Анализ документа, датируемого 944 годом, дает некоторые ключи к родословной династии Рюриковичей

Известный русский интеллектуал XI века, митрополит Илларион в своем «Слове о законе и благодати» перечислил известных ему великих князей Руси, «которые, в свое время владычествуя, мужеством и храбростью прославились во многих странах, их победы и силу вспоминают и поныне и славят». Первым по времени правления среди князей, указанных в «Слове», был Игорь Старый (так его назвал Илларион).

Историчность Игоря в полной мере подтверждается не только древнерусскими, но и греческими текстами соответствующей эпохи. И именно с этого, отнюдь не мифологического персонажа русской истории удобно начинать реставрацию всего родословного древа знаменитой династии русских государей. При этом уместно использовать не только летописные тексты, признанные официальной историографией XII-XIX вв., но и все прочие источники исторической фактуры, включая фрагменты т.н. Иоакимовской летописи, дошедшие до нас в тексте «Истории Российской» Василия Татищева.

Биографические сведения об Игоре, представленные в «Повести временных лет», весьма скудны и не во всем внушают доверие. Прежде всего – в том, что касается происхождения этого князя и его родовых корней. Однако, ценнейшие подробности, касающиеся истинной биографии Игоря и его родословной, выясняются из анализа одного, несомненно, подлинного документа, сохранившегося в дошедших до нас летописных текстах. Это договор с Византией от 20 апреля 944 года; он не подвергся редактированию руками древних хронистов, хотя некоторые ошибки были сделаны при переписке данного документального текста в дошедшие до нас летописи. Такие ошибки можно выявить и поправить.

Список русских представителей в указанном договоре (где поправки выделены курсивом) выглядит следующим образом (1): «Мы, от рода рускаго съли и гостье, Ивор сол Игорев, великого князя руского, и обчие сли: Вуефаст Святославль, сына Игорева, Искусеви Ольги княгини; Слуды Игорев, нети Игорев; Улеб Володиславль; Каницар Передъславин; Шихъберн Е(С)фандрь, жены Улебле; Прасьтен Туръдуви; Либиар Фастов; Грим Сфирьков; Прастен Акун, нети Игорев; Кары Тудков; Каршев Туръдов; Егри Евлисков; Воист Воиков; Истр Аминодов; Прастен Бернов; Ятвяг Гунарев; Шибрид Алданов; Кол Клеков; Стегги Етонов; Сфирько (Глебов?), Алвад Гудов; Фудри Туадов; Мутур Утин; купец: Адун, Адулб, Иггивлад, Олеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Туръбид, Фуръстен, Бруны, Роалд, Гунастр, Фрастен, Игелъд, Туръберн, Моны, Руалд, Свень, Стир, Алдан, Тилен, Апубаксарь, Вузлев, Синко, Боричь…».

Предлагаемые исправления (выделенные курсивом в вышеприведенном отрывке) невелики. Принципиальное значение имеет лишь следующее: предлагается одно из имен читать не Сфандр (как в сохранившемся тексте), а Ефандрь. Можно предположить, что в процессе переписки буква «Е» из древнего текста была принята за сходную по начертанию букву «С». Кроме того, по всей видимости, в данном слове был упущен конечный «ь» (2).

В переводе на язык современного дипломатического протокола начальная часть указанного текста сообщает: «Мы, от народа русского, послы и гости (купцы): Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и остальные члены посольства: Вуефаст, посол Святослава; Искусеви, посол Ольги княгини; Слуды, посол Игоря, племянника Игоря; Улеб, посол Владислава; Каницар, посол Предславы; Шихъберн, посол Ефанды, жены Улеба; Прасьтен, посол Турда (Турдовых); Либиар, посол Фаста; Грим, посол Сфирько; Прастен, посол Акуна, племянника Игоря; Кары, посол Тудко; Каршев, посол Турда; Егри, посол Евлиско; Воист, посол Воика; Истр, посол Аминода; Прастен, посол Берна; Ятвяг, посол Гунара; Шибрид, посол Алдана; Кол, посол Клека; Стегги, посол Етона; Сфирько (предположительно, посол Глеба, в сохранившемся тексте — пропуск); Алвад, посол Гуда; Фудри, посол Туада; Мутур, посол Уты….».

Этот текстовой фрагмент высвечивает достаточно строгую логику перечисления высокопоставленных лиц, получивших почетное право участия (через своих представителей) в оформлении важнейшего на тот момент внешнеполитического акта. Список был ограничен членами всего лишь трех семейств, связанных узами тесного родства и составлявших ближнее окружение великого князя. При анализе возникает что-то вроде коллективного портрета большой группы знатных персон, рядом с которыми маячат смазанные силуэты скромных чиновников тогдашнего дипломатического ведомства.

На первом месте в преамбуле договора – сам великий князь Игорь. Он добился выгодного мирного соглашения с Византийской империей в итоге двух военных кампаний, в ходе которых лично командовал войсками в дальних походах. Пережил жестокий разгром своего флота в первой из этих кампаний и массу других неприятных приключений, потом заново собрался с силами и довел войну до победного конца. А между двумя походами еще сумел стать отцом своего единственного сына. Весь этот стиль поведения рисует облик мужчины отнюдь не старого, но зрелого, сильного и волевого.

