Начало здесь. Предыдущее здесь.

Сведения о первой династии киевских князей

В приводимой «Повестью временных лет» легенде об основании Киева отчетливо выделяются два мифоисторических сюжета. Первый из них относится к событиям второй половины V века, когда земли Поднепровья, ранее опустошенные гуннами, снова осваивались славянами. На территории нынешнего Киева, по данным археологии, осели выходцы из различных западнославянских племен, среди которых вполне могли быть куявы (так называлось одно из старинных польских племен), чехи, хървы (т.е. хорваты или просто – горцы). Память о корнях происхождения этих первопоселенцев сохранилась в именах легендарных братьев Кия, Щека и Хорива, обосновавшихся, согласно летописи, на нескольких возвышенностях в центре нынешней украинской столицы.

Второй смысловой сюжет легенды отображает события чуть более позднего времени (конец V – начало VI вв.), когда возникла первая городская цитадель (город Кия), ставшая резиденцией местного княжеского рода. В данном сюжете в образе князя – основателя города просматривается реальный исторический персонаж, вероятно, принадлежавший к осевшей на берегах Днепра куявской племенной группе, а потому названнный в легенде патронимическим именем Кий. Впрочем, он мог и в самом деле так называться.

Карьера Кия, вкратце обрисованная летописью, выглядит вполне правдоподобно. Это был типичный для той эпохи предводитель вольной дружины, предложивший свои услуги властям Восточной Римской империи, Его с почетом приняли в Константинополе, где в тот момент готовы были нанимать на службу любых варваров, так как испытывали недостаток боевых сил для войн с внешними врагами и мятежными подданными. Получив официальный статус и какие-то ресурсы, Кий отправился к дунайской границе, которую он обязался охранять от вражеских нашествий, в качестве «друга и союзника» империи. Явившись к назначенному месту, он «сруби градок мал, и хотяше сесть с родом своим, и не даша ему ту близь живущии». Не добившись успеха в роли имперского федерата, Кий отбыл на историческую родину, где возглавил небольшое племенное объединение, центром которого стал укрепленный городок, вознесшийся над Днепром и названный по имени князя-основателя (или по наименованию племенной группы, к которой он принадлежал).

Когда аварское нашествие обрушило военно-политическую структуру антов, периферийный обломок этой структуры сохранился под властью родовой корпорации потомков Кия. Возможно, аварские конники просто не смогли пробиться к Киеву, огражденному тогда с трех сторон дремучими лесными дебрями, а с востока прикрытому Днепром. А может быть, полководцы аварского кагана не сочли необходимым тратить силы на захват незначительного городка, где их не ожидала богатая добыча.

В последующий период именно род Киевичей приобрел власть над всей Полянской землей, которая, по сообщениям не совсем беспристрастных летописцев, стала самой продвинутой в культурном отношении областью Среднего Поднепровья. Но уже во второй половине VII века (или в самом начале VIII в.) поляне, как и некоторые другие восточнославянские племена, оказались в зависимости от могущественного Хазарского каганата, покорившего большую часть той восточноевропейской территории, где позднее, в XIII-XIV вв. обосновалась Золотая Орда (40).

Хазарские каганы считались потомками знаменитого рода Ашина, некогда правившего громадной Тюркской империей (VI – начало VII вв.). Авторитет великих предков давал возможность вождям сравнительно небольшого (на первых порах) прикаспийского народа собирать под своими знаменами многочисленные воинства степных удальцов, которые затем обрушивались на хазарских соседей. Хазары победили и подчинили себе севрокавказских и приазовских булгар (своих близких родичей), алан (предков нынешних осетин), завоевали города грекоязычной Восточной Тавриды, обложили данью многие племена Северного Кавказа, Поволжья и Поднепровья.

