Политики и политологи убеждают себя и остальных в том, что Общероссийский народный фронт — это всего лишь политтехнологический прием, призванный отделить президента от все больше теряющей популярность «Единой России». И максимум, чего нужно ожидать от ОНФ представителям нынешней элиты, что к парламентским выборам 2016-го года она — в качестве партии власти — заменит собой «Единую Россию». Между тем фронт может стать рычагом, который перевернет всю нынешнюю переходную политическую систему.

Владимир Путин никогда не был сторонником построения власти по партийному признаку. «Партии власти» в 1990-е годы были слабым и непопулярным придатком ельцинско-олигархической либеральной диктатуры. Ни одна из них не имела большинства в Госдуме, из-за крайней непопулярности президента и правительства даже административный ресурс не позволял «нарисовать» им достаточное количество мандатов.

На рубеже «нулевых» расколовшаяся элита создала сразу две партии, опиравшиеся на власть: «Единство» и «Отечество — вся Россия». Если «Единство» было инициировано ослабевшим Кремлем, то «Отечество» больше опиралось на региональные элиты, обеспокоенные как царившей в Кремле после дефолта паникой, так и угрозой того, что «семья» приведет к власти человека, который будет продолжать гибельный для страны либеральный курс. Но Путин, став президентом, сумел консолидировать элиту, собрав в одну партию все региональное и федеральное чиновничество.

Ему нужно было укреплять свои позиции во власти – ведь он не собирался быть марионеткой ни олигархов, ни региональных политических тяжеловесов. Платой за это укрепление власти стало то, что созданная не без его участия «Единая Россия» превратилась в замкнутый клуб чиновников. И никакие попытки сделать из нее механизм отбора кадров и идеологическую силу позитивного результата практически не дали.

Путин выбирал партийную опору для власти не от хорошей жизни: в те годы, когда, по его собственным словам, в Кремле его ненавидели 90 процентов «соратников», он не мог решиться на тотальную чистку и замену элиты. К тому же убедительно звучали аргументы кремлевских политтехнологов о том, что партия станет инструментом контроля за чиновничеством, включит социальные лифты, позволит вести кадровую работу.

Ничего этого не случилось, и дело тут не только в коррупции и круговой поруке новорусского чиновничества и олигархата — этой элиты временщиков, пришедшей к власти в 1990-е.

Даже в тех странах Запада, где возникновение политических партий было органичным, уже полтора века назад стало понятно, что они становятся лишь ширмой для проведения интересов крупного бизнеса, родовой аристократии и тайных сообществ. Сегодня в тех же Англии и США, считающихся у наших либералов светочами демократии и свободы, все реальные вопросы управления, стратегии и кадров решаются в закрытых клубах и комитетах, а не на партийных площадках и съездах. Выборы окончательно превратились в рекламное шоу: в Америке понимание этого приводит не только к массовому отказу от голосования, но и к появлению таких непартийных политических объединений как антисистемная «коалиция чаепития».

Но если для стран Запада, где сама власть и общество строилось снизу вверх, через союзы городов и регионов, через согласование интересов сословий и классов, где само единое государство во многом было формой общественного договора, и партийная форма организации оставалась в какой-то период истории более-менее органичной (ведь «партия» по-русски — «часть»), то для России европейские рецепты партстроительства стали абсолютно чуждыми. Краткий период многопартийности в 1905-1918 годах показал это во всей красе. Единственный успешный тогдашний проект, партия большевиков, не была партией в классическом, западном понимании, а сначала орденом революционеров, а позже — кастой управленцев и активистов, не опорой госаппарата, а самой властью.

Получается, что перед Путиным было два пути – создать имитационную партию власти, прикрывающую власть олигархии и чиновничества (как на Западе) или пытаться построить реальную партию власти. Но для создания реальной партии нужна была не только серьезнейшая кадровая работа и «прополка» всей элиты, которая по принципу формирования в 1990-е сложилась в большинстве своем из людей или откровенно слабых и управляемых олигархатом, или просто коррумпированных авантюристов, к тому же зачастую еще и абсолютно оторванных от национальной почвы и вовсе не готовых ни к какому самоограничению, — но и единая идеологическая платформа.

Но как было сделать единомышленниками Грефа и Сечина, Иванова и Кудрина, Медведева и Якунина, хотя это были лояльные Путину люди? А основную часть элиты составляли тогда птенцы гнезда Чубайса. Да и сам Владимир Владимирович в начале 2000-х еще не избавился от пренебрежительного отношения к идеологии, сильно недооценивал то, что он теперь называет «духовными скрепами».

