21 октября 1950 года, после капитуляции тибетской армии китайские войска оккупировали Тибет.

21 октября 1950 года — день китайской аннексии Тибета. Казалось бы, что по прошествии столь солидного временного отрезка надо было уже расставить все точки над i и перестать заниматься спекуляциями и плясками на костях, абсолютно бесполезными в историософском плане и лишь плодящими бесчисленное число мисконцепций. Ан нет, ангажированность так называемого «тибетского вопроса» продолжает набирать обороты, пугая новыми нагромождениями и все большим искажением событийного ряда.

Итак, что же произошло 21 октября 1950 года? Неужели, как это подается в дешевых голливудских агитках, в мирное осеннее утро на мирных дехкан, возделывающих свои поля под романтические песни о любви и свободе налетели орды отвратительных коммунистов-супостатов, сжигая все на своем пути, вешая и насилуя? Неужели тот Тибет, пятидесятилетней давности представлял из себя абсолютно независимое, гордое и цветущее государство, ни разу не попранное иноземцем?

Как пример рассмотрим самую известную мисконцепцию. Вот это вот «сжигая все на своем пути, вешая и насилуя». Во время аннексии никаких репрессий китайцы не учиняли в принципе, экспедиционным войскам был дан четкий приказ – мирное население не трогать. Отпускали даже пленных солдат, об этом говорят и сами аннексированные. Известны воспоминания одного тибетца, участника тех событий. «Эти китайцы очень странны. Я уже восьмерых мечом изрубил, а меня все равно отпустили и денег дали».

Традиционные тибетские институты, как то монастыри или феодальные уделы, также остались абсолютно неприкосновенными. И дело было, конечно, не столько в китайском гуманизме, сколько в прагматическом желании «не дразнить гусей» в лице США и ООН. И действительно, ООН проигнорировала аннексию, никакой волны возмущения не наблюдалось. Настоящее насилие поднялось лишь несколькими годами позже, но тут мы как раз воздержимся от развития сюжета, ибо дальнейшее и так всем хорошо известно. Поговорим лучше о Тибете в более широкой исторической перспективе.

Сразу отмечу: тибетская история подобна ленте Мебиуса, вычленить некое абстрактное начало – практически невозможно. Тибет – тантрическая страна, особенная, посему многие факты, кажущиеся значимыми современному исследователю, на самом деле для Тибета – ничто. Как и наоборот, двойная радуга в небе может значит гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Однако очевидно одно: независимость Тибета – есть фикция, Тибет никогда не был независимым, исходя из традиционного исторического нарратива.

При этом я не стану утверждать, что Тибет являлся интегрированной частью какой-либо пришлой империи. Но бесспорно, что он был страной зависимой. Кстати, «Империя» — здесь слово ключевое (а не слово «Китай»), ибо наряду с китайскими империями Тан и Мин обязательно следует упомянуть и монгольскую империю Юань и маньчжурскую империю Цин. От этой последней новообразованная в 1912 году Китайская Народная Республика и унаследовала экспансионистскую политику по отношению к Тибету. Особо отмечу: китайские войска стояли в Лхасе уже тогда, и вытеснены были лишь благодаря дестабилизации и анархии, царившим в то время в Китае.

В 1914 году в индийском городке Шимла тибетцы и англичане подписали договор, гарантирующий автономию Тибета при номинальном китайском протекторате. Интересы Англии в этом регионе были достаточно прозаичны. Достаточно посмотреть на карту и вспомнить бесконечные перипетии и тонкие интриги «Большой Игры», чтобы понять: Тибет для английской империи образца начала двадцатого века – лакомый кусочек большого геополитического пирога, отведать которого, кстати, они отнюдь не чурались. Достаточно вспомнить английское вторжение 1902 года, так называемую «экспедицию Янгхазбанда», инспирированную лордом Керзоном как превентивную акцию против мнимой российской монополизации торговли с Тибетом. Сам Янгхазбанд, руководящий компанией, с ужасом вспоминал, как тибетская конница атаковала английские пулеметы, не пригнувшись, с фатализмом, который граничил с откровенным безумием.

А еще ни разу (на мое удивление!) не упомянутый в этом тексте его Святейшество Делай-Лама в связи с вышеупомянутыми грустными событиями бежал в монгольскую Ургу. «Как типично для Делай-Лам», — разведете руками вы. Вернется он лишь ненадолго в 1909, вынужденный вновь ретироваться от наступающих китайских войск в Индию. Делай-Лама прозябающий в Индии, страдалец в изгнании? Да вы что? Неужели? И снова пытливый читатель угадает некую характерную параллель.

Итак, Делай Лама. Позволим себе сделать небольшое лирическое отступление, ибо, упоминая неких абстрактных тибетцев и говоря о «тибетской стороне», мы, конечно, подразумеваем его Святейшество. Кто же такой Делай-лама (земное воплощение Авалокитешвары (Ченрезига) — Будды Сострадания) в геополитическом смысле? В первую очередь, как это всем известно, он сакральный монарх, единоличный правитель махаянской тибетской теократии. Опустим сейчас легитимность такого статуса, борьба за который ввергла Тибет в вековую войну на взаимное истребление сторонников Гелугпы и Кагью, секты «красношапочников» и секты «черношапочников», двух крупнейших школ тибетского ламаизма, главой одной из которых и является Далай-Лама.