Главными жертвами хазарских грабительских походов в VII-VIII вв. стали богатые страны Закавказья, подвластные тогда Арабскому халифату. Арабо-хазарские войны шли почти непрерывно до 737 года, когда знаменитый арабский полководец Мерван сумел нанести каганату серию жестоких поражений. Войско Мервана прошло победным маршем до хазарской столицы, расположенной в низовьях Волги. Каган был вынужден капитулировать и даже формально принял ислам.

Военные поражения и унизительная процедура отречения от веры предков подорвали авторитет правящего рода Хазарии. Этим воспользовались некоторые группировки военно-кочевой знати (главным образом, из приазовского булгарского социума), захватившие всю власть в каганате. Выдвигавшийся ими фактический правитель Хазарии, именовавшийся шад-бек (главнокомандующий), или каган-бек (правящий государь), мог теперь по своему произволу назначать, смещать и даже уничтожать верховных (старших) каганов из рода Ашина, превращенных в сугубо ритуальные фигуры властной иерархии.

Замена древнего родового права первенством грубой силы не могла не привести к многочисленным конфликтам между различными кланами феодальной верхушки. Ослабленный внутренними раздорами (41), каганат на какое-то время лишился возможности проводить прежнюю завоевательную политику по отношению к соседним народам. Даже наметившееся во второй половине VIII века ослабление Арабского халифата хазары не смогли эффективно использовать для новых попыток экспансии в закавказском направлении (42).

Киевские князья, сохранявшие под игом каганата власть над соплеменниками, должны были напрягаться, искать дополнительные ресурсы в своей земле и за ее пределами, чтобы исполнять навязанные им вассальные обязанности. Обстоятельства принуждали полянских правителей к проведению активной политики в отношении соседей. Результатом такой политики стало объединение нескольких племенных территорий под эгидой Киева. Усилившись в достаточной мере, киевские князья отказались платить дань каганату, после чего успешно отбились от хазар.

Сюжетная ткань древних киевских преданий, послужившая основой для последующих летописных трудов, должна была открываться легендой об основании Киева. Финальный happy end этой легенды в ее исходном варианте, вероятнее всего, сообщал о том, что после Кия в основанном им городе правили его потомки. Так обычно заканчивались все подобные династийно-политические мифы (43). Но авторы «Повести временных лет» посчитали нужным вычеркнуть сообщение о прямых наследниках Кия и его братьев.

За легендой об основании Киева, по всей видимости, шли эпизоды, повествовавшие о различных конфликтах между приднепровскими племенами, свернутые у Нестора до одной фразы о том, что после смерти Кия и его братьев поляне терпели какие-то притеснения от древлян «и иных окрестных людей». В исходном повествовании данный сюжет должен был завершаться сообщением о том, что поляне победили древлян и «иных окрестных», подчинили их и обложили данью (44).

Далее в древних сказаниях могло идти повествование о борьбе киевских князей с хазарами (45), по вероятной схеме: появление хазар с требованием дани; поляне платят дань, потом отказываются и посылают кагану вместо дани мечи, как вызов на бой; затем — эпизоды боевых действий, завершившихся победой Киева; киевские князья становятся во главе Поднепровской Руси. Из всего этого сюжета в «Повесть временных лет» попал лишь красочный эпизод приема хазарских послов в Киеве. Мечи, посланные хазарскому кагану, авторы летописи признали настоящей данью, прибавив от себя как бы предвидение на будущее, вложенное в уста хазарских старейшин: «Не добрая дань эта, мы доискались ее оружием, острым только с одной стороны, а у этих оружие обюдоострое. Станут они когда-нибудь собирать дань и с нас, и с иных земель».

Эпизод с отправкой кагану мечей мог произойти примерно во второй половине восьмидесятых годов VIII века, когда очередной фактический правитель (каган-бек) Хазарии, видимо, решил усмирить непокорного киевского вассала и возобновить практику налогообложения земель Поднепровья (46). Следы этого соискателя славянской дани обнаруживается в известной былине о победе киевских богатырей над царем Калином, в чьем имени проглядывает древнетюркская основа. Если он был хазарским каган-беком, то его вполне могли зафиксировать в древних легендах с титулом «царь» (в арабских источниках чаще всего именно так именовали фактических правителей каганата, отличая их от номинальных суверенов, за которыми сохраняли титул «каган»).

