излишнего ослабления субфедеральной власти, чреватого частичной потерей управляемости страной, разрушением региональных политических систем. Немалую роль играет и то, что большинство регионалов, особенно в последние годы, вполне искренне лояльны Кремлю, и в общем адекватно воспринимают централизацию.

Именно поэтому изменение порядка формирования Совета Федерации сопровождалось учреждением Государственного совета, а отмена в тот период прямых выборов глав субъектов федерации была компенсирована предоставлением региональным властям ряда дополнительных властных ресурсов. Кремль встал на сторону глав регионов в дискуссии о порядке отсчета количества сроков, отработанных ими на своих постах, с учетом действовавшего в 1999-2004 гг. запрета избираться главой более двух раз, и т.д. Практикует Центр и индивидуальные компенсации. Регионы, соглашающиеся на объединение, получают дополнительные финансовые средства на свое развитие. Глав, ушедших в отставку «по-доброму» или под давлением Центра, обычно трудоустраивают.

В 2000-2002 гг. внутри федеральной власти существовал практически полный консенсус относительно того, что в стране нужно наводить порядок и что ресурсов, необходимых для этого, вполне достаточно. Был провозглашен курс на укрепление вертикали исполнительной власти и установление «диктатуры закона». И, несмотря на нередкое отсутствие необходимого единства в конкретных подходах, была проведена целая серия успешных централизаторских реформ, существенно изменивших систему власти в России, правовую и политическую систему. Нельзя также не сказать, что регионы в целом приняли централизацию исходя из «доктрины Путина». Конечно, многие из них сопротивлялись тем или иным проектам Центра — как индивидуально, так и объединяясь в коалиции. Однако никакого единого фронта «губернаторской России» против путинского курса не сложилось. Его даже не пытались создать. И кроется причина не только в том, что регионалы не вполне осознавали себя единой корпорацией с общими интересами. Все они, так или иначе понимали, что остановить централизацию нельзя, она объективно необходима и неизбежна, и обсуждаться могут только конкретные формы и сроки. Были и те, кто воспринимал происходящее как закономерный финал «праздника непослушания» 1990-х или даже как заслуженное наказание.

Некоторые вообще поспешили выступить активными поборниками централизации, кто по согласованию с Администрацией Президента России, кто в инициативном порядке. Трое глав – М. Прусак (Новгородская область), Е.Савченко (Белгородская область) и О.Богомолов (Курганская область) обратились к В.Путину с письмом (опубликовано в «Независимой газете» 25 февраля 2000 г.), в котором изложили проект масштабной государственной реформы. В числе предлагавшихся ими мер были: замена прямых выборов глав их назначением Президентом России с согласия так называемых собраний представителей субъектов Российской Федерации (органов, состоящих из депутатов региональных парламентов, представителей профсоюзов, ассоциаций товаропроизводителей, общественных организаций, партий и трудовых коллективов); изменение порядка формирования Совета Федерации; увеличение президентского срока до 7 лет с возможным введением порядка косвенных выборов главы государства (через некое «собрание представителей Российской Федерации»); ликвидация местного самоуправления на уровне городов и районов и т. д. М.Прусак призывал отменить прямые выборы в регионах еще в 1999 году. А в 2000 году со схожими по смыслу предложениями выступили также Ю.Лодкин (Брянская область), Д.Аяцков (Саратовская область), А.Волков (Удмуртия), Н.Волков (Еврейская автономная область), В.Ишаев (Хабаровский край), А.Тулеев (Кемеровская область), И.Шабанов (Воронежская область) и др.⁸

В основе путинской реформы федерально-региональных отношений лежала идея укрепления центральной власти, споры о которой давно занимали общественное сознание. Как уже отмечалось, утверждение прерогатив государства могло принимать либо плюралистические, либо компактные формы. Тем не менее, не было даже ясно, мог ли подобный курс осуществляться в рамках федерализма. Существовали опасения, что возобновленная активность государства приведет к дефедерализации, то есть к разрушению стены, разделяющей полномочия между центральными и региональными властями. Создание института полпредств в федеральных округах, с целью установления президентской «вертикали» власти, казалось, вело к подрыву региональной автономии. Однако следует сказать, что при Б.Ельцине эта региональная автономия зачастую принимала недемократические формы: вместо федерализма возникала разновидность сегментированного регионализма. Сегментированный регионализм тормозил процессы государственного строительства, мешая становлению унифицированного национального рынка, общего правового пространства и формированию понятной внешней политики. Именно против сегментации политического, экономического и правового развития и выступил В.Путин.⁹