Во вторую очередь (об этом сейчас почему то принято забывать) Далай Лама был крупнейшим землевладельцем в Тибете; монастырь Дрепанг, являющийся вотчиной для линии Далай-Лам, включал в себя 185 поместий, 25000 рабов, 300 огромных пастбищ и 16000 пастухов. Таким образом, следует подчеркнуть, интересы Далай Лам простирались не только или не столько в метафизической сфере.

Влияние Страны Восходящего Солнце на Тибет, как это не умалчивается сегодня, также было достаточно велико. Опустим имперские интересы Японии в регионе и геополитические гамбиты японо-российско-английского противостояния. Отметим лишь невероятную активность японцев на ниве модернизации Тибета в 1913-1919 годах. Дзенская Япония и Махаянский Тибет, как никто другой были расположены к сотрудничеству, которое на сакральном, символьном уровне четко постулируется и сейчас. Приглядитесь к тибетскому флагу, вряд ли дефилирующие с оным демонстранты Рима, Парижа, Москвы или Токио задумывались, почему над снежным львом желтым огнем горит восходящее солнце страны сегунатов и Мэйдзи?

Несколькими декадами позже именно эта связь инспирировала Тибет на реверансы в сторону Третьего Рейха. Но давайте по порядку.

Итак, новая фигура на китайской политической сцене – Чан Кайши. Правительство оного, возникшее в конце 20-х годов, продолжало пестовать идею присоединения Монголии и Тибета к Великому Китаю. Интересно, что именно в этот период Китай применил свой излюбленный метод политической интриги — «лечи подобное подобным» и вывел на арену новую зверушку – Девятого Панчен Ламу, гелукпинского ламу высокого сана, оспаривающего право Далай Лам на единство правления и заявляющего о своих правах на Тибет. Посредством сего нехитрого теологического казуса обстановка в регионе вновь накаляется и приводит к эскалации военного конфликта в пограничных районах. Лишь осложнения на маньчжурским фронте предотвращают полномасштабную китайскую экспансию.

В декабре 1933 года Тринадцатый Далай-Лама покидает тело; регентом становится Ретинг Ринпоче. Панчен Лама с отрядом китайских солдат продвигается в сторону Тибета, однако пересечь Кхам ему так и не удастся – на Китай нахлынула волна красного восстания, и Панчен Лама вынужден остановиться на контролируемой китайцами приграничной территории. Там он вскорости и умирает, пораженный внезапной болезнью. Тем временем Ретинг Ринпоче ищет новые формы сотрудничества на предмет покровительства и усмирения китайского дракона. Взоры его простираются далеко на запад, где в том же 1933 году канцлером одной северной страны становится некий ефрейтор с куцым усом.

Действительно, покровительство стран Оси в то время идеально подходило Тибету, ибо японо-германский антикомминтерновский договор являлся лучшей гарантией защиты от коммунистического Китая. К сожалению или к счастью, альянс сей не возник. Большей частью из-за отсутствия сиюминутных меркантильных предпосылок у германцев. Все закончилось лишь экспедицией экзальтированного весельчака Шеффера, который бодро побегал по горам, обмерил десяток другой черепов, снял десяток другой лицевых масок и был таков. Анненербе, членом которой являлся Шеффер – конечно, очень зловещая организация, но в данном конкретном случае интерес был совсем даже не оккультный, а чисто антропологический, да и бредни о сотнях тибетских монахов, вывезенных в Рейх, где они денно и нощно читали мантры во славу арийского возрождения, никак документально не подтверждаются.

Итак, можно подытожить: события почти шестидесятилетней давности были ничем иным, как логическим продолжением политических игр в регионе, которые длились на протяжении не одного столетия. Никакого прецедента в данном китайском вторжении, уже сотом по счету, я не вижу. Все это очень грустно, но предсказуемо, закономерно и обусловлено. Как видно на примере первой половине двадцатого века, правители Тибета, будь то Далай-Лама или регент последнего, прекрасно понимали, что в многополярном мире, с его определенными геополитическими предпосылками, их независимость, к величайшему сожалению, невозможна, и, более того, является полнейшей бессмыслицей. Вследствие этого они были готовы принять частичный протекторат одной из главенствующих империй. Это очевидно. Хотелось ли им независимости? Вероятно, да. Но любой, даже самый плохонький ламаист прекрасно понимает, что любые действия определенны четкими законами дхармы; если есть причина, то будет и следствие. Поэтому в данном контексте – «независимость» лишь риторический термин.

Обратимся же ко второй половине двадцатого века – миру биполярному. И что же мы видим? Независимость все так же невозможна. Ни Индия, ни Китай не могут позволить себе держать в буферной зоне свободное государство таких размеров.

На самом деле, говоря о независимости Тибета, Далай Лама подразумевает индийский протекторат, а то и преобразование Тибета в индийский штат по сиккимскому сценарию – это надо тоже хорошо понимать. Без индийских интересов в Тибете никакого правительства в изгнании бы просто не существовало. Если у кого-то есть иллюзии по поводу братских отношений индийского и тибетского народов, предлагаю пожить в одной из тибетских колоний на севере Индии; конфликты на этнической почве там не редки.

Какие реалии принесет бесполярный мир? Думаю, что именно в бесполярном мире, в мире сакральном, исполненным древних таинств, мире затухающей технократии у Тибета, как это не странно, определенно появляется шанс. Так что если в скором будущем над величественной Поталой воссияет двойная радуга, в небе высветится двойной дордже – этот примордиальный символ торжества ламаизма, и под гром ритуальных барабанов его Святейшество Далай Лама на белой кобылице вознесется в свои владения, значит Новая Эра уже с нами.

Текст впервые опубликован на Chaskor.Ru