Начало романа — здесь. Предыдущее — здесь.

И тут же мне подумалось следующее: А не есть ли моя неземная цивилизация — гость из будущего? О, это вполне ведь возможно! Ведь более чем вероятно, что пророчества Бенедиктова сбудутся, и тогда неизвестно, во что превратится наша цивилизация. Что, собственно, означает эта дегуманизация? Что угодно! Может быть, смерть, по нашим понятиям. Переход в другой режим бытия. Существование за гранью времени, где все перемешано и нет ни прошлого, ни будущего. Тогда, возможно, Теофиль — это наше же будущее (с нашей, временной и временной точки зрения). Но с его–то точки зрения не должно существовать ни прошлого, ни будущего, ибо он — вне времени. С его точки зрения мое, например, существование может представляться единым целым, в котором тоже не времени и последовательности, а есть лишь отвлеченная идея герметизма. И быть может, с его точки зрения, существование нашей цивилизации тоже представляется вне всякого времени и развития — как просто идея цивилизации вообще, которая и есть сам Теофиль, который (в нашем будущем) просто мыслит себя и таким образом существует (в нашем настоящем — как бы своем прошлом). Бенедиктовская дегуманизация — это тогда возвращение мысли небесного странника в себя! Он как бы перестает мыслить свое вымышленное им же самим прошлое, оставаясь уже только самим собой — идеей цивилизации, которая есть только пустая идея организма. Но в таком случае становится опять непонятно, откуда же взялся наш поклонник? — если из будущего, то лишь из нашего будущего, ибо у отвлеченной идеи самой по себе не может быть будущего. Ведь это только с нашей точки зрения идея может «становиться». Только мы можем помыслить, что земная цивилизация станет неземной (помыслить, что с нашей помощью цивилизация превратится в ничто); с точки же зрения «пребывающей идеи» — нет разницы между ее земным и неземным воплощением. И вот получается, что, с точки зрения небесного странника, он вовсе даже не гость из будущего или из какой–то отдаленной части вселенной, но — та самая земная цивилизация, в которой мы все живем. И тогда его поклонение земным богам — просто–напросто общение с участниками этой земной цивилизации, общение частей и целого. Выходит дело, летят теперь к чертовой матери мои представления о звездном страннике?.. Впрочем, почему же летят? — все, напротив, впервые становится на свои места…

Эти путаные мысли пронеслись у меня в голове вихрем, внезапной догадкой, не подтвержденной ничем (даже опусканием диафрагмы). Пришли внезапно и внезапно же были остановлены тронувшим меня за руку Бенедиктовым. Взглянув на него, я только еще успел подумать, что, возможно, они (эти мысли) навеяны не оставлявшим меня в последние дни впечатлением (скорее, настроением), что судьба — это предопределение будущим. Видимо, в этом нам придется еще разбираться, а пока выкиньте все это из головы, читатель.

Когда Фал Палыч коснулся моей руки, я пришел в себя, оглянулся и заметил, что Марлинского уже нет с нами.

— Вот что, — сказал Бенедиктов, — чуть не забыл: тебе завтра с утра позвонят. Ну вот насчет этой твоей, ить, программы. Ты ведь ничего мне не ответил, а нам для некоторых наших дел понадобятся деньги.

— Каких дел?

— Ну, наших! — вот куда мы сейчас идем? Забыл? Дела делать, подключаться к одной такой группке. Не к болельщикам же «Спартака» подключаться? — «Свиньи, свиньи, хрю–хрю–хрю». Нет, есть более достойные люди. А вот свою программу ты все–таки продай — если уж сам не хочешь с нею мараться…

И тут только я сообразил, откуда взялась у Бенедиктова фантазия подключиться к какой–нибудь группе (а таким образом ведь и ко всему обществу), — подключиться и влиять на ход вещей в мире. До крайности это забавно бывает, читатель, узнать в чужих «глобальных» идеях свои, по сути дела, мошеннические махинации. Да вы посмотрите сами: идею подключиться к обществу и таким образом влиять на него (в общем, извлекать для себя прибыль) Бенедиктов передрал у меня! Ведь это же моя идея: подключиться к машине Госбанка, встроить в нее свою программу и таким образом обогатиться. Моя идея, только чуть–чуть загримированная. Смешно! Но ведь главное здесь не голая эта идея, а программа — что подключить (и как это сделать). Вот, значит, для чего я ему нужен! Отдаешь ли, Фалуша, ты себе в этом отчет?.. Впрочем, вот еще попутная мысль: Фал Палыч и говорит–то со всеми по–разному лишь потому, что легко проникается чужими влияниями и, так проникая в чужую душу, сразу находит отмычку к тому, как убедить человека в нужном ему, Бенедиктову. Он убеждает нас нашими собственными доводами.

Продолжение