Между тем, по версии «Повести временных лет» Игорь считался сыном новгородского князя Рюрика, умершего в 879 г. Если бы это соответствовало действительности, великий князь, замирившийся с греками в 944 году, был бы к тому времени старцем, перевалившим за 65 лет. Весьма неправдоподобно, в свете вышесказанного.

Авторитетный на Западе историк Г.В.Вернадский предположил, что Игорь, муж Ольги и отец Святослава, был не сыном Рюрика, а его внуком (3). Если принять такое предположение, возникает резонный вопрос: кто же был сыном Рюрика и отцом Игоря?

И «Повесть временных лет», и дошедшие до нас фрагменты. Иоакимовской летописи сообщают, что у Рюрика был сын по имени Игорь, который осиротел в младенческом возрасте и был посажен на княжеский престол в Новгороде, а затем и в Киеве усилиями своего опекуна, Вещего Олега. В достоверности этого сюжета невозможно усомниться. Поход Олега на Киев в 882 г. (в ходе которого малолетний сын Рюрика исполнил символическую, но весьма значимую роль) стал одним из ключевых эпизодов ранней русской истории. Подробности этого события и имена его участников должны были сохраняться в живой народной памяти, а также, наверняка были зафиксированы какими-то текстами, поскольку летописание на Руси бытовало уже в последней трети IX века. Следовательно, Игорь Рюрикович – фигура отнюдь не вымышленная. Как и Игорь Старый. Это, по всей видимости, два разных носителя одного имени — отец и сын.

Соответственно такому представлению, великий князь, возглавивший список лиц, упомянутых с русской стороны в договоре с греками, должен был, по правилам старинного этикета, именоваться Игорь Игорев сын Рюрикович. Родился этот князь где-то около 900 г. (4). И в 944 году он действительно находился в возрасте зрелого расцвета. А отец Игоря Старого, носивший то же имя, надо полагать, никогда не был самостоятельным правителем и до самой своей смерти прожил под опекой Вещего Олега. Со временем имена двух князей-тезок слились в памяти потомков, для которых уже существовал только один Игорь, младенцем севший на княжеский стол, а затем будто бы доживший до весьма преклонных лет и погибший в древлянских лесах вскоре после похода на Византию.

Следом за Игорем указан двухлетний княжич Святослав (рожденный, согласно летописям, в 942 г.). В момент заключения договора с греками он, конечно, не мог понимать свое тогдашнее политическое значение и будущее предназначение. Ровно через год, весной 945 года Святославу предстояло дебютировать в качестве великого государя и номинального главнокомандующего в войне с древлянами.

Сохранилось описание внешности Святослава, сделанное внимательным византийцем Львом Диаконом в 971 году: князь был среднего роста, широкоплечий, имел глаза голубые, плоский нос, густые брови и длинные усы, мало волос на подбородке. Типичный облик жителя Северной России, где население образовалось посредством смешения славянского и угро-финского этносов, и где такие же, как Святослав голубоглазые, широконосые и жидкобородые субъекты повсеместно встречаются по настоящее время. При том – никаких черт, свидетельствующих о «нордическом» происхождении, хотя и скандинавская кровь текла в жилах игорева наследника. Видимо, не в мать удался. Коренные гены отцовского рода возобладали.

Княгиня Ольга, указанная в договоре третьей, была в ту пору молодой, красивой женщиной. Она уже познала вкус большой политики, но ощущала себя, прежде всего, счастливой матерью и женой, согретой лучами славы державного супруга. О своей выдающейся политической судьбе будущая русская святая государыня не могла догадываться радостной весной 944 года — последнего года ее безоблачного семейного счастья.

Еще одна группа родственников великого князя включает двух его племянников, Игоря и Владислава, за которыми упомянута Предслава, видимо — мать указанных княжичей. Отцом Игоря и Владислава, очевидно, был родной брат князя Игоря (его, как представляется, уже не было в живых к моменту оформления договора). Если бы мать Игоря и Владислава была сестрой великого князя, ее имя предшествовало бы именам сынов, но Предслава — не сестра, а невестка князя Игоря, а потому указана после княжичей.

О том, что у князя Игоря когда-то был брат, русские летописи не сообщают. Однако у так называемого Кембриджского анонима фигурирует предводитель русского войска по имени Х-л-гу, названный в рукописи «царем», воевавший с хазарами около 937-939 гг., а затем погибший где-то на Востоке (5). Можно с достаточной степенью вероятности предположить, что указанный Х-л-гу, т.е. Олег – брат Игоря (князь по праву рождения, следовательно – «царь» в хазарской интерпретации); и именно его семейство было включено в дипломатический церемониал 944 года.

След одного из указанных в договоре великокняжеских племянников отыскивается в событиях последующей русской истории. В византийских источниках упомянут русский военачальник по имени Икмор (очевидно, искаженное Игорь). Он сражался в войске Святослава и погиб под Доростолом в 971 г. Это был, по всей видимости, Игорь, двоюродный брат Святослава, сын Олега и Предславы, правнук Рюрика (6).

