Начало — здесь. Предыдущее — здесь.

Расставшись с Ликой и (откровенно сказать) тут же и позабыв о ней, до вечера я прошатался по улицам, вспоминая лицо своей незнакомки. Она мне теперь представлялась почему-то не иначе как улыбающейся, и теплое лицо ее куда-то вело меня, — мне ведь ничего от нее и не было нужно, только, забыв обо всем, глядеть и лучше ничего не говорить — молчать и только глядеть, — глядеть и забываться.

И я уже забыл, — я окончательно забыл все ужасы моих метаморфоз, моего звездного поклонника, его противоестественные страсти, мою божественность, Лику.

Впрочем, мысли о Лике иногда залетали мне в голову:

Я ее слишком быстро убедил, это подозрительно, а вдруг она не поверила? Э, да пустяки — сделал все, что мог, — думал я. Но эти ужасные крики в подземелье — они все же даже сейчас иногда прорезали мой слух, заставляя вдруг вздрогнуть. Ведь это дикость, там ведь были и крики сладострастия? — неужто же ей было так приятно!? — нет, ну этого просто не может быть, наверно, эта проклятая небесная цивилизация напустила на меня свой туман. Ведь заставила же она меня стоять и думать о всякой ерунде, когда надо было действовать, — все это ее гипноз, внушение, туман, которым она меня одурманила, и Лику тоже, раз она так кричала? — или, может быть, ее одну? — околдовала ее, не иначе. А может быть цивилизация же и помогла мне убедить Лику в том, что это был сон? — может она вложила мне в голову эту счастливую мысль, свести все на сон? — черт его знает! как тут быть?!. А, в конце концов, какая разница?! — результат-то ведь налицо… ужасный результат и, может быть, счастливый исход — кто это знает?

Но я гнал эти мысли, как только ловил себя на них, ибо прекрасно понимал, что вот так вот, незаметно, можно сойти с ума, — я гнал их и все смотрел на зелень еще свежей листвы и знал, что я счастлив, если вижу это своими глазами, — смотрел на все сквозь предвечерний пепел весеннего дня, любимого моего времени, и погружался в свежесть, окатывающую меня ушатом парного молока, и мне казалось, что я младенец в утробе матери, — младенец, омываемый материнской кровью чудесного воздуха, который совсем и не чувствуешь, ибо он — я, и я растворен в нем. Такие ощущения случаются в конце мая, читатель, в вечера, когда тепло вашего тела почти не отличишь от теплоты воздуха вокруг, когда нежное податливое безветрие приносит запахи цветов, когда уже солнце закатилось за дома, и на город сел перламутровый сумрак, когда отхлынули тревоги дня, когда вы беззаботно влюблены, и сами не знаете в кого.

Продолжение