Былинный сюжет о войне с Калином (заслуживающий отдельного исследования) содержит несколько элементов вполне правдоподобной исторической фактуры (47). Из них следует, что это была весьма значительная военная кампания, как по напряженности противоборства, так и по его политическим результатам. С грозным врагом сражались все русские богатыри (что символизировало союз нескольких княжеств-земель Поднепровья). В богатырской дружине, защитившей Киев, были и представители Северной Руси (в этом былинная версия сходится с соответствующим эпизодом из «Жития Стефана Сурожского»). И еще одна, весьма знаменательная деталь присутствует в повествовании о войне с Калином: эта война завершилась не полным разгромом и гибелью противника (как это обычно присходит в традиционных былинах), а неким мирным соглашением. Что вполне соответствует историческим реалиям.

На рубеже VIII-IX вв. Хазария вошла в полосу острого политического кризиса, итогом которого стало восстановление реальной власти древнего рода наследственных каганов, идеологически оформленное принятием иудаизма, занесенного в каганат выходцами из стран Ближнего Востока. Новый порядок и новая религия утвердились после длительной и жестокой междоусобной войны. В этот период Поднепровская Русь успела в достаточной мере окрепнуть, и затем сосуществовала с Хазарским каганатом в условиях примерного равенства сил. Сосуществование иногда прерывалось локальными конфликтами; в другие периоды Русь и Хазария сотрудничали, и, при этом, всегда поддерживали активные торговые связи. Так продолжалось более полутора веков, вплоть до времен Святослава Игоревича.

Где-то в самом начале IX века (а может быть и ранее, в конце VIII в.) киевские князья стали именоваться каганами Руси. Приняв этот титул, они очертили территориальные масштабы своих державных амбиций, не ограничиваясь одной только Полянской землей, но претендуя также на власть над соседними племенными объединениями Среднего Поднепровья. По своему титулу правители Руси теперь приравнялись к властителям сильных соседних государств – каганам Хазарии и Дунайской Болгарии. Позднейшие великие князья из династии Рюриковичей также могли именоваться каганами (по крайней мере, спорадически). Об этом, в частности, свидетельствует употребление старинного титула в «Слове о законе и благодати», применительно к Владимиру Крестителю.

Ни летописные, ни былинные источники не сохранили нам имена тех потомков Кия, которые возглавили борьбу с хазарами и создали крепкое государство с центром на Днепре. Их династия пала уже в первой половине IX века, а последующие владельцы града на Старокиевской горе, со временем, стали забывать деяния своих предшественников.

Трагедия рода Киевичей произошла обвально, где-то в конце тридцатых годов IX в.

Всего лишь за несколько лет до того Поднепровская Русь отметила свой выход на арену большой политики дерзким набегом на Амастриду – центр византийской провинции Пафлагония (48). Продемонстрировав там силу меча, киевские правители в 838 году отправили в столицу Византийской империи посольство, в составе которого были этнические шведы (49). С большой долей вероятности можно предположить, что на службу в Киев эти варяжские гости явились из Ладоги (принадлежавшей в ту пору скандинавам, предположительно шведского происхождения). Выходцы из весьма известного в ту пору центра международной коммерции могли обладать знаниями и опытом, необходимыми для ведения сложных переговоров, главным предметом которых, наверняка, были проблемы русско-греческой торговли.