По мнению большинства специалистов, оценивающих современный характер российских федеративных отношений, речь сейчас идет не об унитаризации государства, а о переходе к более демократической территориальной федерации вследствие отказа от этнического (национального) принципа построения федеративного государства (этнофедерализма), который рождает этнический национализм и противоречит самой идее правового государства и подлинно демократического федерализма. Доминирующим мнением среди отечественных теоретиков и практиков является то, что оптимизация федеративных отношений лежит в русле перехода к внеэтническому территориальному федерализму, как наиболее адекватной для современной России формы государственного устройства (территориальной демократии). В качестве примера данной позиции служит мнение академика Российской академии наук Н.Моисеева, который отмечал, что «для Российской Федерации было бы большим благом преобразование ее в федерацию штатов», поскольку «идея изолированных самостоятельных национальных республик — это опасная утопия…» или в федерацию округов (краев); а также ученого А.Жажояна, который считает, что «на путях национально-территориальной федерации вместо процветания народов, как правило, процветает этническая ненависть и всевластие местных царьков, сопровождающееся попранием как основных общечеловеческих, так и этнических свобод, а для построения реального федеративного государства России необходимо отойти от принципа национально-территориального деления».¹⁰

В рамках данной широко распространенной позиции считается, что для нейтрализации угрозы сецессии и повторения судьбы СССР России следует отказаться от этнофедерализма и перейти к федерализму территориальному, но делать это нужно поэтапно, не обостряя существующих противоречий.

На первом этапе модернизации федеративного устройства могут быть решены задачи относительной унификации состава субъектов федерации, их укрупнения и отказа от автономных округов. Перспективной формой субъектов федерации могут стать или округа или края, в состав которых войдут национальные республики и области¹¹.

Считается, что на сегодняшний день особость во взаимоотношениях федерального Центра с регионами, за исключением некоторых нюансов, преодолена и фактически во взаимоотношениях между собою субъекты федерации стали чувствовать себя более равными, прежде всего по формальным (юридическим) параметрам. Начался и процесс укрупнения субъектов федерации, то есть задачи, стоявшие после подписания Федеративного договора, решаются, а какие-то уже решены. Однако начавшийся процесс укрупнения регионов, по мнению большинства экспертов – не самоцель, а средство решения многих социально-экономических, управленческих и иных проблем. Однако результатом этого процесса, скорее всего, станет сокращение количества принципов федеративного устройства: на первом этапе, видимо, за счет национально-территориального.¹²

Очевидно, это и имел в виду В.Путин выступая в 2005 году с Посланием к Федеральному Собранию Российской Федерации: «…Прежде всего – Россия была, есть и, конечно, будет крупнейшей европейской нацией… Именно наши ценности определяют и наше стремление к росту государственной самостоятельности России, укреплению ее суверенитета …Теперь ей на смену (прежней политики) должна прийти политика, устремленная в будущее. И для этого нам крайне необходимо эффективное государство… Следующая по значимости крупная задача в сфере государственного строительства – это укрепление Федерации…построение эффективного государства в существующих границах…В последнее время активнее проявляется желание субъектов федерации объединиться. Это – положительная тенденция. И важно не превратить ее в очередную политическую. При этом следует понимать, что субъекты объединяются не ради самого объединения, а ради оптимизации управления…»¹³

В.Путин, в отличие от Б.Ельцина и его предшественников, пытается строить демократию методом выращивания институтов. При этом В.Путин совсем не противник заимствования удачных образцов, которые можно адаптировать для России. Сейчас можно с уверенностью сказать, что одним из основных путинских направлений, на которых создаются новые политические субъекты – это регионализация политики через создание самостоятельных региональных политических сообществ. Эти локальные социумы будут сгруппированы вокруг региональных парламентов.¹⁴

И все же в настоящее время, несмотря на попытки формализации отношений между федеральной и региональной властью, федеральному центру не удалось избежать неформальных согласований с представителями региональных элит. Поиск новых союзников среди региональной элиты, стремление опробовать ряд «пилотных проектов», в том числе связанных с административно-территориальным реформированием страны (укрупнение регионов), попытки найти новые «точки роста» — все эти факторы заставляют федеральную власть устанавливать особые отношения с отдельными региональными руководителями. В условиях федеральной реформы отношения центра и регионов продолжают носить ярко выраженный персонифицированный характер, стратегии региональных руководителей, направленные на поиск новых каналов лоббирования региональных интересов, диверсифицируются (личные контакты, членство в федеральных партиях, федеральные округа). По мнению автора, данная тенденция сохранится, и возможно даже усилится в ближайшие годы.

