Что касается Галковского, то давайте немного вникнем в творчество этого одержимого Осьминогом писателя. На сайте Галковскоман оно (творчество) подразделяется на пять этапов.
1. Личные дневники, первые литературные опыты, а также студенческие работы, написанные во время учёбы в университете (это – до 1985 г.).
2. Первый самиздат. Распространение рукописей и публикации в самиздатской периодике (1986-1990 гг.).
3. Первый период официальных публикаций. Опубликование отрывков из «Бесконечного тупика» и статей в периодической печати (1991-1993 гг.).
4. Второй самиздат. Издание «Бесконечного тупика» и журнала «Разбитый компас»(1994-10.2001 гг.).
5. Второй период официальных публикаций (с 10.2001 г.)
К началу пятого этапа относится публикация в «Новом мире» сценария фильма «Друг Утят». Об этом тексте сам Галковский говорит так: (далее…)
Лично я считаю Дмитрия Галковского самым ярким писателем современной России. Но речь здесь не о писательстве и даже не о Галковском, речь об Осьминоге, в щупальца которого писатель попал.
В последние годы, после того, как он написал великолепный киносценарий «Друг утят» (а, может, и раньше, не знаю), Галковский развивал интересную теорию, суть которой в том, что Советский Союз (а теперь Россия) – криптоколония Англии. То есть – настоящая колония, но только тайная. И многих в этом убедил, дошло до того, что конспирологию Галковского стали излагать даже телевизионные попки. (далее…)
Когда я закончил заново анализировать свой исторический материал, мне уже было ясно, что убийство (впрочем, иногда и спасение) «невинных младенцев» во время войны было не просто побочным следствием войны, случайностью. Напротив, дети составляли сердцевину фантазии войны. Посмотрите, как часто войны начинались «потрошением беременных женщин» врага, турецкими ли штыками, деревянными ли кольями красных кхмеров. Посмотрите, как часто войны завершались миссиями по «спасению детей», было ли это «детским мостом» в Америку из Вьетнама или нацистскими Лебенсборн-проектами в Европе, когда дети из оккупированных стран подвергались измерению специальными инструментами типа акушерских и отбирались по признаку расовой чистоты — одних убивали, других признавали истинными арийцами и отправляли в Германию на воспитание.
Чем больше я анализирую слова лидеров, тем больше прихожу к выводу, что все их понимание войны — это групповая фантазия рождения, и бороться против нее почти бесполезно. Во время Кубинского ракетного кризиса, например, война между США и СССР была предотвращена лишь после миротворческого письма Хрущева к Кеннеди, в котором содержался призыв не уподоблять нации «двум слепым кротам», дерущимся до смерти в туннеле. (далее…)
Вскоре я понял, что война и роды протекают в одной и той же последовательности. Война развивается из состояния, похожего на беременность. При этом сам воздух насыщен великими надеждами и ожиданиями. Вильям Янси, глава алабамской делегации на сецессионистской Демократической Конвенции в 1860 г., перед принятием умиротворяющего заявления говорит о «спящем вулкане», грозящем «прорваться грандиозным извержением». Через некоторое время он описывает свои ощущения так: «Каждый день чреват новыми событиями». Лидеры стран находятся в состоянии, которое император Вильгельм определяет так: «Европа испытывает нервозное напряжение, последние несколько лет она как будто сжата в тисках», а адмирал Ямада на заседании перед нападением на Перл-Харбор описал ситуацию следующим образом: «Трудная, напряженная обстановка. Ощущение западни». (далее…)
В январе 1976 года я читал «Бизнес Уик» и обратил внимание на интервью с Генри Киссинджером. Он говорил, что понял, «насколько легче ввязаться в войну, чем выйти из нее», и США будут отныне вступать в войну только «под угрозой настоящего удушения». Эта символика показалась мне поразительно знакомой. Слова Киссинджера особенно напомнили мне императора Вильгельма, который вместе со своим окружением непрестанно повторял: «Монархию взяли за горло. Нам приходится выбирать; или мы дадим, чтобы нас задушили, или будем биться до последнего, чтобы защититься от нападения», и: «На нас неожиданно накинули сеть. Мы корчимся, пытаясь из нее выпутаться». (далее…)
Термин «психоистория» стал широко известен из текстов об Основании (или Академии) Айзека Азимова. О смысле этой фантастической психоистории Осьминог уже писал и еще вернется (уже вернулся) к этому. А сейчас – о психоаналитической психоистории Ллойда де Моза (1931 г. р.), который является директором Института психоистории в Нью-Йорке, редактором «The Journal of Psychohistory» и президентом Международной психоисторической ассоциации. Он окончил Колумбийский университет, аспирантуру при нем по политическим наукам, а также аспирантуру по психоанализу в Национальной психологической ассоциации по психоанализу. Преподавал психоисторию в Нью-Йоркском университете и в Нью-Йоркском центре психоаналитической подготовки.
По определению Ллойда де Моза, психоистория является наукой об исторической мотивации, которая (наука) ставит перед собой цель объяснения действий индивидов в исторических группах. Все это становится предельно ясно, когда читаешь тексты де Моза. Начнем с фрагментов из «Психоистории как самостоятельной науки», второй главы книги «Психоистория», изданной по-русски (Ростов-на-Дону, Феникс, 2000). Admin