Последний рубеж обороны Конституции состоит из самих людей. Если люди хотят быть свободными, если они хотят сбросить с себя бремя государственного аппарата, который угрожает их свободам, просаживает их ресурсы на бессмысленные войны, уничтожает ценность их денег и загружает их пропагандой о своей необходимости и о том, как нам без него будет плохо, то никто кроме людей не остановит это. Если мы хотим свободы, то мы должны пойти и взять ее. Пусть же Революция начнется!
Рон Пол. Манифест

Известный блогер Алексей Навальный в считанные дни стал самым популярным оппозиционным политиком России. При этом до сих пор мало что известно о его политической идеологии. Да и есть ли такая? То он классический либерал, то объявляет себя национал-демократом, то видит себя в качестве лидера право-центристской партии… Как-то это очень напоминает позицию другого весьма популярного российского политика и главного на сегодня «метафизического» оппонента Навального — Владимира Путина. Который тоже одновременно и либеральный политик, и национальный (т. е. национал-суверенный) демократ и, фактически, лидер правоцентристской партии. В самом деле, имеется ли какая-нибудь чисто идеологическая разница между первым и вторым?

По всей видимости, противостояние Навального-Путина, а говоря точнее — воплощаемых этими фигурами улицы и Кремля формируется за пределами сугубо идеологического дискурса, и касается, прежде всего, технологии управления современным обществом, сама природа которого, при этом, понимается обеими лидерами примерно одинаково: в духе безальтернативного капитализма «конца истории». Однако, путинский суверенный (клановый) капитализм представляется в свете финансовых и институциональных вызовов новейшего времени неэффективным, тормозящим продуктивные возможности информационного общества.

Однако, непродуктивность (и даже — контр-продуктивность) — свойство не только «путинского», но и любого монополистического капитализма, будь то в национальной (Китай) или интернациональной (Евросоюз) форме. Эта проблема была осознана западным средним классом уже более десятилетия назад, породив, в частности, движение т. н. антиглобалистов. Вульгарная пропаганда выстраивает образ антиглобалиста как некоего злого нищего, бьющего витрины и призывающего все отобрать и поделить. Или же как пламенного борца с мировым капитализмом за идеалы мира и социализма в нео-марксистском духе. В действительности, движение антиглобализма было простимулировано информационной революцией, в результате которой западные яппи (молодые профессионалы) «прорубили» те схемы, по которым международные корпорации, пользуясь лакунами в законодательстве, выводят средства из карманов этого самого среднего класса, как бы тем самым противозаконно присваивая чужую собственность. А это уже — антиконституционный саботаж! Движение антиглобалистов первоначально сформировалось в целях донести эту «тайну беззакония» властей придержащих до массового сознания — через альтернатитвные СМИ, демонстративные перформансы и акции массового протеста против экономической политики лидеров глобального капитализма и поддерживающих их институтов — МВФ, ВБ, ВТО…

В России подобная проблематика до последнего времени не занимала массового сознания, «путинский рост» (нефтяных цен) отчасти покрывал издержки структурного кризиса глобальной экономики, а российские интеллектуалы, в массе своей, солидаризировались с олигархическим бомондом на «антикоммунистических» позициях. Им были непонятны ни идеалы, ни эстетика западной контр-культуры, отдельные элементы которой, при этом, тупо копировались имитативным образом. Сегодня все изменилось, и российский средний класс (со всеми натяжками) уже готов рассматривать какие-то альтернативные предложения по обустройству града и мира. Нам представляется, что блогер Навальный является, в данном контектсе, персонификацией этого нового поколения российских яппи, внезапно проснувшихся среди мировой зимы — после того, как газпромовская батарея замерзла. При этом, если вдаваться в сравнения, Навального было бы правильнее уподобить не столько Ассанжу (есть такие аналогии) или Брейвику (и такие тоже есть), а политическому лидеру американских антиглобалистов Ральфу Нейдеру.