Самый многочисленный коллектив высокопоставленных персон, упомянутых в договоре с греками, возглавила женщина, которую звали Ефанда. Она была женой некоего Улеба (видимо — уже вдовой к моменту оформления документа). Среди мужчин, поставленных за Ефандой, фигурирует еще один племянник Игоря, по имени Акун. По всей видимости, Ефанда — сестра Игоря и мать игорева племянника. Названа она была, очевидно, в честь своей бабушки, жены князя Рюрика, упомянутой в Иоакимовской летописи (7).

Как представительница великокняжеского рода, указанная Ефанда имела более значимый иерархический ранг, чем ее сын Акун (рожденный от подданного); она также была выше, чем прочие родственники со стороны мужа.

Непосредственно за Ефандой, но ранее Акуна в тексте упомянуты трое мужчин — Турд, Фаст и Сфирько. Это, по-видимому, братья покойного Улеба, считавшиеся ниже княжны-вдовы (по социальному статусу), но выше ее сына (по порядку старшинства в роде).

Имя Фаст, которое носил второй из братьев мужа Ефанды, похоже на имя одного из русских послов, оформивших договор Византией в 912 г. (там он назван Фост). Вероятнее всего, в двух документах фигурирует один и тот же государственный деятель (8). Следовательно, во времена Вещего Олега Фаст-Фост был уже совершеннолетним вельможей, но еще сравнительно молодым: его имя в списке олеговых послов поставлено на предпоследнем месте, далее фигурирует лишь некий Стемид — секретарь и/или переводчик посольской миссии. Можно предположить, что Фаст и его братья были старше князя Игоря (еще несовершеннолетнего в 912 году, когда номинальный великий князь даже не был указан в важнейшем дипломатическом акте). Данное предположение позволяет считать Ефанду старшей сестрой Игоря, рожденной где-то в 890-895 гг. Ее брак с Улебом мог быть заключен по воле Вещего Олега, соединившего этим брачным союзом влиятельный род варяжской служивой знати с великокняжеским семейством.

Прасьтен, посол Турда именуется не Турдов, а Турдови. Следовательно, этот чиновник представлял не только конкретного вельможу, но, одновременно, и весь родственный коллектив, в котором указанный Турд, брат покойного Улеба был на тот момент главой. За Акуном идут многочисленные мужчины. Надо полагать, это — племянники Улеба, сыновья трех его братьев и сестры Уты, которая замыкает список, так как уступает по статусу всем мужчинам своего рода, в соответствии с правилами патриархальной этики.

Список перечисленных в договоре родичей Ефанды вполне соответствует древнему обычаю (закрепленному затем «Русской Правдой» Ярослава), определявшему состав законных мстителей за убитого: жена – за мужа, сыновья – за отца, братья и сестры – за брата, племянники – за дядю (9). Это далеко не случайно.

Покойный муж Ефанды, Улеб при жизни занимал очень высокое положение в государственной иерархии. Как близкий родственник великого князя (при том – старший по возрасту), он мог быть видным военачальником, даже главным воеводой Игоря. В последнем случае Улеб должен был возглавлять не только военное ведомство, но и весь аппарат исполнительной власти. Воевода, конечно же, обязан был сопровождать князя в его военных кампаниях, в том числе – и в злополучном походе 941 года. В начале той кампании Игорь потерял свой флот и с десятком уцелевших судов повернул к родным берегам. А его войско, высаженное на малоазийском берегу и не имевшее шансов на спасение, продолжало в течение нескольких месяцев сражаться с многочисленными византийскими армиями, удивляя врага мужеством и боевым искусством. По всей видимости, обреченное воинство возглавлял опытный и умелый предводитель, и таковым вполне мог быть воевода Улеб. Он, в отличие от князя, обязан был оставаться со своими воинами до самого конца. И, надо полагать, с честью погиб в бою, или же утонул, когда остатки русского войска пытались уйти от малоазийских берегов на малых лодках, преследуемые мощной византийской эскадрой (10).

Следующая военная кампания Игоря против Византии прошла в 943 году без больших битв. Правители Константинополя очень быстро предложили мириться. Не отомстив за гибель Улеба, князь Игорь предоставил членам улебова рода символическое удовлетворение: сделал их участниками своего дипломатического триумфа, и, вероятно, выделил им часть византийской дани в качестве виры за убитого.

Знатный род Турдовых имел, вне всякого сомнения, скандинавские корни, но при этом был изрядно адаптирован в славянской среде; в частности, один из представителей их младшего поколения носил типичное славянское имя Воик. Еще одна любопытная особенность: при наличии многочисленных племянников Улеба, сын у него был только один. Как и у его шурина Игоря. Видимо, обоим досталось на долю немало державных забот и тревог, отвлекавших от мирного наслаждения семейным счастьем, которое вполне испытали Улебовы братья.

Продолжение

+++++

!!! Комментарии и источники к Главе 1 смотрите на странице Комментариев и источников

Trackback URI | На Главную "Первых Рюриковичей"