«Логика путинских федеральных реформ заключается в создании новой структуры, которая полностью бы подчинялась президенту, следующему за прежним, и со временем передавала ему власть». На региональную сегментацию В.Путин ответил призывом к соблюдению принципа «диктатуры закона» и в особенности к строгому соблюдению Конституции России и законодательных норм на всей территории Российской Федерации. Этот подход осуществлялся в соответствии с якобинской традицией государственного строительства. Однако практика французского унитарного централизма в федеральном государстве создает свои проблемы. Субнациональные требования суверенитета объявляются нелегитимными, хотя сам федерализм зиждется на принципах разделения суверенитета. В стремлении к реконституции государства в «доктрине В.Путина» упущен ряд фундаментальных вопросов и, прежде всего, вопрос о форме государственного суверенитета. Станет ли Россия настоящей федерацией, законодательство которой будет приведено в соответствие с принципом разделения суверенитета, или в ней де-факто будет господствовать регионализм, при котором унитарное государство будет наделять правами свои субъекты, и в этом случае следует говорить о совершенно иной трактовке суверенитета. Вопрос пока остается открытым.¹⁵

Делать какие-то окончательные выводы относительно реформ 2000-2007 гг. и их последствий для дальнейшего федеративного устройства пока рано. Некоторые из них еще не реализованы на практике в полной мере или вообще не реализованы. До окончания третьего президентского срока В.Путина нет формального повода подводить черту, а научное осмысление произошедших событий и перемен в региональной политике и практике потребуют существенно большего периода. Поэтому сделаем попытку сформулировать лишь промежуточные выводы:

• Реформы 2000-2007 гг. представляли собой новацию практического воплощения объективно необходимой России модели централизованного федерализма. За восемь лет, несмотря на отдельные ошибки, в целом удалось адекватно централизировать вертикально систему государственной власти в России, выстроить жесткую правовую и политическую конструкцию.
• Очевидно, что дальнейшая система централизации (с переходом, например, к прямому назначению глав регионов) избыточна, к тому же она означала бы уже фактический демонтаж федерализма, а это само по себе предполагает либо открытое нарушение основ конституционного строя, либо разработку и принятие новой Конституции страны. Теоретически замена Конституции России возможна, но на самом деле это вряд ли целесообразно. По крайней мере, в среднесрочной перспективе.
• Вероятнее всего, в ближайшие годы политика Центра в сфере государственного строительства и региональной политики не претерпит радикальных изменений.
• Институты, которые введены при В.Путине, новые форматы уже существовавших до него институтов, установленные в последние годы, со временем будут меняться. Главное, чтобы неукоснительно выдерживался централизаторский подход.¹⁶

Сергей Олегович Алехнович, кандидат философских наук

___________
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См. Федерализм – враг демократии // Эксперт 2005 №41
2. Цит. по Федерализм – враг демократии // Эксперт 2005 №41
3. См. Федерализм – враг демократии // Эксперт 2005 № 41
4. См. Чадаев А. Путин. Его идеология. М. 2006 С. 15
5. Цит. по Иванов В. Путин и регионы. Централизация России. М. 2006 С.52
6. Цит. по Иванов В. Путин и регионы. Централизация России. М. 2006 С.55
7. Цит. по Иванов В. Путин и регионы. Централизация России. М. 2006 С.58-59
8. См. Иванов В. Путин и регионы. Централизация России. М. 2006 С.69-70
9. См. Саква Р. Путин: выбор России. / Пер. с англ. М. 2005. С. 255, 263
10. См.: Иванов В. Федерализм и безопасность государства // Социологические исследования. 2004. № 6
11. См.: Там же.
12. См. Болтенкова Л. Сохранит ли реформа российского федерализма национально-территориальный принцип? // Казанский федералист. №1-2 2006
13. См. Российская газета. 26 апреля. 2005. № 86
14. См. Чадаев А. Путин. Его идеология. М. 2006. С. 78-82
15. См. Саква Р. Путин: выбор России. / Пер. с англ. М. 2005. С. 271-272
16. См. Иванов В. Путин и регионы. Централизация России. М. 2006