Вот и получилось, что само собой сложилась имитационная партия, которую все «нулевые» годы строили кремлевские политтехнологи. То ли потому, что все они, как на подбор, были либералами-западниками, то ли потому, что работали по чужим, непонятным и незнакомым учебникам и лекалам (в которых еще и заложен смысл, о коем ты не догадываешься), но из эксперимента с партией ничего не вышло.

Когда это понял Путин? Наверняка уже к середине «нулевых». Но тогда приближался час «Х» – 2008 год с проблемой третьего срока. Не решившись на изменение Конституции, Путин, наряду с другими проблемами, запустил еще и партийную. Так что бессмысленная и опасная и для него и для России игра в партию власти продолжилась.

В 2010-м нереформируемость и вредность «Единой России» стала уже ощутимо мешать самому Путину – дальше тащить на себе этот камень было уже невозможно. К тому же в либеральной части элиты созрел план по недопущению его возвращения в Кремль – и дискредитация и так уже гнилой «Единой России» играла в нем не последнюю роль. А у самого Путина укрепилось понимание того, что без тотальной чистки элиты не обойтись — коррупционное разложение угрожало уже самому существованию России.

Но даже для борьбы с коррупцией партия оказалась бесполезной – здесь Путин вынужден был опереться на силовые структуры. Но силовики не могут обеспечить кадровую революцию, не могут мобилизовать активные силы общества. А разорванные и обрушенные в постсоветский период социальные связи, как горизонтальные, так и вертикальные, нужно восстановить, построить заново – иначе Россия так и не вырвется из той ловушки, в которую ее загнали в 1990-е.

Активное паразитическое меньшинство, либеральные «оффшорные аристократы», с примкнувшим к ним обслугой, самоназвавшейся «креативным классом», не только не заинтересованы в мобилизации народной энергии, они боятся ее даже больше, чем Путина, понимая, что презираемый ими народ отвечает им столь же сильным чувством, которое подкрепляется еще и возмущением от вопиющей социальной несправедливости.

Поэтому когда Путин только объявил о создании Народного фронта, только обозначил саму возможность прямого обращения к простому народу, к человеку труда, это вызвало такую бешеную злобу «креативных». В итоге из первых двух лет существования фронта первый год ушел на возвращение Путина к власти – под улюлюканье «болотных» интриганов и увлеченной ими за собой части городской молодежи, служащих и остатков интеллигенции. А второй год пришелся на укрепление позиций нового, жесткого лидера. Это было время начала тотальной борьбы с коррупцией (да, еще не дошедшей до своего пика, но все же впервые принципиально системной) и принятия жестких антилиберальных и антизападных законов.

Несмотря на всю изощренную пропаганду и обструкцию, которую устраивают все это время Путину и любым его инициативам и действиям либеральные СМИ и часть блогосферы, эта политика поддерживается большинством народа, настаивающего на еще более решительных и принципиальных изменениях. Но этот народ нем, он почти не имеет своего голоса в той среде, что формирует так называемое общественное мнение. Ангажированные эксперты, журналисты, правозащитники и прочие «лидеры общественного мнения», сформировавшиеся в античеловеческой атмосфере 1990-х, неспособны к самостоятельному мышлению и лишь повторяют заученные по западным учебникам мантры про рынок, демократию и гражданское общество, которому должно служить государство.

Между тем, настоящее гражданское общество России настолько устало от экспериментов, которые ставят на нем столичные либералы, настолько истосковалось по жесткому и последовательному патриотическому курсу (как в идеологии и политике, так и в экономике) и справедливому социальному устройству, что только и ждет момента, когда власть призовет к работе людей, чей интерес и призвание состоит в служении Родине, а не собственному кошельку или разрушительным представлениям о том, как бы подогнать Россию под евростандарт. Таких в стране миллионы, и именно для того, чтобы наполнить ими власть и нужен Народный фронт.

Получилось ли это у него за два года? Конечно, нет – потому что все это время он был лишь неким посылом, обещанием, предупреждением. Посланием к народу, обещанием изменить правящую элиту, предупреждением власть имущим. Кто хотел, смог прочесть это послание, приготовиться к предстоящим переменам. А кто не хотел понимать? Тем можно напомнить, что сейчас мы проживаем лишь первый акт «второго пришествия Путина». И ружье, повешенное на сцене в начале, непременно выстрелит.

Тем же, кто не верит в способность Путина решиться на столь резкие изменения, можно сказать только одно – альтернативой Общероссийскому народному фронту (то есть формированию президентом через голову нынешней «элиты» новой политической системы, новой власти) является революция, социальный взрыв с непредсказуемыми последствиями. А точнее, вполне понятными – развал страны и окончательное крушение даже надежд на возрождение великой России. Ни Путину, ни народу это не нужно – а значит, Народный фронт просто обязан стать настоящим.

Отсюда