Переговоры проходили вполне успешно; правительство императора Феофила достойно приняло киевских посланцев, признав их дипломатический статус. Но, пробыв несколько месяцев в Константинополе, послы кагана Руси почему-то отправились домой не напрямую, а через территорию Франкской империи, присоединившись к византийской миссии, отправленной к императору Людовику Благочестивому в Ингельгейм (где эта миссия появилась весной 839 года). Своим партнерам по переговорам русские послы сообщили, что боятся возвращаться домой из-за «диких и бесчеловечных племен», занимающих пути, по которым посольство явилось в Константинополь. Греки удовлетворились таким объяснением, хотя на самом деле, это была версия, скрывавшая истинное положение дел и намерения послов (чье последующее появление в Ингельгейме вызвало некоторые подозрения при дворе франкского императора).

Упомянутыми «дикими и бесчеловечными» были, по всей видимости, мадьяры (в русских летописях их называли уграми), обосновавшиеся около 822 г. в степях между низовьями Днестра и Днепра. О тогдашних (весьма опустошительных) набегах мадьяр на славянских соседей сообщают арабские авторы (50). Однако, если даже предположить, что днепровский путь на Киев был полностью блокирован, то существовали и другие маршруты движения через восточноевропейские страны. Небольшой группе бывалых, сноровистых людей, владевших различными языками, совершенно незачем было идти из Константинополя дальним обходным путем через германские земли, если они действительно хотели попасть в Киев. Они вполне могли отправиться, например, через Дунайскую Болгарию или Хазарию (эти страны уже не были «дикими и бесчеловечными», тамошние правители периодически обменивались посольствами с императорами Византии). Выдвигаемое некоторыми авторами предположение, что послы, завершив свои дела в Константинополе, захотели проведать Ингельгейм для сбора какой-то информации, также не выдерживает критики: вряд ли в ту пору киевских правителей могла интересовать далекая Франкская империя. Единственно возможное объяснение поступка послов – некая чрезвычайная ситуация. Ситуация настолько острая, что полномочные представители кагана Руси отказались от исполнения служебных обязанностей и направили путь не в Киев, а к родным шведским берегам, транзитом через территорию Восточно-Франкского государства. Можно предположить, что послы-невозвращенцы еще в Константинополе получили информацию о том, что на Русь им возвращаться незачем. Нет уже того государя, чьи интересы они отстаивали на переговорах. И неизвестна судьба государства, от имени которого они выступали в Константинополе.

В глубокой древности Киев находился в глубине лесостепных территорий со сплошным славянским населением. Однако, под действием климатических изменений и вследствие хозяйственной деятельности земледельцев лесные массивы к югу от Киева постепенно редели, и к моменту появления мадьяр в Северном Причерноморье излучина Днепра у порогов в основном уже оголилась. Прикрывавшее Киев с юга племя уличей, оказавшись без естественной лесной защиты, переселилось на запад, в бассейн Днестра (51). После этого постоянная угроза набегов из степи нависла над центральной частью Поднепровской Руси – древней Полянской землей. Киев фактически стал пограничным городом. Мадьярская конница, разделенная на мелкие подвижные отряды, легко проходила вглубь славянских территорий. Кочевники жгли и грабили селения, уводили массы пленников, и пешие славянские ополчения не могли защитить свою землю от такого рода набегов (52). В 838-839 гг., надо полагать, тяжкий удар испытала столица Поднепровья. Врага не удалось остановить на дальних рубежах, а Киев тогда не имел надежных укреплений. Была лишь маленькая крепость-убежище на Старокиевской горе, вокруг которой гуртовались родовые усадьбы и селища (53).

Людской и материальный потенциал славянского Поднепровья был велик. Его вполне хватило бы для организации отпора врагу, воинственному, но не слишком многочисленному. Однако, киевская правящая корпорация в известный момент оказалась обезглавленной. Род каганов Руси был в такой мере ослаблен (или даже физически выбит), что не мог выдвинуть авторитетного лидера, способного организовать и возглавить оборону поднепровских земель.

!!! Комментарии и источники к Главе 10 смотрите здесь.

Продолжение

На Главную "Первых Рюриковичей"