Начало («Провоцирование») здесь.

Провоцируемый

Вокруг провокативного события всегда возникает облако двусмысленностей, которые не позволяют нащупать концов. Это, собственно, его главная особенность. Возьмем типовую ситуацию. Некто делает какой-то демарш, на который следует некий ответ. Если дело на этом прекращается, ни о какой провокации не имеет смысла и говорить. Произошла обычная интеракция. Однако если один из участников такой интеракции сумеет извлечь хотя бы психологический выигрыш из как бы нечаянного столкновения, можно уже говорить о провокации. Если же эта такая интеракция заранее спланирована, и к тому же подготовлены средства для извлечения прибыли из получившейся стычки, то вот это уже настоящая и хорошо организованная провокация. Например, подстава на дороге – типичная провокация. В ней есть потерпевший, которого назначают виноватым, есть те, кто планирует, организует и осуществляет сценарий, в котором потерпевший оказывается виноватым. И есть выигрыш.

Демократически настроенный планктон демонстрирует против убийств журналистов. Кому они это демонстрируют - неизвестно. Справа - Евно Азеф, король политической провокации

Фокус всякой провокации в том и состоит, чтобы повернуть дело так, что некто оказывается в двойственном положении: он одновременно и то, и это. Он потерпевший, поскольку им манипулируют в корыстных целях, хотя он этого, может быть, даже не знает (знают манипуляторы). И он виноватый, поскольку, по всей видимости, совершил нечто, в чем его обвиняют, хотя на самом деле – как раз не совершал этого. Обычно такой человек не сразу понимает, что с ним случилось, не придает событию большого значения (и поэтому, чем глупее повод для провокации, тем она эффективней), его естественное поведение: попытаться объяснять, что это недоразумение. Но в том виртуальном мире, в котором теперь уже развертываются события, никому ничего объяснить невозможно, поскольку ситуация изначально организована так, что любые объяснения оказываются двусмысленны. К тому же пока ты теряешь время на объяснения, провокаторы действуют. Например, появляются заранее подготовленные люди (лжесвидетели или искренне заблуждающиеся), которые создают вокруг происшествия выгодное провокатору общественное мнение.

Такова ситуация потерпевшего. Она принципиально двусмысленна и напоминает ситуацию человека поставленного в тупик перед каким-нибудь семантическим парадоксом. Например, кто-то утверждает: «Я лгу». А ты должен решать, что это значит, и, когда не подготовлен, неизбежно теряешься. Потому что: если это истина, то это ложь, а если это ложь, то это истина. Разумеется, это лишь аналогия, поясняющая положение человека, которого провоцируют. Однако с ситуациями подобного рода двусмыслиц мы постоянно сталкиваемся в жизни.

Вот, например, как Литвиненко (снова он) познакомился с Березовским. После покушения на жизнь олигарха (взрыва около Дома приемов «ЛогоВАЗа»), этот опер случайно узнал (а может – и придумал), что к этому делу имеют отношение такие-то бандиты. Нет, Литвиненко не вел дела о покушении на Березовского, но – вызвал того к себе в кабинет на допрос, чем привел в форменную панику свое начальство (ты что, это же друг самого Черномырдина). Березовский пришел, выслушал версию следователя, заметил, что она совершенно ничтожна и пригласил его к себе. Это было, как говорится, начало крепкой мужской дружбы. То есть началом послужила провокация, суть которой – пощупать спасшегося от покушения олигарха на предмет: а нельзя ли чего-нибудь от него поиметь. Литвиненко, судя по его воспоминаниям, вообще был склонен к такому поведению: собрать сведения, могущие заинтересовать кого-нибудь, и предъявить их этому кому-нибудь. Нет, конечно, не ради шантажа, а исключительно только от душевной простоты и желания помочь делу. Так он провоцировал людей вступать в контакт с собой, а дальше – можно было смотреть по обстоятельствам. Подобного рода случаев Литвиненко (по своей простоте) рассказывает немало.

Борис Березовский и Александр Литвиненко - такой простой

Но в данном-то случае он не на того напал. Березовский и сам, по своей психологической конституции, в высшей степени склонен к провокативной игре. И инструментарий для этого (от образования до материальных ресурсов) он имел куда более мощный, чем Литвиненко. Олигарх легко, как бы между делом, вступил в игру и стал использовать Сашу (так он стал кликать опера) в своих целях. Например, вот обеспечил себе какое-никакое алиби при убийстве Листьева (что вовсе не значит, что он его заказывал). Тут видно, как элементарная провокационная разводка превращается в обоюдное провоцирование, игру на встречных курсах.

Продолжение


Comments are closed.

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ ОСЬМИНОГА>>
Версия для печати