Последний начинал свою общественную карьеру с создания организации Public Citizen (гражданин-общественник), осуществлявшей общественный аудит действий правительственных и корпоративных структур. Навальный тоже получил известность как общественный «аудитор», а его РосПил во многом функционально аналогичен нейдеровскому Общественнику: обе организации пытаются отслеживать финансовые операции подозреваемых в нечистоплотности операторов. Точно так же клиентами обеих организаций являются миноритарии — как в узком, так и широком смысле слова. В первом случае речь идет о миноритарных акционерах, интересы которых нарушаются привилегиями крупных и корпоративных держателей ценных активов. Во втором — о гражданах в целом, чьи пенсионные, страховые и иные вклады интегрированы в систему корпоративного капитализма и лишены — как это особенно видно сегодня — квалифицированного институционального патронажа. Но если в США и других западных странах защита миноритарных акционеров (прямых и косвенных) имеет определенный исторический опыт и располагает квалифицированными специалистами, понимающими юридическую и экономическую специфику предмета, то в России такого рода практика является заведомо новой, до сих пор мало кому понятной в практическом смысле.

Тем не менее, процесс пошел. При этом неправильным было бы напрямую отождествлять Навального и его общественно-политических союзников с антиглобалистами. В силу обстоятельств, американский «либеральный» антиглобализм среднего класса стратегически разошелся с европейским «социальным» глобализмом, педалирующим нео-марксистский дискурс новых угнетенных (т. н. прекариат — люди с нерегулярным доходом). В России под антиглобализмом понимают, прежде всего, европейскую версию этого движения, при том что американский антиглобализм толком не понимают даже в континентальной Европе. Однако, деятельность Навального, по своей сути, резонирует именно с практиками американских антиглобалистов — либеральных яппи, чуждых революционному пафосу, — за исключением пафоса Американской революции и провозглашенных ей человеческих ценностей и гражданских прав. В том числе — права граждан на восстание против антидемократической тирании. При условии, что антиконституционная природа этой тирании юридически доказана квалифицированными законоведами. Как представляется, именно это и намерен доказывать Навальный в отношении кремлевского режима, узурпировавшего гарантированные Конституцией права свободного российского народа.

В сущности, Навальный выражает интересы нового поколения молодых российских профессионалов, опоздавших к разделу перестроечного пирога и теперь пытающихся каким-то образом заявить права на свою долю. Оспаривая при этом права на ту же собственность когорты путинских силовиков, также опоздавших к разделу девяностых и теперь стремящихся рейдерскими методами оторвать какие-то куски у ельцинских олигархов. Но если ельцинисты («системные либералы» в терминологии Андрея Илларионова) и путинисты («системные силовики» в нашей терминологии) в равной степени предпочитают авторитарную пирамиду (построенную, соответственно, под себя), то сторонники Навального ратуют за ризоматическую, сетевую конструкцию распределения ВВП, выказывая большую технологичность в подходе. В одном из блогов автору попалось на глаза высказывание юного российского яппи: «Что бы ни говорили про нашу молодость и неопытность, но в онлайне мы однозначно доминируем. И, вероятно, сможем в обозримом будущем более эффективно капитализировать это преимущество». Каким образом пойдет эта капитализация? В том числе — через возможный пересмотр результатов ельцинской приватизации (Перестройка-2). Но не топорным способом силового рейдерства по рецепту Олега Шварцмана («ходорковских всяких наклонять, нагибать, мучить, выводить на социальную активность…»), а по закону, в соответствии с действующей Конституцией РФ. Одновременно это должен быть процесс реальной легитимации частной собственности в глазах населения, когда бенефициарами нового передела станут не сотни или тысячи, а миллионы человек.

Теоретически, реформаторский курс Навального может оказаться весьма эффективным, поскольку тут имеется главное: возможность раскрутки нового мотивационного ресурса. Стоит людям понять, что нынешние отношения собственности в России пестрят законодательными лакунами и очевидными антиконституционными нарушениями, а значит — любая серьезная собственность может быть (при поддержке новой, антикоррупционной власти) потенциально оспорена, как тут же пойдет «девятый вал» судебных исков. Вполне понятны опасения ельцинистов, призывающих «не раскачивать лодку» и пугающих «возвращением коммунизма». Да и путинистам, пугающих возвращением ельцинизма (улыбнуло!) не очень хотелось бы ставить под вопрос собственные «достижения». Тем более, что в условиях всевластия силовиков перед страной открываются перспективы формирования некой парафеодальной псевдомонархии, где все эффективные кормления будут разделены между новой тяготеющей к наследственности аристократией. Однако господа аристократы не учитывают особенностей информационного общества и специфики современных технологий, в том числе — гуманитарных, позволяющих бандерлогам, при достаточной степени самоорганизации, вполне придушить не только питона, но и остальных хищников, не дающих вести спокойную жизнь по законам приматов. Для достижения этой цели бандерлоги готовы вовсю педалировать свои конкурентные преимущества, причем как социального, так и биологического характера.

В современном мире мало кого можно увлечь чисто абстрактными лозунгами типа «свободы», «справедливости», «прогресса» и т. п. В наш прагматичный век люди хотят конкретики: «сколько», «когда», кому»… И в этом смысле, новые герои общественных движений — типа того же Навального или активистов движения «Оккупируй Уолл-стрит» — предлагают вместо набившей оскомину политической идеологии высокоточную социальную бухгалтерию, позволяющую сосчитать то, что не видно невооруженным глазом, и прежде всего — гуманитарные и экологические издержки действующей системы перераспределения прав на доли социального пирога. Во время гражданского пикета у российского посольства в Лондоне я познакомился с молодым россиянином, который сетовал на то, что организаторы мероприятия совершенно-де не въезжают в проблематику пикетирующих вот уже второй месяц у Сен-Пола (собор св. Павла в лондонском Сити) местных противников аутичного (т. е. нечувствительного к насущным проблемам общества) капитализма:

— Я посещал лекции в одном из сквотированных офисов, где очень подробно излагался характер современной финансовой системы и построенного на ней мирового порядка. Причем лекторами были не какие-то панки, а экономисты, юристы, весьма образованные люди… Почему в России этого нет? Такое ощущение, что наши активисты совершенно не понимают, в каком мире они живут!..»

Разумеется, проспект Сахарова, Лондон-Сити, Уолл-стрит или площадь Тахрир — проекты очень разные, однако мой собеседник совершенно верно уловил здесь нечто общее, некую единую повестку, затОченную под интересы новых умных — тех, кто однозначно доминирует в онлайне. Но современный онлайн — это глобальное пространство, глобальная проблематика и, в этом смысле — глобальная повестка. Ибо что наверху — то и внизу. Новые умные — продукт информационного общества, и борьбу за свое место под солнцем они ведут сверхтехнологичными средствами, играя с системой на опережение. Поэтому чисто технически — как представители «креативного класса» — они обречены на успех. Однако никто не может точно сказать, когда критическая масса креативного класса в том или ином обществе станет достаточной для превращения этого класса в политически доминирующий. Если традиционное оружие революционного пролетариата — это булыжник, то оружие революционного креативного класса — iPod, его «Правда» — Facebook, его капитал — know-how.

Само собой, политическая реакция — к которой следует отнести все аффилированные с режимом общественные и медиа-проекты — попытается, согласно известной поговорке, возглавить антисистемные протесты защитников Конституции. То есть протесты против политической системы, сложившейся вопреки прописанным конституционным нормам. В контексте такого противостояния особую значимость обретает фигура главы Конституционного суда — как верховного жреца, словом которого легитимируется актуальная власть. При этом главное здесь — не бюрократические формальности, а способность новых умных мобилизовать общество на совершение определенных коллективных действий, технологически и институционально подрывающих систему в перспективе смены властвующей формации. Какой будет эта формация — никто сегодня с уверенностью сказать не может. Но то, что грядет Перестройка-2 — весьма вероятно. Насколько технологично будет осуществлен новый передел — вопрос к его менеджерам. В идеале все должно было бы закончиться изменением имен и переписыванием активов. Но, учитывая греховную природу человека, нельзя застраховаться от форс-мажорных эксцессов, свойственных переходным периодам в общественной истории.